Я вернусь
Я вернусь
9 июля 1945 года. Софья Михайловна отмечает каждую круглую дату со дня Великой Победы. Прошло 2 месяца… И до сих пор она ждет.
Медленно, не спеша Софья Михайловна подошла к ветхому столу, вытащила из его верхней полки ветхую картонную коробку и прижала к груди. Письма! Вроде бы совсем обычные листки бумаги, но в них хранилась память, крохотная надежда - надежда и непоколебимая вера пропавшей без вести дочери… Как бы хотелось женщине вернуть те времена, когда ее малютка лежала в колыбели, когда не знала, что сулит ей судьба.
Война – для кого она? Ради чего? Кому нужно это страшное кровопролитие, эта невыразимая боль души? Никому. Ни одному человеку с живой душой! С чистым сердцем, сердцем, способным искренне и неизменно любить.
Уничтожение. Разрушение. Смерть. Это война. А мы – люди.
Софья Михайловна со вздохом присела на маленький стульчик. Из ее глаз потекли непослушные слезы, ручейками побежали по щекам и упали на дрожащие колени. Что с ними поделать, со слезами? Не уймешь.
Но ведь она все еще ждет.
«Мама, милая, здравствуй! Как же я рада, что пишу тебе!
У меня все нормально, теперь я медсестра в полевом госпитале. Работают здесь все слажено, как один человек, единое целое. Глядя на них, на их настрой, я все яснее понимаю: победим. Иначе быть не может.
Недавно привезли раненых. Изможденные, они невидящими глазами смотрели в потолок и что-то шептали. Одна из них, совсем молоденькая девушка, громко стонала: «Вася… Вася… Убили, ироды! Будь ты проклята, война! Проклята! Ненавижу…». Мне хотелось убежать, спрятаться, сжаться в комок и закрыть уши руками, чтобы не слышать эти крики, эти стоны, не видеть страдающих лиц - и страдающих не только от телесной боли… Но все это только прибавило сил, заставило бороться, помогать и слепо надеяться. Подбежав к девушке, я мягко обняла ее – как же родна она мне стала в ту минуту! – и заплакала. А она крепко схватила мое плечо, сжала до боли и зашептала: «Живи, слышишь?! Жизнь… Родина… Грудью стой за нее!.. Ненавижу… ВОЙНА!!!». А потом упала на подушку и зарыдала, подвывая, как раненый зверь…
Мне страшно, мама! Страшно!
Я тебя люблю, помни,
Юлька».
«Родная, здравствуй!
Знаю, ты переживаешь. Со мной все в порядке, много работаю, потому совсем нет времени писать. Но знаешь, я даже рада, что оказалась здесь: ты и представить не можешь, какое это счастье – ПОМОГАТЬ и видеть благодарность в лицах раненых. Каждый день встречаемся со смертью лицом к лицу и сражаемся с ней. Сражаемся против нее. За мир, за свободу. В моей груди все сильнее разгорается пламя жизни. Мама, я пойду до конца! За Родину, за погибших солдат, за мой народ, за тебя. За то, чтобы над будущим поколением высилось безмятежное небо. За то, чтобы они были счастливы.
Победа за нами.
Люблю,
Твоя дочка».
«Здравствуй, мама. Совсем нет времени писать – нужно бежать помогать раненым. Их несут прямо с поля, и не хватает медсестер. Хочется помочь каждому, броситься к нему, вылечить раны и закрыть собой от этой страшной войны.
Вчера на моих руках умер солдат. Его глаза, голубые-голубые, цвета неба, который обязательно засияет над моей страной, смотрели пронзительно, словно прожигали меня изнутри. Умирая, он протянул мне письмо и прошептал: «Матери напиши, чтоб не ждала».
Всю ночь плакала.
Мама, ты меня жди. Я вернусь.
Юля».
«Мам, я в порядке. Госпиталь переводят ближе к фронту. Каждый день вижу смерть. Ночью не могу спать – преследуют страдающие лица солдат и их стоны, рождаемые дикой, невыносимой болью, и в голове все время слышатся слова: «Сестра, скажите, я поправлюсь? Мне на фронт надо, к товарищам, Родину защищать!».
Работаю до изнеможения, до потери пульса ради того, чтобы хоть немного ослабить чужое страдание и забыть о рваной ране в груди, в самом сердце, оставленной этой безжалостной, никому не нужной войной.
Неделю назад убили Таню, полевую медсестру из моего госпиталя, землячку.
Ненавижу войну!»
Софья Михайловна одно за другим перебирала письма. Она уже не пыталась остановить застилающих лицо слез. Ей бросались в глаза идущие друг за другом, написанные знакомым косым почерком подписи: Юлька, твоя дочка, Юля. И последнее – без подписи. И Софья Михайловна с болью понимала, что ее дочка менялась точно так же, как эти надписи, но страшнее всего было то, отчего она так изменилась. Будь ты проклята, война!
Последние два письма Софья Михайловна вынула особенно бережно. В них была вся ее вера, вся надежда.
«Уважаемая, Софья Михайловна, с прискорбием должен сообщить, что ваша дочь, Михеева Юлия Александровна, пропала без вести, исполняя свой долг. Почти весь отряд, с которым она находилась, был расстрелян. Ее судьба неизвестна. Юлия Александровна была храброй и стойкой девушкой. Мы ее очень любили. Скорбим вместе с вами. Передаю ее последнее письмо…
В.Г.Никифоров, заведующий полевого госпиталя».
«Здравствуй, мама. Нет времени писать. Завтра вместе с отрядом буду наступать на осажденную немцами деревню. Там наши.
Мам, здесь я поняла одну вещь. Нет ничего священнее жизни, и за жизнь людей, за их свободу, за единственную улыбку на лице товарищей я до конца пойду! До конца – что бы ни случилось. Все отдам ради того, чтобы спасти хотя бы одного человека от ЭТОЙ ПРОКЛЯТОЙ ВОЙНЫ!!! Умру – не сдамся.
Но ты меня все равно жди. Я вернусь. Обещаю».
- Жду, - прошептала она. Затем бесшумно встала, подошла к окну и резко отдернула закрытые занавески.
А солнечные лучи словно только и ждали того момента, когда им разрешат проникнуть в комнату. Комната заполнилась удивительным светом, а вместе с ним прокралась в сердце и надежда. Все дышало миром. Любовью.
- Небо такое, как любила Юлька: голубое-голубое, как глаза того солдата, которого мать уже никогда не дождется, - вздохнула Софья Михайловна.
Внезапно ее раздумья прервали короткие, спешащие от нетерпения звонки в дверь. Софья Михайловна, все так же не торопясь, вышла в прихожую и открыла скрипнувшую в немом ожидании дверь. На пороге стояла незнакомая и в то же время знакомая женщина. От уголков ее глаз бежали морщинки, расчеркивая молодое, как показалось Софье Михайловне, лицо. Темные, с чуть проглядывающей сединой волосы. Усталый, но ясный взгляд.
- Я же обещала: вернусь! – улыбнулась она.
9 июля 1945 года. Софья Михайловна отмечает каждую круглую дату со дня Великой Победы. Прошло 2 месяца… И до сих пор она ждет.
Медленно, не спеша Софья Михайловна подошла к ветхому столу, вытащила из его верхней полки ветхую картонную коробку и прижала к груди. Письма! Вроде бы совсем обычные листки бумаги, но в них хранилась память, крохотная надежда - надежда и непоколебимая вера пропавшей без вести дочери… Как бы хотелось женщине вернуть те времена, когда ее малютка лежала в колыбели, когда не знала, что сулит ей судьба.
Война – для кого она? Ради чего? Кому нужно это страшное кровопролитие, эта невыразимая боль души? Никому. Ни одному человеку с живой душой! С чистым сердцем, сердцем, способным искренне и неизменно любить.
Уничтожение. Разрушение. Смерть. Это война. А мы – люди.
Софья Михайловна со вздохом присела на маленький стульчик. Из ее глаз потекли непослушные слезы, ручейками побежали по щекам и упали на дрожащие колени. Что с ними поделать, со слезами? Не уймешь.
Но ведь она все еще ждет.
«Мама, милая, здравствуй! Как же я рада, что пишу тебе!
У меня все нормально, теперь я медсестра в полевом госпитале. Работают здесь все слажено, как один человек, единое целое. Глядя на них, на их настрой, я все яснее понимаю: победим. Иначе быть не может.
Недавно привезли раненых. Изможденные, они невидящими глазами смотрели в потолок и что-то шептали. Одна из них, совсем молоденькая девушка, громко стонала: «Вася… Вася… Убили, ироды! Будь ты проклята, война! Проклята! Ненавижу…». Мне хотелось убежать, спрятаться, сжаться в комок и закрыть уши руками, чтобы не слышать эти крики, эти стоны, не видеть страдающих лиц - и страдающих не только от телесной боли… Но все это только прибавило сил, заставило бороться, помогать и слепо надеяться. Подбежав к девушке, я мягко обняла ее – как же родна она мне стала в ту минуту! – и заплакала. А она крепко схватила мое плечо, сжала до боли и зашептала: «Живи, слышишь?! Жизнь… Родина… Грудью стой за нее!.. Ненавижу… ВОЙНА!!!». А потом упала на подушку и зарыдала, подвывая, как раненый зверь…
Мне страшно, мама! Страшно!
Я тебя люблю, помни,
Юлька».
«Родная, здравствуй!
Знаю, ты переживаешь. Со мной все в порядке, много работаю, потому совсем нет времени писать. Но знаешь, я даже рада, что оказалась здесь: ты и представить не можешь, какое это счастье – ПОМОГАТЬ и видеть благодарность в лицах раненых. Каждый день встречаемся со смертью лицом к лицу и сражаемся с ней. Сражаемся против нее. За мир, за свободу. В моей груди все сильнее разгорается пламя жизни. Мама, я пойду до конца! За Родину, за погибших солдат, за мой народ, за тебя. За то, чтобы над будущим поколением высилось безмятежное небо. За то, чтобы они были счастливы.
Победа за нами.
Люблю,
Твоя дочка».
«Здравствуй, мама. Совсем нет времени писать – нужно бежать помогать раненым. Их несут прямо с поля, и не хватает медсестер. Хочется помочь каждому, броситься к нему, вылечить раны и закрыть собой от этой страшной войны.
Вчера на моих руках умер солдат. Его глаза, голубые-голубые, цвета неба, который обязательно засияет над моей страной, смотрели пронзительно, словно прожигали меня изнутри. Умирая, он протянул мне письмо и прошептал: «Матери напиши, чтоб не ждала».
Всю ночь плакала.
Мама, ты меня жди. Я вернусь.
Юля».
«Мам, я в порядке. Госпиталь переводят ближе к фронту. Каждый день вижу смерть. Ночью не могу спать – преследуют страдающие лица солдат и их стоны, рождаемые дикой, невыносимой болью, и в голове все время слышатся слова: «Сестра, скажите, я поправлюсь? Мне на фронт надо, к товарищам, Родину защищать!».
Работаю до изнеможения, до потери пульса ради того, чтобы хоть немного ослабить чужое страдание и забыть о рваной ране в груди, в самом сердце, оставленной этой безжалостной, никому не нужной войной.
Неделю назад убили Таню, полевую медсестру из моего госпиталя, землячку.
Ненавижу войну!»
Софья Михайловна одно за другим перебирала письма. Она уже не пыталась остановить застилающих лицо слез. Ей бросались в глаза идущие друг за другом, написанные знакомым косым почерком подписи: Юлька, твоя дочка, Юля. И последнее – без подписи. И Софья Михайловна с болью понимала, что ее дочка менялась точно так же, как эти надписи, но страшнее всего было то, отчего она так изменилась. Будь ты проклята, война!
Последние два письма Софья Михайловна вынула особенно бережно. В них была вся ее вера, вся надежда.
«Уважаемая, Софья Михайловна, с прискорбием должен сообщить, что ваша дочь, Михеева Юлия Александровна, пропала без вести, исполняя свой долг. Почти весь отряд, с которым она находилась, был расстрелян. Ее судьба неизвестна. Юлия Александровна была храброй и стойкой девушкой. Мы ее очень любили. Скорбим вместе с вами. Передаю ее последнее письмо…
В.Г.Никифоров, заведующий полевого госпиталя».
«Здравствуй, мама. Нет времени писать. Завтра вместе с отрядом буду наступать на осажденную немцами деревню. Там наши.
Мам, здесь я поняла одну вещь. Нет ничего священнее жизни, и за жизнь людей, за их свободу, за единственную улыбку на лице товарищей я до конца пойду! До конца – что бы ни случилось. Все отдам ради того, чтобы спасти хотя бы одного человека от ЭТОЙ ПРОКЛЯТОЙ ВОЙНЫ!!! Умру – не сдамся.
Но ты меня все равно жди. Я вернусь. Обещаю».
- Жду, - прошептала она. Затем бесшумно встала, подошла к окну и резко отдернула закрытые занавески.
А солнечные лучи словно только и ждали того момента, когда им разрешат проникнуть в комнату. Комната заполнилась удивительным светом, а вместе с ним прокралась в сердце и надежда. Все дышало миром. Любовью.
- Небо такое, как любила Юлька: голубое-голубое, как глаза того солдата, которого мать уже никогда не дождется, - вздохнула Софья Михайловна.
Внезапно ее раздумья прервали короткие, спешащие от нетерпения звонки в дверь. Софья Михайловна, все так же не торопясь, вышла в прихожую и открыла скрипнувшую в немом ожидании дверь. На пороге стояла незнакомая и в то же время знакомая женщина. От уголков ее глаз бежали морщинки, расчеркивая молодое, как показалось Софье Михайловне, лицо. Темные, с чуть проглядывающей сединой волосы. Усталый, но ясный взгляд.
- Я же обещала: вернусь! – улыбнулась она.
Нуриманова Ирина, 17 лет, Ишимбай
Рейтинг: 2
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |