Родные люди
Родные люди
Дорога кажется мне бесконечно долгой. Уже несколько часов я смотрю на белоснежные равнины и холмы, слушаю тихий скрип зимней дороги, а конца пути всё не видно. Может быть, это дорога жизни, такая длинная и трудная, с обочинами, ямами, со стремительными взлетами и быстрыми падениями? Снег застелил ее, сделав совершенно чистой, и она блистала под бледным светом своей небывалой красотой и таинственностью. Куда приведет она меня? Надеюсь, она сможет скрыть мое одиночество в недрах своих и, наконец-то, подарит счастье.
Кучер везет меня к единственному папиному родственнику, деду Ермолаю. Я никогда не видела его, но, оставшись сиротой, мне некуда было пойти, и он согласился взять меня к себе, в глухую деревеньку, где работал лесником. Об угрюмом и молчаливом деде рассказал мне мой покойный папа, ненадолго переживший мамин уход. Одна в целом мире, я с соседским кучером направлялась из родного гнезда в далекое, неведомое мне место.
Когда мы приехали, солнце стояло над самым горизонтом. Деревня была неописуемо красива. Каждый домик был одет в свою неповторимую белую шубку и покрыт тонкой паутиной снежной шали. Солнечные лучи серебрили избушки, и мне казалось, что я очутилась в сказке. Необычайное сияние зимнего дня пронизывало мою душу светом, оставляя умиротворение и покой. Счастье такое воздушное! Его подхватывает зимний ветер и несет по всему свету.
Домик деда Ермолая был маленьким и аккуратным. Он, как и все, казалось, был покрыт драгоценными небесными камушками сверху до низу. Дверь была открыта, дом пуст. Я с опаской зашла за кучером. Внутри стояла безупречная чистота, словно дед Ермолай жил не один, и умелые женские руки долгими морозными вечерами с любовью вытирали каждую пылинку в доме. Как и в старину, в доме был Красный угол, где стояли образа во главе с иконой Богоматери. Я немедленно подошла, произнесла короткую молитву и перекрестилась. Сердцу стало теплее. Но где же дед Ермолай?
Скрипнули половицы. Я обернулась в радостном предвкушении и застыла от ужаса: дед был страшен. Косматая, черная с проседью голова, жесткие черты покрасневшего от мороза лица с глубокими морщинами, рот, неприветливо натянутый в полоску. Похолодев от ужаса, я не могла произнести ни слова. Поняв мой взгляд, дед Ермолай отвернулся и махнул рукой уже прощающемуся от испуга кучеру. Мне хотелось уехать с ним, но было некуда.
Дни у деда Ермолая тянулись невероятно долго. За это время мы едва ли обмолвились словами. Я боялась его, и он чувствовал это. Дед с утра до позднего вечера уходил в лес. Я оставалась хозяйкой в доме, которого и домом-то назвать не могла – так всё было чуждо и непривычно мне. Тоска по матери и отцу – людям, дарившим мне теплоту и заботу, любимым и родным – всё чаще охватывала мое безликое существование. Они покинули меня, но жили глубоко в сердце. Моя же жизнь день ото дня становилась все тяжелее в чужом доме. Но было и нечто чудесное в приезде сюда. Каждый новый день я встречала в лесу, играла с ветром, разговаривала с ним, пела колыбельные уснувшим деревьям. Однажды я нашла великое сокровище, ставшее моей собственной «тайной», - уснувшую подо льдами реку. Осторожно присаживаясь на крутой берег, я подолгу смотрела в ее чистое зеркало, пока оно не укрылось свежей пушистой периной белого снега. Но и после того река не потеряла своего великолепия, и я часто любовалась ей. Если бы можно было сбежать, то именно это место стало бы моим домом.
Но в один особенно морозный вечер случилось непредвиденное. Дед Ермолай вернулся домой не один. В его руках трясся маленький живой зайчик с перевязанными грязной тряпкой, раненными задними лапками. А на дедушкином топоре была кровь.
Злость переполнила меня до краев. Я с ненавистью крикнула ему: «Чудовище!», надела шапку, шубу, сапоги и, выхватив из его рук зайчонка, стремглав выбежала из дома. Но куда теперь? В мое «тайное» место.
Бежать сквозь выпавшие сугробы было трудно. В избе я забыла перчатки, и руки, разгоряченные от гнева, крепко держащие маленькое существо, морозил ветер. Постепенно холод овладел мной, остудив огонь, пылающий внутри. Повсюду была темнота, и я уже не разбирала дороги. Споткнувшись, я упала и съехала по склону. Лесной малыш был в порядке. Я перевернулась на живот, обняла его и стала смотреть на проглядывающие сквозь тучи звезды. Тоска по любви, теплоте охватили меня, одиночество душило, и я заговорила с единственным живым существом, которое прижимала к груди:
- Смотри, какие звезды. Маленькие, яркие. На снежинки похожи. И каждая находится далеко от других… Наверное, они очень одиноки, и потому падают с неба к нам, чтобы подружиться и сказать: «Мы с вами, мы рядом». И тогда звезды обретают друзей, - я улыбнулась. Взглянула на зайчонка. – А я совсем одинока. У меня никого нет. Никого в целом мире. Ты тоже один, да? Иначе бы тебя защитили от топора деда Ермолая. Но не бойся, теперь я буду тебя защищать. Ты не один. Смотри, лунная дорожка! Может быть, луна зовет нас к себе, и я встречу там маму и папу?
Сквозь облака пробивался лунный луч. Он падал в нескольких метрах от меня и манил к себе. Я осторожно сделала шаг…
У меня было лишь мгновение, чтобы отбросить назад и спасти маленького зайчонка. Последним, что я увидела, погрузившись в воду, было покрытое тучами, черное небо. «Защитила!» - промелькнула мысль. Но кто защитит меня?..
Я ошибалась, думая, что река спит. Нет, она жила своей бурной, неутомимой жизнью, и ее течение уносило меня под лед. Я цеплялась за него оледеневшими пальцами, тщетно пытаясь выбраться: не хватало сил. Пальцы разжимались, и я вспомнила по-детски – искренне и глубоко – погрустневшие глаза старика, услышавшего от меня непоправимое слово. А ведь он единственный, кому я была нужна после смерти родителей. Нужна… Как я была несправедлива к нему!
Чья-то сильная рука вдруг потянула меня из воды наверх, к жизни. Ледяная вода жгла, как огонь, но сердце, отягощенное виной, горело сильнее. Меня тащили и тащили, а я захлебывалась, плакала и звала маму – самую дорогую, самую близкую, любовь которой согревала меня всегда.
Мокрая, продрогшая, спустя несколько минут я сидела на снегу и рыдала. Рядом, обнимая меня и плача, сидел дед Ермолай. И в эти мгновения я поняла, что нет у меня никого ближе дедушки и у него, кроме меня, никого нет. И душа у нас одна на двоих. И его лицо не казалось мне страшным – просто оно носило печать бывшего одиночества. Я крепко обхватила деда Ермолая, и его глаза зажглись невыразимым счастьем. Я улыбнулась. И звезды, горевшие в небесах, улыбались нам, идущим по заснеженной дороге Жизни в теплый уютный домик. Наш домик. В руках дед Ермолай нес зайчика, которого днем спас от волчьих зубов, прогнав голодного зверя топором и перевязав укушенные задние лапки малыша. Мы вылечим его и отпустим на волю.
Небо над нами очистилось. Луна освещала путь. Мы были не одни. Пройдя испытания, мы поняли, что счастье – это родные люди. И счастье знать, что дома тебя кто-то ждет. Тот, кто готов защищать тебя.
Дорога кажется мне бесконечно долгой. Уже несколько часов я смотрю на белоснежные равнины и холмы, слушаю тихий скрип зимней дороги, а конца пути всё не видно. Может быть, это дорога жизни, такая длинная и трудная, с обочинами, ямами, со стремительными взлетами и быстрыми падениями? Снег застелил ее, сделав совершенно чистой, и она блистала под бледным светом своей небывалой красотой и таинственностью. Куда приведет она меня? Надеюсь, она сможет скрыть мое одиночество в недрах своих и, наконец-то, подарит счастье.
Кучер везет меня к единственному папиному родственнику, деду Ермолаю. Я никогда не видела его, но, оставшись сиротой, мне некуда было пойти, и он согласился взять меня к себе, в глухую деревеньку, где работал лесником. Об угрюмом и молчаливом деде рассказал мне мой покойный папа, ненадолго переживший мамин уход. Одна в целом мире, я с соседским кучером направлялась из родного гнезда в далекое, неведомое мне место.
Когда мы приехали, солнце стояло над самым горизонтом. Деревня была неописуемо красива. Каждый домик был одет в свою неповторимую белую шубку и покрыт тонкой паутиной снежной шали. Солнечные лучи серебрили избушки, и мне казалось, что я очутилась в сказке. Необычайное сияние зимнего дня пронизывало мою душу светом, оставляя умиротворение и покой. Счастье такое воздушное! Его подхватывает зимний ветер и несет по всему свету.
Домик деда Ермолая был маленьким и аккуратным. Он, как и все, казалось, был покрыт драгоценными небесными камушками сверху до низу. Дверь была открыта, дом пуст. Я с опаской зашла за кучером. Внутри стояла безупречная чистота, словно дед Ермолай жил не один, и умелые женские руки долгими морозными вечерами с любовью вытирали каждую пылинку в доме. Как и в старину, в доме был Красный угол, где стояли образа во главе с иконой Богоматери. Я немедленно подошла, произнесла короткую молитву и перекрестилась. Сердцу стало теплее. Но где же дед Ермолай?
Скрипнули половицы. Я обернулась в радостном предвкушении и застыла от ужаса: дед был страшен. Косматая, черная с проседью голова, жесткие черты покрасневшего от мороза лица с глубокими морщинами, рот, неприветливо натянутый в полоску. Похолодев от ужаса, я не могла произнести ни слова. Поняв мой взгляд, дед Ермолай отвернулся и махнул рукой уже прощающемуся от испуга кучеру. Мне хотелось уехать с ним, но было некуда.
Дни у деда Ермолая тянулись невероятно долго. За это время мы едва ли обмолвились словами. Я боялась его, и он чувствовал это. Дед с утра до позднего вечера уходил в лес. Я оставалась хозяйкой в доме, которого и домом-то назвать не могла – так всё было чуждо и непривычно мне. Тоска по матери и отцу – людям, дарившим мне теплоту и заботу, любимым и родным – всё чаще охватывала мое безликое существование. Они покинули меня, но жили глубоко в сердце. Моя же жизнь день ото дня становилась все тяжелее в чужом доме. Но было и нечто чудесное в приезде сюда. Каждый новый день я встречала в лесу, играла с ветром, разговаривала с ним, пела колыбельные уснувшим деревьям. Однажды я нашла великое сокровище, ставшее моей собственной «тайной», - уснувшую подо льдами реку. Осторожно присаживаясь на крутой берег, я подолгу смотрела в ее чистое зеркало, пока оно не укрылось свежей пушистой периной белого снега. Но и после того река не потеряла своего великолепия, и я часто любовалась ей. Если бы можно было сбежать, то именно это место стало бы моим домом.
Но в один особенно морозный вечер случилось непредвиденное. Дед Ермолай вернулся домой не один. В его руках трясся маленький живой зайчик с перевязанными грязной тряпкой, раненными задними лапками. А на дедушкином топоре была кровь.
Злость переполнила меня до краев. Я с ненавистью крикнула ему: «Чудовище!», надела шапку, шубу, сапоги и, выхватив из его рук зайчонка, стремглав выбежала из дома. Но куда теперь? В мое «тайное» место.
Бежать сквозь выпавшие сугробы было трудно. В избе я забыла перчатки, и руки, разгоряченные от гнева, крепко держащие маленькое существо, морозил ветер. Постепенно холод овладел мной, остудив огонь, пылающий внутри. Повсюду была темнота, и я уже не разбирала дороги. Споткнувшись, я упала и съехала по склону. Лесной малыш был в порядке. Я перевернулась на живот, обняла его и стала смотреть на проглядывающие сквозь тучи звезды. Тоска по любви, теплоте охватили меня, одиночество душило, и я заговорила с единственным живым существом, которое прижимала к груди:
- Смотри, какие звезды. Маленькие, яркие. На снежинки похожи. И каждая находится далеко от других… Наверное, они очень одиноки, и потому падают с неба к нам, чтобы подружиться и сказать: «Мы с вами, мы рядом». И тогда звезды обретают друзей, - я улыбнулась. Взглянула на зайчонка. – А я совсем одинока. У меня никого нет. Никого в целом мире. Ты тоже один, да? Иначе бы тебя защитили от топора деда Ермолая. Но не бойся, теперь я буду тебя защищать. Ты не один. Смотри, лунная дорожка! Может быть, луна зовет нас к себе, и я встречу там маму и папу?
Сквозь облака пробивался лунный луч. Он падал в нескольких метрах от меня и манил к себе. Я осторожно сделала шаг…
У меня было лишь мгновение, чтобы отбросить назад и спасти маленького зайчонка. Последним, что я увидела, погрузившись в воду, было покрытое тучами, черное небо. «Защитила!» - промелькнула мысль. Но кто защитит меня?..
Я ошибалась, думая, что река спит. Нет, она жила своей бурной, неутомимой жизнью, и ее течение уносило меня под лед. Я цеплялась за него оледеневшими пальцами, тщетно пытаясь выбраться: не хватало сил. Пальцы разжимались, и я вспомнила по-детски – искренне и глубоко – погрустневшие глаза старика, услышавшего от меня непоправимое слово. А ведь он единственный, кому я была нужна после смерти родителей. Нужна… Как я была несправедлива к нему!
Чья-то сильная рука вдруг потянула меня из воды наверх, к жизни. Ледяная вода жгла, как огонь, но сердце, отягощенное виной, горело сильнее. Меня тащили и тащили, а я захлебывалась, плакала и звала маму – самую дорогую, самую близкую, любовь которой согревала меня всегда.
Мокрая, продрогшая, спустя несколько минут я сидела на снегу и рыдала. Рядом, обнимая меня и плача, сидел дед Ермолай. И в эти мгновения я поняла, что нет у меня никого ближе дедушки и у него, кроме меня, никого нет. И душа у нас одна на двоих. И его лицо не казалось мне страшным – просто оно носило печать бывшего одиночества. Я крепко обхватила деда Ермолая, и его глаза зажглись невыразимым счастьем. Я улыбнулась. И звезды, горевшие в небесах, улыбались нам, идущим по заснеженной дороге Жизни в теплый уютный домик. Наш домик. В руках дед Ермолай нес зайчика, которого днем спас от волчьих зубов, прогнав голодного зверя топором и перевязав укушенные задние лапки малыша. Мы вылечим его и отпустим на волю.
Небо над нами очистилось. Луна освещала путь. Мы были не одни. Пройдя испытания, мы поняли, что счастье – это родные люди. И счастье знать, что дома тебя кто-то ждет. Тот, кто готов защищать тебя.
Нуриманова Ирина, 17 лет, Ишимбай
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |