То, что другие назвали бы везением
Она
Ваша жизнь когда-нибудь делала сразу несколько переворотов за один день, вернее за десять часов и пятьдесят девять минут, потому что, когда она посмотрела на часы, было уже 00:01. Если делала, то вы без труда ее поймете.
Родители назвали ее обычным распространенным именем – Энн, а фамилия ей досталась еще более частая – Уотсон. И она ни капельки не возражала против этого факта, ведь считала себя зауряднейшей личностью на всем белом свете. Впрочем, опровергать этот факт никто даже не собирался, ведь она действительно была обычной девушкой двадцати лет. Почему-то ребенку она готовила, вернее, пыталась готовить судьбу понасыщеннее, для начала давая ей или ему длинное сложное имя, состоящее из нескольких частей. Такое имя, чтобы затмило затертую до дыр фамилию. Хотя, лучше было бы придумать ребенку псевдоним, ведь фамилия отца оставляла желать лучшего – Ратэ (от фр. rate – неудачник). Несмотря на всю ее символичность, а возможно даже благодаря ей, ее хозяин в свои тридцать пять лет был весьма успешным и богатым человеком. Именно за эту целеустремленность и безразличное отношение к сему «клейму» Энн Уотсон и полюбила Хьюго Ратэ. Впоследствии он должен был стать отцом их ребенка, которого она хотела еще с шестнадцати лет.
Она уже битый час ерзала на кровати, переворачиваясь с боку на бок, потом на спину, потом снова на бок и так без перерыва. Все равно это не помогало. Вся проблема состояла в том, что она всю жизнь, с раннего детства спала на животе, а на восьмом месяце при всем желании так уже не получалось, а в ином положении ей заснуть не удавалось. Ребенок время от времени подавал признаки жизни – пихался в животе у матери, видимо подозревая, что из-за него родная мамочка никак не может попасть в объятия Морфея. Она погладила бушующее дитя сквозь свое тело и, напрягая все свои расслабленные мышцы села на кровати. Вокруг была кромешная тьма, но глаза уже давным-давно к ней привыкли. Она поднялась на ноги и босиком прокралась в гостиную, опасаясь разбудить соседей этажом ниже. Тут прямо над ней что-то стукнуло по крыше, потом еще раз и еще. Удары становились все чаще, но она уже год, как научилась игнорировать капли дождя, стучащие по крыше дома. Ей было их очень хорошо слышно, потому что жила она на самом последнем этаже дома. Когда-то она сама пожелала этого только для того, чтобы можно было выходить на крышу. Она водрузила свое выросшее за восемь месяцев до невообразимых размеров тело на диван и включила телевизор. В лежачем положении ей не повезло уснуть, но может удача улыбнется ей, если она сядет? Регби. То, что нужно, чтобы уснуть, особенно, если не знаешь, кто и в каких футболках играет. Но надежды не оправдываются. Сон, будто совсем позабыл дорогу в эту квартирку. Ей стало прохладно и, замотавшись в плед, она поплелась на кухню, чтобы сделать себе кофе. Пора уже наплевать на ночной отдых.
Она жила одна, потому что не захотела переехать в его огромную квартиру. Он в свою очередь не пожелал жить под самой крышей из-за шума, протеканий и прочих неудобств. Она, конечно, этого нежелания жить под крышей не понимала. Как можно пренебрегать такой близостью с миром? Звезды кажутся в пределах вытянутой руки, солнце утром здоровается с тобой в первую очередь, слышен шум дождя и шепот ветра… Чего еще можно желать? Ей казалось, что это просто предел мечтаний, но он с ней был почему-то не согласен. Ему нужен был совсем другой комфорт в лице замшевого кресла, камина и газеты New-York Times. Он часто говорил: «Вот когда поженимся, построим дом с большим садом и детской площадкой, чтобы нашему малютке было весело», - и гладил ее по животу. Ее такая перспектива, признаться, не очень устраивала, потому что она предпочитала ограниченные, даже замкнутые пространства. Но тогда она еще была готова на все ради него.
Кофе получился слишком крепкий, и она буквально заставляла себя глотать горячую горькую жидкость, сама не зная зачем. Просто так было надо.
Положение было весьма неприятным: ни заснуть, ни позвонить некому. Телевизор смотреть тоже не хотелось, потому что все фильмы, которые она когда-то с такой радостью в глазах покупала, уже были выучены наизусть. Что касается книг, то раньше она читала только детективы о кровавых и жестоких убийствах или страшные истории о призраках и упырях. Но теперь, когда она носила под сердцем дитя, такие книги были выброшены из позволительной литературы на очень долгий срок, если, конечно, не навсегда.
Главное – дотерпеть до шести утра, когда зазвонит ее будильник, оповещая о том, что пора вставать и собираться на работу.
Она работала на фабрике по производству носков в упаковочном цехе. Да, звучит нелепо, но ведь должен же кто-то производить носки, туалетную бумагу и камушки для маникюра. Такой логикой руководствовалась и она, когда нанималась на эту фабрику, хотя все вокруг, не умолкая, твердили, что этим «кем-то» она совершенно не обязана быть. Для этого есть люди и без сертификата лингвиста-переводчика. Но эти доводы ее не убедили и она бы даже не жалела о своем выборе, если бы не кошмарная ежедневная рутина: каждый день, каждый час, каждую минуту по ленте к ней приезжали одинаковые носки из одного материала, одного цвета, с одинаковыми швами. И даже брак у них у всех был одинаковый: крохотная дырочка на пятке. Словом, фабрика не первосортная. Она до сих пор не смогла бы толком ответить на вопрос «Почему ты нанялась работать сюда?». Потому что на этот вопрос не было ответа.
Она сделала еще один глоток горькой жижи и устремила взгляд в телевизор, пытаясь все-таки понять, кто с кем играет.
Он
-Так ты идешь сегодня с нами в клуб, милый?
-Я не знаю, а в какой?
-В клуб. Ну, как обычно! Так идешь?
-Рэйчел, знаешь, я, пожалуй, сегодня дома останусь. И остальным там скажи, чтоб без меня веселились.
-Да ладно, Алекс, не бросай меня! Ты же знаешь, как я по тебе скучаю! Не хочешь идти с ними, иди со мной. Я так соскучилась по твоим рукам, по твоим губам, по твоим плечам, по тво…
-Нет, милочка, с тобой я уж точно никуда не пойду, можешь мне поверить.
-Ты уверен?
-На все сто! Я сегодня дома.
-Ну ладно. Но имей в виду, что сегодня моя пара – Макс.
-Спасибо за информацию. При первой же возможности набью ему мо… аристократическую физиономию с римским носом.
Девушка на другом конце провода звонко засмеялась и бросила трубку.
Он швырнул свой мобильник на диван, а сам устремился на кухню. На неизменно спешащих часах было в этот момент 00:12, т.е. 00:01, если отнять те одиннадцать лишних минут.
Его жизнь, вернее бытие, как он предпочитал это называть, была чрезвычайно скучна и однотонна. Задувая свечи на именинном торте, он всякий раз загадывал одно и то же желание: «Жизнь, прикоснись ко мне. Я хочу ощутить твое прикосновение». И задувал все свечи до одной. Шли годы, но желание все не сбывалось. Перед своим предыдущим днем рождения он решил: «Раз Жизнь меня не трогает, не смотря на мои просьбы, значит, ее нет» и загадал автомобиль. Теперь, в свой двадцать один год, он уже был довольно небедным человеком, благодаря своему покойному отцу, оставившему ему все вое имущество, включая огромную загородную дачу, которую сам Алекс как раз недавно продал. Несмотря на свое состояние, он работает. Работает в огромном финансовом учреждении и занимает одну из первых должностей, которая, кстати говоря, тоже перепала ему от отца. Алексу не пришлось даже заканчивать колледж и получать диплом, вот так просто, как выигрыш в лотерею. Да и должность не требовала больших познаний или усилий. Собственно все, что от него требовалось – это сидеть за своим рабочим столом и отвечать на звонки словами типа «Здравствуйте … спросите у моей секретарши» или «Я сейчас занят, не могу говорить». Вот и все обязанности. Утром он встает в полдень, днем «работает» (если подобное слово уместно для характеристики его дневных действий), вечером в шесть он возвращается в свою квартиру, а потом, ночью, часов в одиннадцать, идет по ночным клубам в большой шумной компании своих друзей.
Он никого не любит и не видит в этом своей вины, виновата та же Жизнь. Когда-то он тоже любил. Любил мать, отца и свою старшую сестру. Но с годами все изменилось. Отец и мать ушли из жизни, а сестра, обвиняя в предыдущем кого угодно, только не себя отказалась общаться с братом. Так Алекс остался без семьи. Сказать, что он любит своих друзей, это сборище жалких циничных эгоистов, невозможно. Нет, он их ненавидит. Ненавидит почти так же сильно, как свою глупую сестру, как запах курицы гриль, как абонента вне зоны доступа в важный момент и как песню Jingle Bells, под которую впервые узнал о том, что в роли Санта-Клауса ежегодно выступают родители. У него были бы все основания любить свою Жизнь, если бы он признал ее существование. Ведь он уверен, что красная Феррари, роскошная квартира в центре Нью-Йорка и длинноногая блондинка-секретарша – не то, чем Жизнь выдает свое присутствие. Нет, преображая собой бытие, как Алекс себе это представляет, она заставляет сердце пропускать удары, эмоции – бить через край, а разум – испаряться, сменяясь безумием. А с ним такого пока еще ни разу не случалось. И, похоже, не случиться уже никогда. Но он не смел отчаиваться, свято храня в памяти потрясающие слова, что когда-то, во время неудачной рыбалки, сказал ему отец: «Не спеши сворачивать удочки, даже если ты не поймал и малька. Кто знает, быть может, через минуту твою блесну случайно проглотит кит». Тогда Алекс не понял философского смысла этих слов (естественно, для своих-то пяти с половиной лет), но последние четыре года именно за нее, за эту гениальную фразу, он хватался, как за соломинку.
Алекс достал из холодильника бутылку пива и вразвалочку отправился в гостиную. Смахнув на пол три пустые жестяные банки, он плюхнулся на диван. Сегодня играют Янки-с. Он, конечно, не фанат, но пропустить игру было бы глупо, особенно учитывая то, что заняться больше нечем. Он нажал на кнопку пульта и поерзал на кожаной обивке дивана, параллельно пытаясь откупорить банку с пивом. Неожиданно напиток бессовестно выплеснулся из своего законного места прямо на серую кофту Алекса. Он гневно шлепнул банку на журнальный столик и, ругая пиво на чем свет стоит, отправился к себе в спальню, чтобы переодеться.
Она
Солнечный свет застал Энн спящую на диване. Остывший кофе многообещающе засох на ковре большим коричневым пятном, с которым ей потом придется смириться, потому что никакой пятновыводитель помочь не сможет. Тут же рядом лежала грязная чашка. Энн с большим трудом разлепила веки и невидящим взглядом прошлась по комнате. По телевизору крутили рекламу какого-то шампуня. Кареглазая брюнетка сначала с нескрываемым удовольствием медленно мылила свою голову, а спустя полторы секунды хвасталась своими превосходными густыми волосами перед камерой и улыбалась своей широкой белоснежной улыбкой. Вообразив, сколько раз подряд надо вылить на себя этот шампунь, чтобы волосы приобрели такой объем, Энн улыбнулась. А потом с радостью отметила про себя, что первым ее сознательным движением после открытия глаз была улыбка. Настроение у нее было хорошее. Даже огромное коричневое пятно на ковре не испортило его, только вызвало еще одну улыбку. Прилагая титанические усилия, она поднялась на ноги. Ощущение было такое, будто ребенок за ночь вырос в весе на пару килограммов. Покачнувшись, но, к большому счастью, устояв на ногах, Энн раз и навсегда уяснила для себя, что спать сидя нельзя. В этот момент большие часы на стене, подаренные бабушкой три года назад, пробили. Восемь раз.
Энн быстро сообразила, что на работу она, если и попадет, то с опозданием как минимум на три часа. Поэтому, чтобы не казаться уж совсем бестактной, она решила позвонить начальнику и предупредить о своем отсутствии, даже не подозревая о том, что этот разговор будет решающим.
Она взяла в руки телефон, набрала номер и после лаконичного «Добрый день» (с которым она была полностью согласна) изложила свою ситуацию: по причине известных обстоятельств ей было трудно передвигаться, работать, а главное – добираться до места работы. Все это она говорила с улыбкой на лице. Шеф помолчал около двух секунд, а потом услужливо предложил Энн…покинуть фабрику. Но она ничуть не удивилась, только настроение ее чуть-чуть поднялось. «Почему же?» На том конце провода голос принялся за нудные и возмутительные объяснения, каждое слово которых на немножко поднимало настроение Энн. «То есть вы предлагаете мне ночевать на работе? Или, быть может, мне вообще родить у станка?», - насмешливо уточнила она. Такой дерзости даже она от себя никогда не слышала, не говоря уж об оторопевшем на несколько мгновений шефе. Но на ее лице сияла широкая улыбка. Доза хорошего настроения сильно превысила суточную норму. Снова из трубки раздались невнятные объяснения опешившего абонента. Тут, неожиданно даже для самой себя, Энн расхохоталась. Хорошее настроение достигло абсолютного своего пика… и превратилось в истерику. Шеф в ужасе бросил трубку. Энн была уволена.
По щекам ее потекли слезы, а смех плавно перешел в плач. Хорошее настроение испарилось так же резко, как и появилось. Она сползла на пол по стене и уткнулась лицом в колени. Ее пижама уже была полностью мокра от слез.
Чувства в порядок привести так и не удалось, но, к счастью, унялись слезные железы. Она шмыгнула носом и снова взяла в руки телефонную трубку, чтобы набрать знакомый, почти родной номер.
-Здравствуйте, - раздался четкий мужской голос.
-Доброе утро, это я, - дрожащим голосом поздоровалась она.
-Энн, ты… что-то случилось?
-Нет, нет, ничего. Я только хотела тебе напомнить про завтра. Хотя ты, наверное, и так помнишь, правда?
В трубке послышался вздох и какое-то шуршание.
-Знаешь, милая… я, похоже, не смогу. У меня завтра презентация.
Она почувствовала, как из груди наружу рвется неукротимое пламя ярости.
-То есть, как это презентация? По-твоему презентация важнее, чем пол нашего малыша?! – она намеренно сделала ударение на слове «нашего», как бы напоминая Хьюго, что он – родитель, - я из-за этих твоих презентаций откладываю это уже -надцатый раз! Я должна была выбирать цвет пеленок уже четыре месяца назад и ждала только из-за тебя!
-Пойми, Энн, для меня это…
Не дав ему договорить, она бросила трубку, морщась от отвращения.
Радость ослепляет сильнее, чем гнев, поэтому решения принятые в гневе мудрее. Так решила она. В гневе.
Когда она снова подняла дрожащими руками телефонную трубку, из ее груди волной поднималась гордость за нее саму. Она только что изменила судьбу как минимум трех человек: свою, своего бывшего любимого и какой-то незнакомой ей девушки, в которую он наверняка влюбится позже. Еще она, возможно, творит жизнь, быть может, даже не одну. Она почувствовала себя Богом, способным менять судьбу, не только свою собственную, но и чужую. Но она сразу же подавила в себе эту гордость: даже если бы она действительно была Богом, то такими ничтожными и глупыми своими творениями, как ее шеф или Хьюго гордиться нельзя. Она приложила телефон к уху, нервно стуча пальцами по полу и слушая громкие длинные гудки. Ее мать телефона не слышала. Энн зарычала от злости, даже на мгновение, не допуская мысли о том, что мама еще могла спать. Телефон пережил удар о стену, но потом снова оказался у нее в руках. Она набрала еще один, последний, на который она возлагала надежды, номер. Не успел прозвучать длинный гудок, как послышались короткие и отрывистые. И почти сразу пришла короткая SMS: «Я на собрании». Ее отец предпочел ей собрание. Она вдруг почувствовала невыносимое бессилие. От боли и злости она уже даже не смогла закричать или постучать кулаками по стене. Руки ее безжизненно упали на пол, глаза закрылись. Лишь большая слеза поползла по щеке, оставляя за собой широкий соленый след.
Что бы вы сделали, если бы вдруг поняли, что никому, совсем никому на всем свете не нужны? Она не могла прийти в себя еще час, молча сидя на полу со взглядом, обращенным в никуда. И только когда окончательно осознала для себя тот факт, что нужна, да и то только физически, лишь своему плоду, она выбросила все сомнения из головы. Из Бога она превратилась в утиль, а утиль не должен напрасно занимать место на планете. Она без колебаний приняла свое окончательное решение.
Он
Вчерашняя игра ему совсем не понравилась – скучная, тягучая и невыносимо длинная. Он так и не досидел до конца, пошел спать. Когда последний раз он ложился спать в полночь? Наверное, лет пять назад, еще в школе. Наверное, как раз из-за того, что уже привык спать по пять часов в сутки, он проснулся очень рано, в восемь утра. За окном уже начался новый и, похоже, приятный день. В приоткрытое окно просочился холодный утренний воздух.
Телефон Алекса лопался от принятых SMS и непринятых звонков. Все его друзья, подруги, знакомые и малознакомые, люди, привыкшие к тому, что ночью он не спит, успели попытаться с ним связаться, но безуспешно. Не читая, Алекс открыл и закрыл все SMS и со звонками поступил точно так же: тот, кому действительно необходимо что-то важное позвонит еще раз. Пошатываясь, он направился в ванную. На пути через гостиную, он решил, что на работу сегодня не пойдет, скажет, что болен. Они там и без него отлично поработают. Все равно, вся его работа заключается в протирке белых штанов от D&G. Эту свою бесполезность он списывал, конечно же, на Жизнь, поэтому особо не расстраивался.
Опершись руками об умывальник, он сладко, как младенец, зевнул. Включив ледяную воду вместо теплой и уронив за шкафчик зубную пасту, Алекс рассмеялся и решил, что пора бы уже как следует проснуться. Свершив все ритуалы в ванной, кроме бритья (зачем морочить себе голову, если на работу все равно не идти), Алекс облачился в джинсы и белую футболку. Подойдя к большому зеркалу на шкафу, он растрепал свои черные волосы. Своим отражением он остался полностью доволен.
Его завтрак составили какие-то сахарные штуки с молоком, которые ему в общем-то понравились, несмотря даже на то, что в молоке моментально размякли. Он чувствовал себя свободным, как никогда. Вчера, в первый раз в жизни, отказав друзьям пойти с ними гулять, он перевернул всего себя вверх ногами. Теперь он почти слышал настойчивый и упрямый голос независимости, торжественно вещающий Алексу о том, что он мог делать все, что он хочет. Не идти на работу, не гулять с друзьями, ложиться спать в полночь, выкинуть из окна телевизор, словом, что угодно. Последняя идея, кстати, пришлась ему весьма и весьма по душе, жаль только, что телевизор от стены было не оторвать без помощи электриков. Он прошелся по кухне, выпил два стакана сока и совершенно неожиданно для себя ощутил, что ему сейчас жизненно необходимо прогуляться по городу. Утреннего Нью-Йорка он не видел уже лет десять, по крайней мере, трезвыми глазами.
Накинув на себя черную кожаную куртку, он запер квартиру и вышел на прогулку. Город приветствовал его ароматом выхлопных газов, привкусом Чизбургера в воздухе и хоровым пением клаксонов.
На часах было 10:07.
Она
По шаткой винтовой лестнице Энн поднялась на крышу. Принизывающий ветер сразу же пробрал до костей ее хрупкое тело. По ее спине пробежала стайка мурашек, которая придала ей еще большей решимости. В своей руке она держала мобильный телефон, на дисплее которого было написано только три слова: «мы были лишние». На носочках она торжественно подошла к краю крыши и взглянула вниз. Машин на дороге почти не было, как и людей на тротуаре. Она глубоко вдохнула в себя свежий утренний воздух, наслаждаясь им в последний раз в своей жизни. Его чудный аромат настолько вскружил ее наполненную мыслями голову, что на мгновение ей даже перехотелось совершать эту глупость. Но решительность и самолюбие взяли свое. Она снова становилась Богом и в ее руках теперь была не судьба, а сама жизнь. Две жизни. От такого всемогущества перехватило дыхание. Она почувствовала еще большую уверенность в своем решении. Положив руки на живот и прошептав «Прости» своему, так и не родившемуся малышу, она уже слегка приподняла ногу, чтобы сделать последний в своей жизни шаг, как вдруг……. в ее руке зазвонил телефон.
Опомнившись, она отошла от края крыши на три шага и взяла трубку.
-Привет, Энн, как ты? – раздался из трубки звонкий голос, прежде чем Энн успела сказать «Алло».
-Да ничего, Кристина, а ты как?
-Я… слушай, голос у тебя не ахти. У тебя точно все в порядке? – беспокойно спросила девушка на другом конце.
Энн улыбнулась. Только сейчас она вспомнила, что договорилась о встрече со школьной подругой Кристиной, с которой они случайно столкнулись на улице позавчера.
-Нет, у меня все нормально, просто я недавно проснулась.
-Ой, ты извини, что я так рано, просто соскучилась ужасно. Ты ведь помнишь про обед?
-Конечно. В двенадцать часов.
Как раз в это время у Энн на работе должен был быть перерыв. Она решила, что часа вполне хватит, чтобы попить кофе и посплетничать с подругой. Сейчас она четко понимала, что часа будет недостаточно.
-Вот и отлично. Ох, как же я скучаю! Ладно, побегу подбирать костюм, а то мне далеко добираться. Пока, целую, - и в трубке зазвучали короткие гудки.
У Энн было отличное настроение. Приятно и ненавязчиво, оно уже не зашкаливало за нормы. Она спустилась вниз, вытащила из шкафа черные джинсы и бежевую водолазку, бросила все это на кровать и, пританцовывая на ходу, направилась в душ. Она открыла холодную воду и с удовольствие подставила под нее свою разгоряченную от волнения спину. Было очень-очень приятно. Она снова положила руки на живот и, улыбаясь, прошептала: «Извини, я, кажется, поспешила. Мы с тобой пока еще не лишние».
Они
Было 10:38, когда она спускалась по лестнице на улицу. На ней были черные туфельки с маленькими изящными бантиками и зеленое полупальто с черными пуговицами. Раньше она, спускаясь, всегда весело перепрыгивала через ступеньку, а теперь ей приходилось шагать медленно, ступая каждой ногой на каждую ступеньку. Такой спуск с верхнего этажа отнимал у нее немало времени, но она тешилась мыслью, что эта тянучка кончится меньше, чем через месяц. Правда тогда придется таскать вверх-вниз коляску, что еще сложнее, но сейчас еще рано об этом думать.
Не успела она ступить на асфальт и вдохнуть уличный воздух, как нос к носу столкнулась с каким-то зазевавшимся прохожим. Почувствовав, что падает на землю, она вскрикнула, но сильные руки прохожего удержали ее на ногах. Они смотрели друг на друга широко открытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Он восхищался ее огненно-рыжими волосами, развивающимися на ветру и маленькими нежными веснушками, покрывавшими нос и часть щек. А она в свою очередь тонула в синеве его глаз и любовалась четко очерченными губами.
-Вы в порядке? Не ушиблись? – первым пришел в себя он.
-Я же не упала, - снисходительно улыбнулась она, - спасибо, что удержали.
-Не за что. Я Алекс, между прочим, Алекс Сайдер.
В этот момент ей захотелось, чтобы ее имя было красивым, длинным, чтобы его можно читать, как стихи, петь, как волшебную колыбельную. Такое имя, которым можно было бы бесконечно восхищаться. Если бы могла, она бы сейчас соврала ему, но все имена, фамилии, вообще, все мысли почему-то покинули ее голову. Поэтому она решила просто назвать свое полное имя.
-Я Энн Элизабет Уотсон, - стыдливо произнесла она.
-У вас прекрасное имя! – прошептал он и тут же спросил, куда она идет.
Она рассказала про какое-то скромненькое кафе недалеко отсюда. Не имея ни малейшего понятия об этом заведении, он сказал, что им по пути и предложил ее проводить. Она смущенно согласилась.
Алекс взял Энн под руку, и они вдвоем медленно зашагали вдоль узкой улочки. Она не чувствовала себя ни Богом, ни мученицей. Наконец-то она почувствовала себя человеком. А он, глубоко вдохнув в себя пыльный городской воздух, еле слышно прошептал: «Жизнь, ты есть».
То, что другие назвали бы везением, они назовут тщательно продуманным планом, то есть судьбой.
Ваша жизнь когда-нибудь делала сразу несколько переворотов за один день, вернее за десять часов и пятьдесят девять минут, потому что, когда она посмотрела на часы, было уже 00:01. Если делала, то вы без труда ее поймете.
Родители назвали ее обычным распространенным именем – Энн, а фамилия ей досталась еще более частая – Уотсон. И она ни капельки не возражала против этого факта, ведь считала себя зауряднейшей личностью на всем белом свете. Впрочем, опровергать этот факт никто даже не собирался, ведь она действительно была обычной девушкой двадцати лет. Почему-то ребенку она готовила, вернее, пыталась готовить судьбу понасыщеннее, для начала давая ей или ему длинное сложное имя, состоящее из нескольких частей. Такое имя, чтобы затмило затертую до дыр фамилию. Хотя, лучше было бы придумать ребенку псевдоним, ведь фамилия отца оставляла желать лучшего – Ратэ (от фр. rate – неудачник). Несмотря на всю ее символичность, а возможно даже благодаря ей, ее хозяин в свои тридцать пять лет был весьма успешным и богатым человеком. Именно за эту целеустремленность и безразличное отношение к сему «клейму» Энн Уотсон и полюбила Хьюго Ратэ. Впоследствии он должен был стать отцом их ребенка, которого она хотела еще с шестнадцати лет.
Она уже битый час ерзала на кровати, переворачиваясь с боку на бок, потом на спину, потом снова на бок и так без перерыва. Все равно это не помогало. Вся проблема состояла в том, что она всю жизнь, с раннего детства спала на животе, а на восьмом месяце при всем желании так уже не получалось, а в ином положении ей заснуть не удавалось. Ребенок время от времени подавал признаки жизни – пихался в животе у матери, видимо подозревая, что из-за него родная мамочка никак не может попасть в объятия Морфея. Она погладила бушующее дитя сквозь свое тело и, напрягая все свои расслабленные мышцы села на кровати. Вокруг была кромешная тьма, но глаза уже давным-давно к ней привыкли. Она поднялась на ноги и босиком прокралась в гостиную, опасаясь разбудить соседей этажом ниже. Тут прямо над ней что-то стукнуло по крыше, потом еще раз и еще. Удары становились все чаще, но она уже год, как научилась игнорировать капли дождя, стучащие по крыше дома. Ей было их очень хорошо слышно, потому что жила она на самом последнем этаже дома. Когда-то она сама пожелала этого только для того, чтобы можно было выходить на крышу. Она водрузила свое выросшее за восемь месяцев до невообразимых размеров тело на диван и включила телевизор. В лежачем положении ей не повезло уснуть, но может удача улыбнется ей, если она сядет? Регби. То, что нужно, чтобы уснуть, особенно, если не знаешь, кто и в каких футболках играет. Но надежды не оправдываются. Сон, будто совсем позабыл дорогу в эту квартирку. Ей стало прохладно и, замотавшись в плед, она поплелась на кухню, чтобы сделать себе кофе. Пора уже наплевать на ночной отдых.
Она жила одна, потому что не захотела переехать в его огромную квартиру. Он в свою очередь не пожелал жить под самой крышей из-за шума, протеканий и прочих неудобств. Она, конечно, этого нежелания жить под крышей не понимала. Как можно пренебрегать такой близостью с миром? Звезды кажутся в пределах вытянутой руки, солнце утром здоровается с тобой в первую очередь, слышен шум дождя и шепот ветра… Чего еще можно желать? Ей казалось, что это просто предел мечтаний, но он с ней был почему-то не согласен. Ему нужен был совсем другой комфорт в лице замшевого кресла, камина и газеты New-York Times. Он часто говорил: «Вот когда поженимся, построим дом с большим садом и детской площадкой, чтобы нашему малютке было весело», - и гладил ее по животу. Ее такая перспектива, признаться, не очень устраивала, потому что она предпочитала ограниченные, даже замкнутые пространства. Но тогда она еще была готова на все ради него.
Кофе получился слишком крепкий, и она буквально заставляла себя глотать горячую горькую жидкость, сама не зная зачем. Просто так было надо.
Положение было весьма неприятным: ни заснуть, ни позвонить некому. Телевизор смотреть тоже не хотелось, потому что все фильмы, которые она когда-то с такой радостью в глазах покупала, уже были выучены наизусть. Что касается книг, то раньше она читала только детективы о кровавых и жестоких убийствах или страшные истории о призраках и упырях. Но теперь, когда она носила под сердцем дитя, такие книги были выброшены из позволительной литературы на очень долгий срок, если, конечно, не навсегда.
Главное – дотерпеть до шести утра, когда зазвонит ее будильник, оповещая о том, что пора вставать и собираться на работу.
Она работала на фабрике по производству носков в упаковочном цехе. Да, звучит нелепо, но ведь должен же кто-то производить носки, туалетную бумагу и камушки для маникюра. Такой логикой руководствовалась и она, когда нанималась на эту фабрику, хотя все вокруг, не умолкая, твердили, что этим «кем-то» она совершенно не обязана быть. Для этого есть люди и без сертификата лингвиста-переводчика. Но эти доводы ее не убедили и она бы даже не жалела о своем выборе, если бы не кошмарная ежедневная рутина: каждый день, каждый час, каждую минуту по ленте к ней приезжали одинаковые носки из одного материала, одного цвета, с одинаковыми швами. И даже брак у них у всех был одинаковый: крохотная дырочка на пятке. Словом, фабрика не первосортная. Она до сих пор не смогла бы толком ответить на вопрос «Почему ты нанялась работать сюда?». Потому что на этот вопрос не было ответа.
Она сделала еще один глоток горькой жижи и устремила взгляд в телевизор, пытаясь все-таки понять, кто с кем играет.
Он
-Так ты идешь сегодня с нами в клуб, милый?
-Я не знаю, а в какой?
-В клуб. Ну, как обычно! Так идешь?
-Рэйчел, знаешь, я, пожалуй, сегодня дома останусь. И остальным там скажи, чтоб без меня веселились.
-Да ладно, Алекс, не бросай меня! Ты же знаешь, как я по тебе скучаю! Не хочешь идти с ними, иди со мной. Я так соскучилась по твоим рукам, по твоим губам, по твоим плечам, по тво…
-Нет, милочка, с тобой я уж точно никуда не пойду, можешь мне поверить.
-Ты уверен?
-На все сто! Я сегодня дома.
-Ну ладно. Но имей в виду, что сегодня моя пара – Макс.
-Спасибо за информацию. При первой же возможности набью ему мо… аристократическую физиономию с римским носом.
Девушка на другом конце провода звонко засмеялась и бросила трубку.
Он швырнул свой мобильник на диван, а сам устремился на кухню. На неизменно спешащих часах было в этот момент 00:12, т.е. 00:01, если отнять те одиннадцать лишних минут.
Его жизнь, вернее бытие, как он предпочитал это называть, была чрезвычайно скучна и однотонна. Задувая свечи на именинном торте, он всякий раз загадывал одно и то же желание: «Жизнь, прикоснись ко мне. Я хочу ощутить твое прикосновение». И задувал все свечи до одной. Шли годы, но желание все не сбывалось. Перед своим предыдущим днем рождения он решил: «Раз Жизнь меня не трогает, не смотря на мои просьбы, значит, ее нет» и загадал автомобиль. Теперь, в свой двадцать один год, он уже был довольно небедным человеком, благодаря своему покойному отцу, оставившему ему все вое имущество, включая огромную загородную дачу, которую сам Алекс как раз недавно продал. Несмотря на свое состояние, он работает. Работает в огромном финансовом учреждении и занимает одну из первых должностей, которая, кстати говоря, тоже перепала ему от отца. Алексу не пришлось даже заканчивать колледж и получать диплом, вот так просто, как выигрыш в лотерею. Да и должность не требовала больших познаний или усилий. Собственно все, что от него требовалось – это сидеть за своим рабочим столом и отвечать на звонки словами типа «Здравствуйте … спросите у моей секретарши» или «Я сейчас занят, не могу говорить». Вот и все обязанности. Утром он встает в полдень, днем «работает» (если подобное слово уместно для характеристики его дневных действий), вечером в шесть он возвращается в свою квартиру, а потом, ночью, часов в одиннадцать, идет по ночным клубам в большой шумной компании своих друзей.
Он никого не любит и не видит в этом своей вины, виновата та же Жизнь. Когда-то он тоже любил. Любил мать, отца и свою старшую сестру. Но с годами все изменилось. Отец и мать ушли из жизни, а сестра, обвиняя в предыдущем кого угодно, только не себя отказалась общаться с братом. Так Алекс остался без семьи. Сказать, что он любит своих друзей, это сборище жалких циничных эгоистов, невозможно. Нет, он их ненавидит. Ненавидит почти так же сильно, как свою глупую сестру, как запах курицы гриль, как абонента вне зоны доступа в важный момент и как песню Jingle Bells, под которую впервые узнал о том, что в роли Санта-Клауса ежегодно выступают родители. У него были бы все основания любить свою Жизнь, если бы он признал ее существование. Ведь он уверен, что красная Феррари, роскошная квартира в центре Нью-Йорка и длинноногая блондинка-секретарша – не то, чем Жизнь выдает свое присутствие. Нет, преображая собой бытие, как Алекс себе это представляет, она заставляет сердце пропускать удары, эмоции – бить через край, а разум – испаряться, сменяясь безумием. А с ним такого пока еще ни разу не случалось. И, похоже, не случиться уже никогда. Но он не смел отчаиваться, свято храня в памяти потрясающие слова, что когда-то, во время неудачной рыбалки, сказал ему отец: «Не спеши сворачивать удочки, даже если ты не поймал и малька. Кто знает, быть может, через минуту твою блесну случайно проглотит кит». Тогда Алекс не понял философского смысла этих слов (естественно, для своих-то пяти с половиной лет), но последние четыре года именно за нее, за эту гениальную фразу, он хватался, как за соломинку.
Алекс достал из холодильника бутылку пива и вразвалочку отправился в гостиную. Смахнув на пол три пустые жестяные банки, он плюхнулся на диван. Сегодня играют Янки-с. Он, конечно, не фанат, но пропустить игру было бы глупо, особенно учитывая то, что заняться больше нечем. Он нажал на кнопку пульта и поерзал на кожаной обивке дивана, параллельно пытаясь откупорить банку с пивом. Неожиданно напиток бессовестно выплеснулся из своего законного места прямо на серую кофту Алекса. Он гневно шлепнул банку на журнальный столик и, ругая пиво на чем свет стоит, отправился к себе в спальню, чтобы переодеться.
Она
Солнечный свет застал Энн спящую на диване. Остывший кофе многообещающе засох на ковре большим коричневым пятном, с которым ей потом придется смириться, потому что никакой пятновыводитель помочь не сможет. Тут же рядом лежала грязная чашка. Энн с большим трудом разлепила веки и невидящим взглядом прошлась по комнате. По телевизору крутили рекламу какого-то шампуня. Кареглазая брюнетка сначала с нескрываемым удовольствием медленно мылила свою голову, а спустя полторы секунды хвасталась своими превосходными густыми волосами перед камерой и улыбалась своей широкой белоснежной улыбкой. Вообразив, сколько раз подряд надо вылить на себя этот шампунь, чтобы волосы приобрели такой объем, Энн улыбнулась. А потом с радостью отметила про себя, что первым ее сознательным движением после открытия глаз была улыбка. Настроение у нее было хорошее. Даже огромное коричневое пятно на ковре не испортило его, только вызвало еще одну улыбку. Прилагая титанические усилия, она поднялась на ноги. Ощущение было такое, будто ребенок за ночь вырос в весе на пару килограммов. Покачнувшись, но, к большому счастью, устояв на ногах, Энн раз и навсегда уяснила для себя, что спать сидя нельзя. В этот момент большие часы на стене, подаренные бабушкой три года назад, пробили. Восемь раз.
Энн быстро сообразила, что на работу она, если и попадет, то с опозданием как минимум на три часа. Поэтому, чтобы не казаться уж совсем бестактной, она решила позвонить начальнику и предупредить о своем отсутствии, даже не подозревая о том, что этот разговор будет решающим.
Она взяла в руки телефон, набрала номер и после лаконичного «Добрый день» (с которым она была полностью согласна) изложила свою ситуацию: по причине известных обстоятельств ей было трудно передвигаться, работать, а главное – добираться до места работы. Все это она говорила с улыбкой на лице. Шеф помолчал около двух секунд, а потом услужливо предложил Энн…покинуть фабрику. Но она ничуть не удивилась, только настроение ее чуть-чуть поднялось. «Почему же?» На том конце провода голос принялся за нудные и возмутительные объяснения, каждое слово которых на немножко поднимало настроение Энн. «То есть вы предлагаете мне ночевать на работе? Или, быть может, мне вообще родить у станка?», - насмешливо уточнила она. Такой дерзости даже она от себя никогда не слышала, не говоря уж об оторопевшем на несколько мгновений шефе. Но на ее лице сияла широкая улыбка. Доза хорошего настроения сильно превысила суточную норму. Снова из трубки раздались невнятные объяснения опешившего абонента. Тут, неожиданно даже для самой себя, Энн расхохоталась. Хорошее настроение достигло абсолютного своего пика… и превратилось в истерику. Шеф в ужасе бросил трубку. Энн была уволена.
По щекам ее потекли слезы, а смех плавно перешел в плач. Хорошее настроение испарилось так же резко, как и появилось. Она сползла на пол по стене и уткнулась лицом в колени. Ее пижама уже была полностью мокра от слез.
Чувства в порядок привести так и не удалось, но, к счастью, унялись слезные железы. Она шмыгнула носом и снова взяла в руки телефонную трубку, чтобы набрать знакомый, почти родной номер.
-Здравствуйте, - раздался четкий мужской голос.
-Доброе утро, это я, - дрожащим голосом поздоровалась она.
-Энн, ты… что-то случилось?
-Нет, нет, ничего. Я только хотела тебе напомнить про завтра. Хотя ты, наверное, и так помнишь, правда?
В трубке послышался вздох и какое-то шуршание.
-Знаешь, милая… я, похоже, не смогу. У меня завтра презентация.
Она почувствовала, как из груди наружу рвется неукротимое пламя ярости.
-То есть, как это презентация? По-твоему презентация важнее, чем пол нашего малыша?! – она намеренно сделала ударение на слове «нашего», как бы напоминая Хьюго, что он – родитель, - я из-за этих твоих презентаций откладываю это уже -надцатый раз! Я должна была выбирать цвет пеленок уже четыре месяца назад и ждала только из-за тебя!
-Пойми, Энн, для меня это…
Не дав ему договорить, она бросила трубку, морщась от отвращения.
Радость ослепляет сильнее, чем гнев, поэтому решения принятые в гневе мудрее. Так решила она. В гневе.
Когда она снова подняла дрожащими руками телефонную трубку, из ее груди волной поднималась гордость за нее саму. Она только что изменила судьбу как минимум трех человек: свою, своего бывшего любимого и какой-то незнакомой ей девушки, в которую он наверняка влюбится позже. Еще она, возможно, творит жизнь, быть может, даже не одну. Она почувствовала себя Богом, способным менять судьбу, не только свою собственную, но и чужую. Но она сразу же подавила в себе эту гордость: даже если бы она действительно была Богом, то такими ничтожными и глупыми своими творениями, как ее шеф или Хьюго гордиться нельзя. Она приложила телефон к уху, нервно стуча пальцами по полу и слушая громкие длинные гудки. Ее мать телефона не слышала. Энн зарычала от злости, даже на мгновение, не допуская мысли о том, что мама еще могла спать. Телефон пережил удар о стену, но потом снова оказался у нее в руках. Она набрала еще один, последний, на который она возлагала надежды, номер. Не успел прозвучать длинный гудок, как послышались короткие и отрывистые. И почти сразу пришла короткая SMS: «Я на собрании». Ее отец предпочел ей собрание. Она вдруг почувствовала невыносимое бессилие. От боли и злости она уже даже не смогла закричать или постучать кулаками по стене. Руки ее безжизненно упали на пол, глаза закрылись. Лишь большая слеза поползла по щеке, оставляя за собой широкий соленый след.
Что бы вы сделали, если бы вдруг поняли, что никому, совсем никому на всем свете не нужны? Она не могла прийти в себя еще час, молча сидя на полу со взглядом, обращенным в никуда. И только когда окончательно осознала для себя тот факт, что нужна, да и то только физически, лишь своему плоду, она выбросила все сомнения из головы. Из Бога она превратилась в утиль, а утиль не должен напрасно занимать место на планете. Она без колебаний приняла свое окончательное решение.
Он
Вчерашняя игра ему совсем не понравилась – скучная, тягучая и невыносимо длинная. Он так и не досидел до конца, пошел спать. Когда последний раз он ложился спать в полночь? Наверное, лет пять назад, еще в школе. Наверное, как раз из-за того, что уже привык спать по пять часов в сутки, он проснулся очень рано, в восемь утра. За окном уже начался новый и, похоже, приятный день. В приоткрытое окно просочился холодный утренний воздух.
Телефон Алекса лопался от принятых SMS и непринятых звонков. Все его друзья, подруги, знакомые и малознакомые, люди, привыкшие к тому, что ночью он не спит, успели попытаться с ним связаться, но безуспешно. Не читая, Алекс открыл и закрыл все SMS и со звонками поступил точно так же: тот, кому действительно необходимо что-то важное позвонит еще раз. Пошатываясь, он направился в ванную. На пути через гостиную, он решил, что на работу сегодня не пойдет, скажет, что болен. Они там и без него отлично поработают. Все равно, вся его работа заключается в протирке белых штанов от D&G. Эту свою бесполезность он списывал, конечно же, на Жизнь, поэтому особо не расстраивался.
Опершись руками об умывальник, он сладко, как младенец, зевнул. Включив ледяную воду вместо теплой и уронив за шкафчик зубную пасту, Алекс рассмеялся и решил, что пора бы уже как следует проснуться. Свершив все ритуалы в ванной, кроме бритья (зачем морочить себе голову, если на работу все равно не идти), Алекс облачился в джинсы и белую футболку. Подойдя к большому зеркалу на шкафу, он растрепал свои черные волосы. Своим отражением он остался полностью доволен.
Его завтрак составили какие-то сахарные штуки с молоком, которые ему в общем-то понравились, несмотря даже на то, что в молоке моментально размякли. Он чувствовал себя свободным, как никогда. Вчера, в первый раз в жизни, отказав друзьям пойти с ними гулять, он перевернул всего себя вверх ногами. Теперь он почти слышал настойчивый и упрямый голос независимости, торжественно вещающий Алексу о том, что он мог делать все, что он хочет. Не идти на работу, не гулять с друзьями, ложиться спать в полночь, выкинуть из окна телевизор, словом, что угодно. Последняя идея, кстати, пришлась ему весьма и весьма по душе, жаль только, что телевизор от стены было не оторвать без помощи электриков. Он прошелся по кухне, выпил два стакана сока и совершенно неожиданно для себя ощутил, что ему сейчас жизненно необходимо прогуляться по городу. Утреннего Нью-Йорка он не видел уже лет десять, по крайней мере, трезвыми глазами.
Накинув на себя черную кожаную куртку, он запер квартиру и вышел на прогулку. Город приветствовал его ароматом выхлопных газов, привкусом Чизбургера в воздухе и хоровым пением клаксонов.
На часах было 10:07.
Она
По шаткой винтовой лестнице Энн поднялась на крышу. Принизывающий ветер сразу же пробрал до костей ее хрупкое тело. По ее спине пробежала стайка мурашек, которая придала ей еще большей решимости. В своей руке она держала мобильный телефон, на дисплее которого было написано только три слова: «мы были лишние». На носочках она торжественно подошла к краю крыши и взглянула вниз. Машин на дороге почти не было, как и людей на тротуаре. Она глубоко вдохнула в себя свежий утренний воздух, наслаждаясь им в последний раз в своей жизни. Его чудный аромат настолько вскружил ее наполненную мыслями голову, что на мгновение ей даже перехотелось совершать эту глупость. Но решительность и самолюбие взяли свое. Она снова становилась Богом и в ее руках теперь была не судьба, а сама жизнь. Две жизни. От такого всемогущества перехватило дыхание. Она почувствовала еще большую уверенность в своем решении. Положив руки на живот и прошептав «Прости» своему, так и не родившемуся малышу, она уже слегка приподняла ногу, чтобы сделать последний в своей жизни шаг, как вдруг……. в ее руке зазвонил телефон.
Опомнившись, она отошла от края крыши на три шага и взяла трубку.
-Привет, Энн, как ты? – раздался из трубки звонкий голос, прежде чем Энн успела сказать «Алло».
-Да ничего, Кристина, а ты как?
-Я… слушай, голос у тебя не ахти. У тебя точно все в порядке? – беспокойно спросила девушка на другом конце.
Энн улыбнулась. Только сейчас она вспомнила, что договорилась о встрече со школьной подругой Кристиной, с которой они случайно столкнулись на улице позавчера.
-Нет, у меня все нормально, просто я недавно проснулась.
-Ой, ты извини, что я так рано, просто соскучилась ужасно. Ты ведь помнишь про обед?
-Конечно. В двенадцать часов.
Как раз в это время у Энн на работе должен был быть перерыв. Она решила, что часа вполне хватит, чтобы попить кофе и посплетничать с подругой. Сейчас она четко понимала, что часа будет недостаточно.
-Вот и отлично. Ох, как же я скучаю! Ладно, побегу подбирать костюм, а то мне далеко добираться. Пока, целую, - и в трубке зазвучали короткие гудки.
У Энн было отличное настроение. Приятно и ненавязчиво, оно уже не зашкаливало за нормы. Она спустилась вниз, вытащила из шкафа черные джинсы и бежевую водолазку, бросила все это на кровать и, пританцовывая на ходу, направилась в душ. Она открыла холодную воду и с удовольствие подставила под нее свою разгоряченную от волнения спину. Было очень-очень приятно. Она снова положила руки на живот и, улыбаясь, прошептала: «Извини, я, кажется, поспешила. Мы с тобой пока еще не лишние».
Они
Было 10:38, когда она спускалась по лестнице на улицу. На ней были черные туфельки с маленькими изящными бантиками и зеленое полупальто с черными пуговицами. Раньше она, спускаясь, всегда весело перепрыгивала через ступеньку, а теперь ей приходилось шагать медленно, ступая каждой ногой на каждую ступеньку. Такой спуск с верхнего этажа отнимал у нее немало времени, но она тешилась мыслью, что эта тянучка кончится меньше, чем через месяц. Правда тогда придется таскать вверх-вниз коляску, что еще сложнее, но сейчас еще рано об этом думать.
Не успела она ступить на асфальт и вдохнуть уличный воздух, как нос к носу столкнулась с каким-то зазевавшимся прохожим. Почувствовав, что падает на землю, она вскрикнула, но сильные руки прохожего удержали ее на ногах. Они смотрели друг на друга широко открытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Он восхищался ее огненно-рыжими волосами, развивающимися на ветру и маленькими нежными веснушками, покрывавшими нос и часть щек. А она в свою очередь тонула в синеве его глаз и любовалась четко очерченными губами.
-Вы в порядке? Не ушиблись? – первым пришел в себя он.
-Я же не упала, - снисходительно улыбнулась она, - спасибо, что удержали.
-Не за что. Я Алекс, между прочим, Алекс Сайдер.
В этот момент ей захотелось, чтобы ее имя было красивым, длинным, чтобы его можно читать, как стихи, петь, как волшебную колыбельную. Такое имя, которым можно было бы бесконечно восхищаться. Если бы могла, она бы сейчас соврала ему, но все имена, фамилии, вообще, все мысли почему-то покинули ее голову. Поэтому она решила просто назвать свое полное имя.
-Я Энн Элизабет Уотсон, - стыдливо произнесла она.
-У вас прекрасное имя! – прошептал он и тут же спросил, куда она идет.
Она рассказала про какое-то скромненькое кафе недалеко отсюда. Не имея ни малейшего понятия об этом заведении, он сказал, что им по пути и предложил ее проводить. Она смущенно согласилась.
Алекс взял Энн под руку, и они вдвоем медленно зашагали вдоль узкой улочки. Она не чувствовала себя ни Богом, ни мученицей. Наконец-то она почувствовала себя человеком. А он, глубоко вдохнув в себя пыльный городской воздух, еле слышно прошептал: «Жизнь, ты есть».
То, что другие назвали бы везением, они назовут тщательно продуманным планом, то есть судьбой.
Скрябина Ольга, 14 лет, Днепропетровск
Рейтинг: 6
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Ольга(автор)
Большое спасибо за положительные оценки)
Большое спасибо за положительные оценки)
Татьяна
Судьба и случайность. Ольга, Вы очень интересно это объединили. Прочитала с удовольствием.
Судьба и случайность. Ольга, Вы очень интересно это объединили. Прочитала с удовольствием.
Натали
Отличный рассказ! Ольга, я Ваша поклонница! :)
Отличный рассказ! Ольга, я Ваша поклонница! :)
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |