Мне кажется, порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…
(М.Бернес)
День Победы. Эти два слова мы всегда пишем с большой буквы. Только с большой. Потому что это День всем дням – День, потому что Победа – всегда Победа, всегда – Мир, всегда – Солнце, всегда – Жизнь и высокое, чистое, ясное небо.
Нет, война не кончилась, хоть она и кончилась в День Победы. Она теперь всегда с нами, война 1941-1945 годов. С нами. В наших мыслях. В памяти нашей. В страхе за детей. За будущее. Мы знаем хорошо, что повторение её, новой вспышки её допустить нельзя. И делаем всё, чтобы не допустить этого.
Знают об этом и дети наши.
Я уже и не помню совсем, как мой сын узнал о войне. Он много слышал и думал, знал и помнил. Рассказывали ему очень много разных историй. Но среди них он не мог выбрать ту, которая ему ближе, в которую он твёрдо верил. Сыну пятый год. Только пятый. Он смотрит на мир широко раскрытыми глазами. Смотрит, вглядывается, вдумывается. Что он знает о войне?
Только рассказы, только радиопередачи – его информаторы. Он слушает их с упоением. Он восторгается героизмом людей. Он всех их любит. За всех их мысленно заступается. И ненавидит врагов, потому что они всегда приходят с бедой. Уже примеряет их поступки: «А я так смог бы? Нет. Страшно. Но когда надо… Наверное, смог бы.»
Он берет решительно деревянную винтовку и идёт воевать. Он вершит своё правое дело. Сыну шестой год. В его глазах – страх. Они полны ужаса.
-Знаешь, мама, а я боюсь войны. Она такая страшная. Не хочу быть солдатом. Боюсь. Я буду художником. Я нарисую такие картины, чтобы люди не хотели воевать. Никогда – никогда. Посмотрели бы на них – и все – все расхотели. Я нарисую.
Он нарисовал много картин. И столько в них света, и неба, и моря. И столько в них ликования. И столько в них любви. К жизни. К живому. Сколько может вместить большое сердце маленького человечка. Очень много.
Не рисовал пока лишь главную картину. Но он ее рисует.
Сыну седьмой год. Он смотрит на мир с удивлением и восторгом.
Сыну десять лет. Он смотрит на мир с пониманием, сочувствием и болью. В его взгляде – решительность и мечта.
-Я танкистом буду, мама. Всё равно надо быть солдатом, чтобы не было войны. Пока солдаты на страже, никто к нам не сунется.
-В танке страшно? Ну и что. А где не страшно? В самолёте? На линкоре? В небе? В море? На земле? Зато это – танк. Такая машина!.. Тебе за меня страшно? Вот ещё! Такая отличная машина… Буду танкистом всё равно. Что в его глазах?
Не вижу.
Война, в это время началась война. Самое страшное и тяжелое время. Но чувствую, знаю: без робости. Уверенно. Со знанием дела. С огромным желанием противостоять угрозе войны и победить.
Был 1942 год.
Мой сын ушёл на войну добровольцем. Он очень хотел быть танкистом, как и мечтал в детстве. Я ничего не чувствовала в это время, просто плакала и очень боялась за сына. Но вскоре всё это прошло.
И помню его первое и последнее письмо: «Я мичман на десантном судне, мама. Я прочитал одну книгу, прочитай и ты её, пожалуйста, мама». Я уже и не помню, кто написал эту книгу, и как она называется, помню слова сына: «Прочитай, прочитай, непременно, мама. Там немного рассказано о нашей работе. Это – наша жизнь. Наша служба.
Нет, не читай эту книгу, мама. Тебе станет страшно. Ты будешь бояться за меня. А я твой страх, когда тебе хорошо, когда ты возвращаешься домой. А когда нужно защищать Родину, о нём помнить нельзя.
Не бойся за меня. Не хвалюсь. Не знаешь, какой я теперь умелый, ловкий, сильный. Я стал совсем – совсем другим. Я много умею. Если бы ты видела. Я стал совсем – совсем другим. Я много умею. Если бы ты видела меня сейчас. Недавно я семь дней совсем один, без еды и огня, шёл тайгой и вышел всё же к морю, где меня ждали. Учение на выносливость. Вышел потому, что ты этого хотела, правда? Вышел потому, что теперь я не могу. Ты не пугайся. Я хорошо обучен, потому не голодал, не мёрз и даже не боялся. Я могу через всё пройти. И я прошёл. Но я хочу стать таким, как наш командир. Это удивительный человек. Че-ло-ве-чи-ще! Посмотрела бы ты на него – никогда бы за меня не боялась. По-моему, он совсем-совсем не знает страха, но всегда точно знает, что надо делать, что надо предпринять в том или ином случае. Ты не показывай это письмо никому, пожалуйста. Оно тебе, только тебе, мама. Чтобы не боялась за меня. Чтобы вы, все мамы, не боялись за нас. Нам хорошо, когда мы можем защищать людей. Нас хорошо учат этому. Мы каждый день по крупице постигаем Науку Побеждать, о которой я так много наслышан был в своём розовом детстве (а оно было действительно розовым) от отца и дедушки. Как они там? Привет им и спасибо».
Я показывала это письмо, вопреки запрету. Показывала всем. Я знала: ему будет неловко. Потому что он – это не только он, мой сын. Это все сыновья нашей огромной Родины. Их суть. Их мысли. Их желания. Их стремления. Они стали солдатами. Отличными солдатами. Они всегда на страже родины во имя того, чтобы никогда не повторилась война, даже там, на небесах… Вскоре нам пришла похоронка. А потом письмо от друга моего сына, в котором было написано, где погиб мой сын. Лишь после окончания войны мы узнали, как это произошло. Немцы подорвали их десантное судно. Ему приказано было доставить донесение генералу. Он вплавь, под ураганным огнём противника, доплыл до берега и отдал донесение генералу лично в руки. Но тут на «наших» пошли танки. Он бросил гранату, два танка загорелись. К окопу, где он укрылся, подползал третий танк. Он увидел перед собой покатое брюхо машины, длинный ствол пушки, над ним пронеслась огненная струя пулемётной очереди… Медлить было нельзя. Он схватил две связки гранат. Выскочил из окопа. Сделал несколько прыжков вперёд и одну за другой бросил в танк обе связки. Но он уже не видел, как загорелся танк. В голову сильно что-то ударило. Падая, он на миг увидел летящее от него вверх синее-синее небо. Потом не стало ничего…
Так он погиб, мой единственный и любимый сын. Я долго плакала и не могла этого пережить. Но потом я всё поняла. Я не одна. Сколько ещё сыновей погибло. Вспоминая мою соседку. Ей тоже пришла похоронка. Помню, как хоронили её последнего сына. Она не плакала, не кричала, а просто тихо ходила и ни с кем не разговаривала. Когда гроб опускали в могилу, она тупо смотрела на небо, только в одну точку. Может, в этот момент она увидела его в «небесном доме».
Раньше я винила войну, винила Бога в том, что мой сын погиб. Ведь чьи-то сыновья вернулись домой живыми. Часто задавала себе вопрос: почему именно он? Почему нужно умирать мальчишкам, которым нет ещё даже семнадцати лет? За что? Я лучше бы умерла, чем мой сын, я уже прожила свой век, а он ещё совсем не видел жизнь.
Вскоре я нашла картину сына, главную картину его жизни. Там была изображена я, мой муж, моя мать и отец. Мы сидели на прекрасном лугу, на котором росло много замечательных цветов. И нам было так хорошо! Но с нами не было сына. Я увидела его на горизонте, он шёл вперёд. А мы улыбались. И над головой сына было чистое голубое - голубое небо. Тогда я поняла, что он чувствовал, что погибнет. И он был готов к этому. Он ушёл, оставив нам любовь, радость, пение птиц, аромат цветов. Но самое главное, он оставил нам жизнь. Ту жизнь, которую он потерял.
Я каждую минуту горжусь своим сыном. И всегда вспоминаю его с радостью и слезами на глазах.
И я люблю эту жизнь, которую подарил мне сын.
65 лет отделяет нас от того незабываемого счастливого часа, когда советский солдат водрузил алое знамя Победы над рейхстагом и начертал на его стене священное слово: «Мир». Это был итог многих военных дней и ночей, невиданных битв, жестоких сражений и бесчисленных подвигов. Очень много людей погибло. Мы всегда будем помнить их. Вечная им память. Да, действительно, День Победы – эти слова мы всегда пишем с большой буквы.

Клемашова Татьяна Валентиновна, 16 лет, Ардатов

Рейтинг: 3