Великая Отечественная Война в судьбе моей семьи
…Да разве об этом расскажешь –
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..
(Михаил Исаковский)
Монотонно гудит колесо прялки. Бабушка, вся чистенькая, в белом платочке, тянет шерстяную нить. Да какая ровная и тонкая эта нить, словно фабричная. И рассказывает мне Мария Петровна, так зовут мою бабушку, о самых страшных годах в её жизни, о проклятой войне.
-Бабушка,- спрашиваю я её, - а как вы узнали, что война началась?
-Верховой, внученька, прискакал из района. - Война, Война! Крики, слёзы, бабий плач с причитаниями. На следующий день наши мужики с котомками за плечами отправились на призывной пункт в Горшечное пешком. Среди них мой братик старший, опора нашей семьи, кормилец наш – Никулин Сергей Петрович.
-А почему опора, бабушка?
-Отец наш рано умер, сразу после гражданской войны. Простудился, переплывая реку поздней осенью. Покашлял, покашлял - и скончался. Остался у нас один кормилец – Сергей. Он, женатый человек, и три несовершеннолетних сестры, также мама наша. Жили мы одной дружной семьёй.
Попрощались мы, попричитали, наказывая брату себя беречь, а сами остались в неведении: где сейчас враг. А он не заставил себя долго ждать: в начале ноября оккупировал наше село. Согнали нас, и старых и малых, на луг с двух сел: со Старомелового и с Новомелового. В рупор на ломаном русском языке предлагали подчиниться германским войскам. Обещали тем, кто будет работать и соблюдать законы рейха, жизнь. Великое оцепенение. Ни звука, мы боимся пошевелиться. И вдруг слышим звонкий голос: «Не верьте им, они убийцы, мстите им!» И короткая автоматная очередь. Мы упали на землю, лежим, от испуга головы не поднимаем. Потом, словно легкое дуновение ветерка, еле уловимый шепот: «Уехали». Все бегом по своим хатам.
-А стреляли-то по ком, бабушка?- задаю я Марии Петровне вопрос
-Учительница погибла. Закричала и побежала к речке, ее и расстреляли, сердечную.
-А что было дальше?
Приостановилось колесо прялки, нить оборвалась. Я помогла бабушке, вдела ниточку в веретено. Снова монотонно гудит колесо прялки, снова бабушка тихим голосом рассказывает о войне.
-А потом пришёл к нам полицай и предложил одной из трёх сестер собираться в Германию. Поплакали мы, поголосили, стали решать, кому ехать. Родные мои рассматривают все варианты, а я уже знаю: я поеду. У старшей Анастасии маленький ребенок на руках, младшенькая - студентка Старооскольского педучилища. Да и молоденькая она, ей только исполнилось семнадцать лет. К тому же ей надо было прятаться от немцев, она была комсомолка.
-Страшный этот человек, полицай, предал свою родину, пошел служить немцам, да, бабушка?
-А фашисты и не спрашивали его согласия. По возрасту он не подошёл под призыв, увидели его и приказали принять эту должность. А он наш, меловский. Трагическая у него судьба, как мне рассказывали потом. Только освободили наше село советские войска, арестовали его, вывезли на окраину села и без суда расстреляли. Люди от него ничего плохого не видели. И к нам он по-хорошему: из трех одной сказал ехать, и Матрену не выдал.
Вертится равномерно колесо прялки, продолжается бабушкин рассказ…
-Собрали меня близкие. Посадили нас, молоденьких девушек, на телеги и повезли в Горшечное. А оттуда на поезде – в Германию.
-А в каком городе вы находились?
-Были, мы, внученька, в Нюнберге. Слышала, наверное, про Нюнбергский суд над фашистами после войны. Работали на военном заводе. Со мной были родственники: двоюродная Александра и троюродная Дарья. Держались вместе, помогали друг другу.
Развязался узел бабушкина платка. Приостановила она прялку, раскрылась. На голове практически нет волос. Я знаю, что в лагере их повели в баню. Приказали каждому голову посыпать дустом и помыться. Мария Петровна, зная о свойствах отравляющего вещества, взяла маленькую щепотку в руку. Заметил это немец, подволок её к бадье и засыпал голову этим порошком. А смыть хорошо не дали. Чудесные волосы Марии с этой минуты стали выпадать.
-А чем кормили вас, бабушка?
-А вот про это и вспоминать не хочется: прелой брюквой, мерзлой картошкой, вареной баландой. Умереть от голода не умерли, но очень отощали все. Несколько раз чуть в концлагерь не попали. Однажды Александра, заметив у немцев флягу молока, перетащила ее в барак и все пили. Потом хорошо спрятала пустую посуду. Как немцы лютовали, требовали, чтобы мы выдали того, кто это сделал, грозились отправить нас в концлагерь. Предателей среди нас не было.
А в начале 1945 года собрали нас и стали марки немецкие выдавать, мы не берем. Зачем деньги пленным, ведь купить за них ничего нельзя, нас держат за колючей проволокой. Рассвирепел самый главный немец, что-то кричал по-своему. Увели нас в бараки. А с нами переводчица Шура была, наша русская, родом из Ястребовки. Она нас уговаривать стала, чтобы мы взяли эти деньги, так как решается вопрос за неповиновение отправить нас в концлагерь. Мы и взяли их.
-А потом что вы с ними сделали, с марками?
-Побросали, как только нас американцы освободили.
-Бабушка, я читала, что вам предлагали ехать в США?
-Все было, внученька. Но мы домой, только домой! Передали нас советским войскам. Сколько радости, смеха, слез. А потом нам документальный фильм показали про ужасы концлагерей, немцы при отступлении архивы бросили. Как мы благодарили судьбу и Господа Бога, что нас минула сия чаша. А дальше осмотр наших военных врачей и трудная дорога домой на крышах товарных поездов. Колеса тук-тук-тук, а в голове радостная мысль в лад со звуком колес: домой, домой, мы едем домой.
Но дома радость встречи сменилась горькими слезами по погибшим брату Сергею и его сыну Алексею. Когда нас вывозили в Германию, племяннику Алеше было пятнадцать лет. Пережив оккупацию, он был призван в ряды советской армии в 1944 году. Отважно воевал, дошёл до Берлина и 6 мая погиб при взятии столицы немецкого рейха. Как потом рассказывал его друг Виктор, в затишье между перестрелками поднял он каску на палке – тишина, тихонько стал приподниматься и был насмерть сражен немецким снайпером. Похоронили его в Германии. А в селе Новомеловое Горшеченского района Курской области увековечили память о погибших: поставили рядом три памятника. В центре – барельеф скорбящей матери. И списки, списки навечно ушедших от нас односельчан и воинов, павших при освобождении села Новомеловое.
Встала бабушка от прялки, достала свой заветный пакетик и стала перебирать ордена и медали. Слезы льются по ее морщинистому лицу, а руки ласково гладят каждую награду. Я знаю, что орден «За отвагу» и медали были вручены ее мужу Тихону Матвеевичу. Поженились они после войны. Он, искалеченный на фронте инвалид II группы, и она, не дождавшаяся любимого с фронта. Не дал им Господь Бог детей, жили тихо - мирно вдвоем. После смерти мужа Мария Петровна поселилась у нас, родственников. Мы все ее любим, нашу бабушку, стараемся выполнять любые ее желания. А какие могут быть желания у старенькой: свозить на могилы к родным, в церковь, в магазин.
-Эх, война, война…- и снова бабушка садится к прялке. И снова из-под скрюченных работой и болезнями пальцев выходит ровная шерстяная нить.
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..
(Михаил Исаковский)
Монотонно гудит колесо прялки. Бабушка, вся чистенькая, в белом платочке, тянет шерстяную нить. Да какая ровная и тонкая эта нить, словно фабричная. И рассказывает мне Мария Петровна, так зовут мою бабушку, о самых страшных годах в её жизни, о проклятой войне.
-Бабушка,- спрашиваю я её, - а как вы узнали, что война началась?
-Верховой, внученька, прискакал из района. - Война, Война! Крики, слёзы, бабий плач с причитаниями. На следующий день наши мужики с котомками за плечами отправились на призывной пункт в Горшечное пешком. Среди них мой братик старший, опора нашей семьи, кормилец наш – Никулин Сергей Петрович.
-А почему опора, бабушка?
-Отец наш рано умер, сразу после гражданской войны. Простудился, переплывая реку поздней осенью. Покашлял, покашлял - и скончался. Остался у нас один кормилец – Сергей. Он, женатый человек, и три несовершеннолетних сестры, также мама наша. Жили мы одной дружной семьёй.
Попрощались мы, попричитали, наказывая брату себя беречь, а сами остались в неведении: где сейчас враг. А он не заставил себя долго ждать: в начале ноября оккупировал наше село. Согнали нас, и старых и малых, на луг с двух сел: со Старомелового и с Новомелового. В рупор на ломаном русском языке предлагали подчиниться германским войскам. Обещали тем, кто будет работать и соблюдать законы рейха, жизнь. Великое оцепенение. Ни звука, мы боимся пошевелиться. И вдруг слышим звонкий голос: «Не верьте им, они убийцы, мстите им!» И короткая автоматная очередь. Мы упали на землю, лежим, от испуга головы не поднимаем. Потом, словно легкое дуновение ветерка, еле уловимый шепот: «Уехали». Все бегом по своим хатам.
-А стреляли-то по ком, бабушка?- задаю я Марии Петровне вопрос
-Учительница погибла. Закричала и побежала к речке, ее и расстреляли, сердечную.
-А что было дальше?
Приостановилось колесо прялки, нить оборвалась. Я помогла бабушке, вдела ниточку в веретено. Снова монотонно гудит колесо прялки, снова бабушка тихим голосом рассказывает о войне.
-А потом пришёл к нам полицай и предложил одной из трёх сестер собираться в Германию. Поплакали мы, поголосили, стали решать, кому ехать. Родные мои рассматривают все варианты, а я уже знаю: я поеду. У старшей Анастасии маленький ребенок на руках, младшенькая - студентка Старооскольского педучилища. Да и молоденькая она, ей только исполнилось семнадцать лет. К тому же ей надо было прятаться от немцев, она была комсомолка.
-Страшный этот человек, полицай, предал свою родину, пошел служить немцам, да, бабушка?
-А фашисты и не спрашивали его согласия. По возрасту он не подошёл под призыв, увидели его и приказали принять эту должность. А он наш, меловский. Трагическая у него судьба, как мне рассказывали потом. Только освободили наше село советские войска, арестовали его, вывезли на окраину села и без суда расстреляли. Люди от него ничего плохого не видели. И к нам он по-хорошему: из трех одной сказал ехать, и Матрену не выдал.
Вертится равномерно колесо прялки, продолжается бабушкин рассказ…
-Собрали меня близкие. Посадили нас, молоденьких девушек, на телеги и повезли в Горшечное. А оттуда на поезде – в Германию.
-А в каком городе вы находились?
-Были, мы, внученька, в Нюнберге. Слышала, наверное, про Нюнбергский суд над фашистами после войны. Работали на военном заводе. Со мной были родственники: двоюродная Александра и троюродная Дарья. Держались вместе, помогали друг другу.
Развязался узел бабушкина платка. Приостановила она прялку, раскрылась. На голове практически нет волос. Я знаю, что в лагере их повели в баню. Приказали каждому голову посыпать дустом и помыться. Мария Петровна, зная о свойствах отравляющего вещества, взяла маленькую щепотку в руку. Заметил это немец, подволок её к бадье и засыпал голову этим порошком. А смыть хорошо не дали. Чудесные волосы Марии с этой минуты стали выпадать.
-А чем кормили вас, бабушка?
-А вот про это и вспоминать не хочется: прелой брюквой, мерзлой картошкой, вареной баландой. Умереть от голода не умерли, но очень отощали все. Несколько раз чуть в концлагерь не попали. Однажды Александра, заметив у немцев флягу молока, перетащила ее в барак и все пили. Потом хорошо спрятала пустую посуду. Как немцы лютовали, требовали, чтобы мы выдали того, кто это сделал, грозились отправить нас в концлагерь. Предателей среди нас не было.
А в начале 1945 года собрали нас и стали марки немецкие выдавать, мы не берем. Зачем деньги пленным, ведь купить за них ничего нельзя, нас держат за колючей проволокой. Рассвирепел самый главный немец, что-то кричал по-своему. Увели нас в бараки. А с нами переводчица Шура была, наша русская, родом из Ястребовки. Она нас уговаривать стала, чтобы мы взяли эти деньги, так как решается вопрос за неповиновение отправить нас в концлагерь. Мы и взяли их.
-А потом что вы с ними сделали, с марками?
-Побросали, как только нас американцы освободили.
-Бабушка, я читала, что вам предлагали ехать в США?
-Все было, внученька. Но мы домой, только домой! Передали нас советским войскам. Сколько радости, смеха, слез. А потом нам документальный фильм показали про ужасы концлагерей, немцы при отступлении архивы бросили. Как мы благодарили судьбу и Господа Бога, что нас минула сия чаша. А дальше осмотр наших военных врачей и трудная дорога домой на крышах товарных поездов. Колеса тук-тук-тук, а в голове радостная мысль в лад со звуком колес: домой, домой, мы едем домой.
Но дома радость встречи сменилась горькими слезами по погибшим брату Сергею и его сыну Алексею. Когда нас вывозили в Германию, племяннику Алеше было пятнадцать лет. Пережив оккупацию, он был призван в ряды советской армии в 1944 году. Отважно воевал, дошёл до Берлина и 6 мая погиб при взятии столицы немецкого рейха. Как потом рассказывал его друг Виктор, в затишье между перестрелками поднял он каску на палке – тишина, тихонько стал приподниматься и был насмерть сражен немецким снайпером. Похоронили его в Германии. А в селе Новомеловое Горшеченского района Курской области увековечили память о погибших: поставили рядом три памятника. В центре – барельеф скорбящей матери. И списки, списки навечно ушедших от нас односельчан и воинов, павших при освобождении села Новомеловое.
Встала бабушка от прялки, достала свой заветный пакетик и стала перебирать ордена и медали. Слезы льются по ее морщинистому лицу, а руки ласково гладят каждую награду. Я знаю, что орден «За отвагу» и медали были вручены ее мужу Тихону Матвеевичу. Поженились они после войны. Он, искалеченный на фронте инвалид II группы, и она, не дождавшаяся любимого с фронта. Не дал им Господь Бог детей, жили тихо - мирно вдвоем. После смерти мужа Мария Петровна поселилась у нас, родственников. Мы все ее любим, нашу бабушку, стараемся выполнять любые ее желания. А какие могут быть желания у старенькой: свозить на могилы к родным, в церковь, в магазин.
-Эх, война, война…- и снова бабушка садится к прялке. И снова из-под скрюченных работой и болезнями пальцев выходит ровная шерстяная нить.
Кулебанова Марина,, 16 лет, Старый Оскол
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |