Жди меня (или о чем рассказала пожелтевшая тетрадь).
23 августа 1942 г.
Сталинграда попросту не стало.
Утром еще был город, а вечером исчез город.
(В.С. Пикуль "Барбаросса")
Сегодня 22 августа 1942 года…427-й день войны.
1 год и 2 месяца земля впитывает кровь своих детей.
1 год и 2 месяца у ворот стоят матери с заплаканными глазами. Ничего в них не видно. Ничего кроме горя, застилающего некогда прекрасные очи чёрным туманом страданий.
1 год и 2 месяца идёт война. Чтобы не потерять счёт мучительным дням, я ставлю точки на жёлтых листах своей старой потрёпанной тетради. Я всегда ношу её с собой: кладу под голову, когда удаётся хоть четверть часа подремать, из листов делаю кулечки, чтобы собрать в них немного ягод и шишек, что остались в лесах. Пробовал курить, и теперь из листов этой тетради делаю самокрутки. Страшно подумать, но самое ценное, что у меня есть сейчас, это пожелтевшая тетрадь и воспоминания о доме.
Раз в месяц я пишу коротенькое письмо из нескольких строчек, чтобы сказать маме и сёстрам, что жив. Почему пишу так редко и так мало, отчего не хочу рассказывать подробности? Я был бы очень рад написать больше, но слова комом застревают в горле, а иногда просто не хватает сил: от усталости дрожит рука, и карандаш выскальзывает из пальцев. Нужно собраться с силами и написать. Поделиться какой-нибудь радостью. Только вот какой?
Где-то полгода назад, кажется, это было в декабре, по радиоэфиру я услышал пронзительное по силе чувства стихотворение Симонова «Жди меня». Схватил карандаш, судорожно стал записывать его в тетрадь. Боже! Какие строки! Слова ускользали от меня, но я жадно ловил их, будто они были единственным спасением от безумства войны:
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…
Эти строки преследовали меня неделю. Звучали то головокружительным вальсом, то отстукивали метрономом святые слова, то звучали победным маршем. И не было музыки, сильнее этой.
Жди меня, и я вернусь всем смертям назло! Всем смертям назло!.. А по-другому нельзя.
За два года до войны в нашем доме появилось старенькое фортепиано. Мама любила музыку Рахманинова и очень хотела, чтобы я учился в музыкальной школе. Меня трудно назвать прилежным сыном, но несколько аккордов концерта № 1 fis-moll я разучил и даже мечтал сочинить пьесу для фортепиано с оркестром. Ох, уж эти забавные детские мечты!.. А тут вдруг эти симоновские строки. Как глоток чистого воздуха ворвались в мою жизнь, и напомнили о самом чистом и светлом: жизни, мире, любви…да, кстати, о любви.
Домой не писал месяц, а сейчас очень хочу написать Анюте. Ни разу, с тех пор как ушёл на фронт…ни разу не сел за письмо. Анюта – моя соседка по парте и единственная настоящая любовь. Всё свою школьную жизнь я сидел за партой с девчонками: сначала с кучерявой Зинкой, потом с курносой Галкой, в пятом классе с рыжеволосой Раечкой, а в седьмом уже с высокой и тощей Зойкой.
В девятом классе к нам пришла новенькая. Я её не сразу заметил, она была хрупкой и какой-то маленькой для своих лет. Единственное свободное место за партой было рядом со мной. Зоя и её семья переехали в другой город, поэтому в новом учебном году я должен был сидеть один. Новенькая была очень застенчивой и в класс вошла только со звонком. Хотя нет, она не вошла, она будто впорхнула – очень легко и бесшумно, словно весенний ветерок. Осторожно, стараясь не задеть тяжёлой деревянной крышки, она присела за парту рядом со мной. Я видел, что девушке не совсем уютно в новом классе, поэтому она сидела, немного съёжившись, как только что вылупившийся птенчик. Краем глаза я стал наблюдать за новенькой. Девушка очень отличалась от моих прежних соседок. Её чёрная, как смоль, коса доставала почти до пояса, непослушные кудряшки, выбившиеся из причёски, аккуратно обрамляли смуглое лицо. А глаза… Вы помните анютины глазки? Помните, как глубокий сиреневый цвет вспыхивает золотыми искорками? Это её глаза. Аккуратной дугой чёрные брови. Пышные ресницы делают глаза ещё больше, добавляя взгляду какой-то манящей притягательности. Губы цвета спелой черешни и аккуратненький носик. Я заметил даже маленькую родинку за ушком. Казалось, целую вечность не мог оторвать глаз и ловил каждый вздох своей новой соседки. Имя девушке очень подходило – Анюта. Тогда я так и не понял, заметила ли Анюта, как пристально я за ней наблюдаю. Но назвала она меня сразу тепло и нежно – «Василёк». А сейчас она очень далеко, за несколько тысяч километров. И я очень надеюсь, что ужасы войны не отразятся в её прекрасных глазах. Сейчас время затишья, поэтому я могу взяться за письмо.
«Милая моя Анюта!
Наверное, в глаза не посмел бы назвать тебя милой, а бумаге могу доверить свои самые сокровенные мысли. Можешь не верить такому шалопаю, как я, но не проходит ни единого дня без мыслей о тебе.
Рядом с нашим расположением есть небольшая рощица, где целая поляна украшена анютиными глазками! Я сорвал цветок для тебя и отправлю его с этим письмом. Когда впервые увидел полянку, замер, стоял и любовался, вспоминая твои прекрасные и такие знакомые глаза. В тот момент мне захотелось вернуть время назад, и как тогда, после похода в кино, нежно заправить за ушко вечно выбивающийся локон. Так захотелось снова вдохнуть аромат полевых цветов и мёда, который всегда окутывает тебя, будто оберегая от всех невзгод. Я так скучаю по твоему звонкому смеху, по тому, как ты произносишь «р», немного картавя, как настоящая француженка, по ямочкам на твоих щеках, которые появляются, когда ты улыбаешься.
Пока пишу тебе, сердце бешено стучит, будто выпрыгнуть хочет. А ещё оно поёт. «Жди меня, и я вернусь…» - так хочется, чтобы ты услышала эти слова. Верю, мы встретимся, и я спою тебе на ушко:
Не понять не ждавшим, им
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Милый Анютик-Анютины глазки, я готов умереть за тебя, за маму, за сестёр, за нашу любимую Родину! ..
Представляешь, здесь я рядовой Кузнецов. Увы, не Василёк!
Как жаль, что ты далеко! Как хорошо, что ты далеко…
Прости, что за целый год это мое первое письмо. Постараюсь писать чаще.
Твой Василёк.
22.08.1942 г.»
За участие в боях за Сталинград 23 августа 1942 года Василий Петрович Кузнецов был награжден медалью «За отвагу». Посмертно.
Сталинграда попросту не стало.
Утром еще был город, а вечером исчез город.
(В.С. Пикуль "Барбаросса")
Сегодня 22 августа 1942 года…427-й день войны.
1 год и 2 месяца земля впитывает кровь своих детей.
1 год и 2 месяца у ворот стоят матери с заплаканными глазами. Ничего в них не видно. Ничего кроме горя, застилающего некогда прекрасные очи чёрным туманом страданий.
1 год и 2 месяца идёт война. Чтобы не потерять счёт мучительным дням, я ставлю точки на жёлтых листах своей старой потрёпанной тетради. Я всегда ношу её с собой: кладу под голову, когда удаётся хоть четверть часа подремать, из листов делаю кулечки, чтобы собрать в них немного ягод и шишек, что остались в лесах. Пробовал курить, и теперь из листов этой тетради делаю самокрутки. Страшно подумать, но самое ценное, что у меня есть сейчас, это пожелтевшая тетрадь и воспоминания о доме.
Раз в месяц я пишу коротенькое письмо из нескольких строчек, чтобы сказать маме и сёстрам, что жив. Почему пишу так редко и так мало, отчего не хочу рассказывать подробности? Я был бы очень рад написать больше, но слова комом застревают в горле, а иногда просто не хватает сил: от усталости дрожит рука, и карандаш выскальзывает из пальцев. Нужно собраться с силами и написать. Поделиться какой-нибудь радостью. Только вот какой?
Где-то полгода назад, кажется, это было в декабре, по радиоэфиру я услышал пронзительное по силе чувства стихотворение Симонова «Жди меня». Схватил карандаш, судорожно стал записывать его в тетрадь. Боже! Какие строки! Слова ускользали от меня, но я жадно ловил их, будто они были единственным спасением от безумства войны:
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…
Эти строки преследовали меня неделю. Звучали то головокружительным вальсом, то отстукивали метрономом святые слова, то звучали победным маршем. И не было музыки, сильнее этой.
Жди меня, и я вернусь всем смертям назло! Всем смертям назло!.. А по-другому нельзя.
За два года до войны в нашем доме появилось старенькое фортепиано. Мама любила музыку Рахманинова и очень хотела, чтобы я учился в музыкальной школе. Меня трудно назвать прилежным сыном, но несколько аккордов концерта № 1 fis-moll я разучил и даже мечтал сочинить пьесу для фортепиано с оркестром. Ох, уж эти забавные детские мечты!.. А тут вдруг эти симоновские строки. Как глоток чистого воздуха ворвались в мою жизнь, и напомнили о самом чистом и светлом: жизни, мире, любви…да, кстати, о любви.
Домой не писал месяц, а сейчас очень хочу написать Анюте. Ни разу, с тех пор как ушёл на фронт…ни разу не сел за письмо. Анюта – моя соседка по парте и единственная настоящая любовь. Всё свою школьную жизнь я сидел за партой с девчонками: сначала с кучерявой Зинкой, потом с курносой Галкой, в пятом классе с рыжеволосой Раечкой, а в седьмом уже с высокой и тощей Зойкой.
В девятом классе к нам пришла новенькая. Я её не сразу заметил, она была хрупкой и какой-то маленькой для своих лет. Единственное свободное место за партой было рядом со мной. Зоя и её семья переехали в другой город, поэтому в новом учебном году я должен был сидеть один. Новенькая была очень застенчивой и в класс вошла только со звонком. Хотя нет, она не вошла, она будто впорхнула – очень легко и бесшумно, словно весенний ветерок. Осторожно, стараясь не задеть тяжёлой деревянной крышки, она присела за парту рядом со мной. Я видел, что девушке не совсем уютно в новом классе, поэтому она сидела, немного съёжившись, как только что вылупившийся птенчик. Краем глаза я стал наблюдать за новенькой. Девушка очень отличалась от моих прежних соседок. Её чёрная, как смоль, коса доставала почти до пояса, непослушные кудряшки, выбившиеся из причёски, аккуратно обрамляли смуглое лицо. А глаза… Вы помните анютины глазки? Помните, как глубокий сиреневый цвет вспыхивает золотыми искорками? Это её глаза. Аккуратной дугой чёрные брови. Пышные ресницы делают глаза ещё больше, добавляя взгляду какой-то манящей притягательности. Губы цвета спелой черешни и аккуратненький носик. Я заметил даже маленькую родинку за ушком. Казалось, целую вечность не мог оторвать глаз и ловил каждый вздох своей новой соседки. Имя девушке очень подходило – Анюта. Тогда я так и не понял, заметила ли Анюта, как пристально я за ней наблюдаю. Но назвала она меня сразу тепло и нежно – «Василёк». А сейчас она очень далеко, за несколько тысяч километров. И я очень надеюсь, что ужасы войны не отразятся в её прекрасных глазах. Сейчас время затишья, поэтому я могу взяться за письмо.
«Милая моя Анюта!
Наверное, в глаза не посмел бы назвать тебя милой, а бумаге могу доверить свои самые сокровенные мысли. Можешь не верить такому шалопаю, как я, но не проходит ни единого дня без мыслей о тебе.
Рядом с нашим расположением есть небольшая рощица, где целая поляна украшена анютиными глазками! Я сорвал цветок для тебя и отправлю его с этим письмом. Когда впервые увидел полянку, замер, стоял и любовался, вспоминая твои прекрасные и такие знакомые глаза. В тот момент мне захотелось вернуть время назад, и как тогда, после похода в кино, нежно заправить за ушко вечно выбивающийся локон. Так захотелось снова вдохнуть аромат полевых цветов и мёда, который всегда окутывает тебя, будто оберегая от всех невзгод. Я так скучаю по твоему звонкому смеху, по тому, как ты произносишь «р», немного картавя, как настоящая француженка, по ямочкам на твоих щеках, которые появляются, когда ты улыбаешься.
Пока пишу тебе, сердце бешено стучит, будто выпрыгнуть хочет. А ещё оно поёт. «Жди меня, и я вернусь…» - так хочется, чтобы ты услышала эти слова. Верю, мы встретимся, и я спою тебе на ушко:
Не понять не ждавшим, им
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Милый Анютик-Анютины глазки, я готов умереть за тебя, за маму, за сестёр, за нашу любимую Родину! ..
Представляешь, здесь я рядовой Кузнецов. Увы, не Василёк!
Как жаль, что ты далеко! Как хорошо, что ты далеко…
Прости, что за целый год это мое первое письмо. Постараюсь писать чаще.
Твой Василёк.
22.08.1942 г.»
За участие в боях за Сталинград 23 августа 1942 года Василий Петрович Кузнецов был награжден медалью «За отвагу». Посмертно.
Влада Афанасьева, 15 лет, Саров
Рейтинг: 3
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |