Дневник прадеда
«Как же все-таки странно», - думал Димка, лежа на траве и смотря в синее-синее небо. Июнь 41-го близился к завершению… Казалось бы, только вчера я сдал экзамены, окончил смоленскую школу…и вдруг – война… Я буду воевать…Хм, - Димка вдруг ухмыльнулся. – Еще недавно я собирался жениться на Свете Егоровой…А теперь – воевать…Интересно, Надька бы, наверное, сейчас изрекла бы что-нибудь вроде «…жизнь – странная штука…». Да, вот тут я с ней согласен…Странная…»
- Дима! Димка, уф, вот ты где, - невысокая девушка с рыжими косами и в голубоватом платьице рухнула на колени рядом с Димкой. – Я тебя полдня уже ищу!
- Надь, - спокойно, даже не глядя на нее, сказал парнишка. – Ты не можешь искать меня полдня, потому что сейчас только десять утра.
- Дим, война… Как же теперь все будет?
- Знамо дело, ничего хорошего. Я тоже думаю отправиться на фронт.
- Ты что надумал?! – Надя встала, огрела своего друга кипящим взглядом. Тебе ведь 18 только стукнуло, а ты–на фронт, - передразнила она его.
- А что же мне еще делать? – вот тут его зеленые глаза дрогнули. Дима сел, обхватил большими руками свои колени.
- Дим, послушай, - Надя успокоилась, села перед ним, тронула его сильное плечо. – Ты у нас мальчик взрослый, понимаю, в классе…да что там, в школе, всех на голову выше был…но послушай, ни я, ни ты себе даже представить не можем, что такое война. Наши деды воевали в Первую мировую, наши отцы боролись с белыми, оба получили смертельные ранения, погибли на руках наших с тобою матерей…Я своего отца совсем не знала. Я родилась, когда его уже не было в живых. Всю жизнь свою мне некого было назвать отцом. Тебе тоже…Война забрала наших дедов, отняла наших отцов. И не только наших! Сколько еще таких, как мы? Их много, Дим! Ты это понимаешь? Я знаю, один из твоих прадедов воевал даже в Отечественную войну 1812-го года. Я понимаю, у вас род такой, вы сильны, мужественны и очень смелы. Конечно, это твой долг – встать на защиту Отечества. Всё это я понимаю. Но тебе не нужно идти на фронт, слышишь? – она обхватила его лицо своими ладонями.
Димка поднял на Надю свой взгляд. С минуту он смотрел в ее карие глаза, пытаясь, как в детстве, разгадать то, о чем она думает.
- Да ты просто боишься! – сказал он ей в лицо, встал, освободившись от ее рук, и повернулся к ней спиной. Надя тоже поднялась.
- А ты мальчишка! – крикнула Надя ему в спину. – Да! Так и знай! Глупый, самонадеянный мальчишка!
- Что ты сказала?! – мог ли он быть мальчишкой, раз уж сама Света Егорова обратила на него внимание?
- То, что слышал! – парировала Надя. Она быстрым шагом подошла к Димке. – Дим, ты пойми, - Надя сменила гнев на милость. – Пойми же, твоя наивная смелость тебя погубит. Думаешь, Светке нужен мертвый жених? Или же тебе кажется, что дочь таких родителей будет всю жизнь тебя оплакивать?
- Просто скажи, что боишься, - его губы изогнулись в презрительной ухмылке. – Ты всегда была труслива, Надька.
И Димка пошел домой.
- Зато у меня никогда не было ран и синяков, в отличие от некоторых, - буркнула Надя.
***
«Здравствуй, Дмитрий! Не так давно ты говорил, что любишь меня и мечтаешь о том дне, когда мы с тобою поженимся. Ты прекрасно знаешь, что мой отец – известный и влиятельный в нашем городе человек. Так вот он считает, что голова у тебя неглупая. Он думает, что ты действительно сможешь стать приличным для меня мужем. Не сомневаюсь, ты безумно этому рад.
В ходе последних событий моя семья вынуждена переехать на Урал. Отец и мать дают согласие на наш с тобою брак, но лишь в том случае, если ты поедешь с нами. Маму можешь взять с собой. Ни о чем не беспокойся. Завтра приходи к нам к шести утра, мы тронемся в путь. В противном случае я уеду без тебя.
Думаю, ты примешь правильное, единственно правильное решение.
Света Егорова,
24 июня 1941 год»
***
Димка смотрел в темноту из окна. В руках он перебирал небольшое письмецо своей возлюбленной. Вдруг ему вспомнилась фраза, прочитанная из книги об Отечественной войне 1812-го года: «Нет выше идеи, как пожертвовать собственной жизнью, отстаивая своих братьев и свое Отечество»…
- Да, Свет, - шептал он в темноту. – Ты права. Я приму правильное, единственно правильное в данной ситуации решение. Надеюсь, ты поймешь…
***
- Света, постой, подожди! Света! – Надя бежала, крича вслед уезжающей машине. – Егорова, подожди!
Машина остановилась. Открылась дверца, и оттуда показалась аккуратная белокурая головка. Глаза Светы Егоровой были еще больше холодны и прищурены, чем обычно.
- Чего тебе? – высокомерно отозвалась красавица.
- Как же ты уезжаешь, а Димка? – Надя запыхалась.
- Я предлагала ему ехать со мной, он отказался, так что… - и гордая блондинка развела руками.
- Значит, всё-таки на фронт, раз уж даже тебя не послушался, - Надя стояла задумавшись.
- Наверно, - повела плечами Света и хотела закрыть уже дверь, но Надя ее задержала.
- Подожди, Света! Ты же за него замуж собиралась! Ты будешь его ждать?
- А откуда я знаю, сколько будет продолжаться эта война? И скорее всего, его убьют. Так папа говорит. Глупые, наивные мальчишки всегда умирают первыми.
- Как ты можешь так говорить? – Надя смотрела на величественную красавицу с презрением. – Как? Он уходит защищать нашу Родину. За это он будет бороться!...Вы с ним жениться собирались, в конце концов! А ты…
- Мы опаздываем, Надя. Я итак всех на целый час задержала, его ждала…Что ж, он сам сделал такой выбор. Его игра – ему и карты раскладывать. А мне игрок не нужен. Прощай!
Света захлопнула дверь. Надя глядела вслед уезжающей машине.
- Прощай, - слегка улыбнувшись, Надя добавила. – Свою-то игру ты не проиграешь.
***
«Как же это странно, - думал Димка, сидя в кузове машины рядом с другими, такими же, как и он, мальчишками, собравшимися на фронт. Он смотрел в синее-синее небо. Начался жаркий июль 41-го.
– Еще вчера я бы всё отдал, лишь бы вечно быть рядом со Светой…а теперь…теперь …Что бы изрекла сейчас Надька? Ах да, «…жизнь – странная штука…»
Машина с молодыми, едва достигшими 18-ти лет бойцами приближалась к лагерю. Машина шла полем. Сначала в кузове стояла тишина, прерывавшаяся лишь звуком двигателя грузовика. Это сначала тишина была гробовой, потому что вчерашние ученики, сегодняшние солдаты, едут воевать… и неизвестно, вернуться они. Это сначала была тишина…А потом…Димка еще раз убедился, что ко всему, абсолютно ко всему можно привыкнуть, это только дело времени. Оказалось, с мыслью о скорой возможной своей гибели тоже можно свыкнуться. И довольно быстро. Но каждого из недавних школьников грела сердце одна-единственная мысль: если они и погибнут на этой войне, это будет во имя Великой цели – во имя Родины. А эта цель стоит их жизней.
«Как же всё-таки это странно, - думал Димка, глядя вокруг. – Обычное наше поле, солнце, как всегда, небо – без единого облачка, всё кругом тихо, спокойно, хорошо… Многие ребята перезнакомились, - и Димка окинул взглядом своих товарищей. Наивные их лица ничем не показывали страх, не выражали тревогу. Беззаботно болтают о чем-то, смеются даже, кто-то поет, кто-то читает… Ини одного унылого лица.
- Привет, - послышался робкий голос. Димка прервал свои размышления. Перед ним сидел такой же мальчишка, как и он.
- Привет, - ответил Димка и протянул для приветствия свою ладонь. Он разглядел юношу. Ростом с самого Димку, но худоват. Очки с квадратной оправой скрывали светло-карие глаза, из-под пилотки выглядывали светлые, в отличие от Димкиных, волосы. Кажется, паренек был его ровесником.
- Меня Саша зовут.
- Дмитрий, - с суровым выражением лица произнес Димка. – Сколько тебе лет?
- Только, - новый знакомый зашептал. – Не говори никому, ладно?
- Конечно, братец, не выдам.
- 17 мне, через 7 месяцев 18 исполнится, - и Сашкины глаза забегали.
Димка был удивлен:
- И как тебя взяли-то? Я с моими физподготовкой и восемнадцатью годами еле-еле сюда пробился! А тебя, худого и с плохим зрением-то, как взяли?!
- Да тише ты, тише, - Сашка испугался и приложил указательный палец к своим губам. – Мы с братом как две капли воды похожи, я по его повестке пошел. У него дочка неделю назад родилась, Анютку, жену его, что меня на год только постарше, жалко. Вот я и пошел по его повестке. Очки в медчасти снял, а таблицу эту, по которой зрение проверяют, я уж за столько лет наизусть выучил.
- Да, братец, - покачал головою Димка. – А мать-то знает?
- Знает, перед отъездом моим с ней вместе плакали.
«Да он еще и плачет… - подумал Димка. - Мальчишка! Какая ему война?! А Надька еще что-то про меня говорила…»
Ребята быстро нашли общий язык и подружились. И именно там, на войне за Отечество, каждый из них узнал, что такое настоящая дружба.
***
Грузовик с новыми солдатами прибыл в военный лагерь к шести часам вечера. Лагерь находился в лесу и напоминал расположение партизанского отряда: кое-где дышали костры, всюду сновали бойцы и командиры, и стояли по периметру лагеря небольшие палатки-казармы, предназначенные для молодых.
Командир дал приказ разобрать рюкзаки. Димка видел, как Сашка выкладывал на небольшую тумбу рядом с койкой мыло, гребень, ручку и блокнот, про который он пояснил: «Буду домой, маме, письма слать». А он, Димка, будет писать домой? Кому? Разве что только матери… Света уже, наверняка, уехала, а Надька… «Тоже мне, друг называется, - подумал зло Димка про нее. – В такой важный для меня момент не поддержала…»
На свою тумбу Димка положил лишь гребень и мыло. «Что это?» - подумал он, когда в практически пустом рюкзаке нащупал что-то. Вещь, которую он вытащил из рюкзака, была ему незнакома. Это оказалась толстая тетрадь в твердом переплете. Похоже, очень старая, если не сказать, древняя, самодельная. Тетрадь была крест-накрест перевязана втрое сложенной шерстяной нитью. Эта нить привязывала к тетради лист бумаги. Димка достал его, развернул.
«Сынок, Дима, Дмитрий!
Ты любишь, когда я называю тебя Дмитрием. Это звучит гордо, по-взрослому. Похоже, ты прав, ты действительно у меня совсем большой стал, ты принял взрослое решение.
Ты ушел воевать за Отечество, за землю нашу. Так сбереги же ее, как сберегали ее век за веком, поколение за поколением наши прадеды, деды, отцы. Помни их великие дела и никогда не забывай этого. Только так ты и твои братья смогут сохранить наши жизни, свободу. Так говорил твоему отцу твой дед… А тебе это говорю я.
Ты знаешь, похоже, в нашей семье это традиция – Родину защищать… и погибать за Отчизну… Многое бы я отдала, чтобы нарушить ее! Чтобы не было больше войн…
Твой дед пал на фронте Первой мировой войны…Твоему отцу принесла смерть война Гражданская…Ты очень много слышал о ней с детства.
Помнишь, когда ты был маленьким, я рассказывала тебе о том, что твой прадед воевал за Отечество еще в 1812 году. Это была ужасная война с французами. Тебе, сын, придется биться с немцами, проклятыми фашистами… Я передаю тебе дневник твоего прадеда, он вел его на фронте. Эта реликвия передавалась в нашей семье от отца к сыну, взращивая настоящих мужчин. А мужество тебе сейчас необходимо.
Лобов Борис Дмитриевич, так звали твоего прадеда. Он погиб в 1812 году под Москвой. Он до последних сил, до последнего своего вздоха защищал родную землю. Из учебников по истории ты знаешь, что Смоленск французы взяли в августе. Борис Дмитриевич до самой смерти своей не был уверен, что жена его с детьми успела спастись, уйти из города. После войны товарищ Бориса Дмитриевича разыскал Надежду Петровну, передал ей дневник мужа…
Прочти эту тетрадь, сын. Так ты хоть чуть-чуть подготовишься ко встрече с войной. И я надеюсь, что ты, в отличие от предков своих, вернешься живым. Я всем своим сердцем в это верю.
Мама
30 июня, 1941 год»
В письме матери некоторые буквы были смазаны. «Значит, мама плакала, - подумал Димка. – Я здесь, а рядом с нею нет никого, кто бы мог утешить ее. Я вернусь, мама, обещаю…»
***
Вечер был тих. Ничто не говорило о войне. В лесу был слышен стук дятла, пение кукушки, стрекотание кузнечиков…
У костра Димка открыл дневник своего прадеда. Он перелистал его. Пожелтевшие от времени страницы, кое-где следы крови… Странно, что время не уничтожило буквы, сливавшиеся в слова…
«19 июня, 1812 год
Война. Армия Бонапарта вторглась на нашу землю. Я считаю своим долгом встать на защиту Отчизны. Страна, которая вскормила и взрастила меня, не может сгинуть, так не должно. Пойду на фронт…»
Это первые строки дневника. Дальше следовало ужасное, сотрясающее всё живое в самом существе человека, описание жестокостей, которые чинили французы на завоеванных русских землях. Затем – прощание с молодой женой: «Надежда стояла на крыльце нашей хатки. Она перебирала в руках платочек, который я ей подарил месяц тому назад на ее именины. Я сказал: «Не плачь! Ты мать моих детей, ты должна поднять их, коли не вернусь…» «Не смей!» - крикнула она мне не менее серьезно. И я понял, что даже мысли о моем невозвращении она не приемлет, и я ушел. Я заставил себя не оглянуться, хотя и знал, что она всё равно заплачет…»
***
После всех событий прошлого дня Димка спал крепко. Он не помнил, что ему снилось, - сон был глубокий.
После завтрака командир кратко изложил то, чем будет заниматься их взвод. Молодых бойцов предстояло обучить стрельбе из боевых орудий… Они должны будут ездить за действующими отрядами и помогать им. «По-средневековому», как выразился Сашка, из них делают «оруженосцев»…
Димка был в негодовании. Ему хотелось вражеской крови, истинного боя, сражения…на его речи Сашка незамедлительно серьезно отреагировал: он хлопнул Димку по-дружески по плечу и сказал: «Навоюешься еще…»
Вышедши из леса, взвод учился рыть окопы. После двух часов непрерывной работы Димка бросил лопату рядом с собою, сел на дно окопа, достал прадедовский дневник и продолжил читать…
«…Только что соорудили редут. Вроде, хорошо… Сейчас дочитал письмо моей Надежды. Шлет поцелуй, привет от ребятишек. Пишет, что хозяйство в порядке, справляется… Знаю я, как она справляется. Хоть одна-две, но несколько кур сбежало… - тут Димка ухмыльнулся, вспомнив свою Надьку. У той тоже вечно куры пропадают… Интересно, как она сейчас?... – Пишет, что крепка, сурова, мужественна. Но чую: днями и ночами ревет, жена ведь…»
Дальше шли цитаты из ее писем, описание их счастливой семейной жизни. Одного Димка не мог понять: почему дед называет свою жену Надеждой? Вот он, Димка, подругу свою всегда только Надькой звал. А что? Надька – она и в Африке Надька. Может, время просто другое было?
Вернувшись к чтению, Димка пропустил моменты, где говорилось «о моей Надежде»…
«…Вот на пяток минут присел на землю родную. Как представлю, что француз вшивый может ее, кормилицу-матушку, завоевать, аж жить не хочется. Ничуть жизни не жалко, коли речь об Отечестве. Никому не отдам! Ни за что!
… Я в глубоких раздумьях, а Кузьма рядом яблочко смакует. И где взял, паразит эдакий?..»
И тут Димка даже вздрогнул. Повернул голову налево и увидел сидящего рядом Сашку. Он смотрел вперед и жевал яблоко. С языка Димки так и слетело:
- И где взял, паразит эдакий?
-На обеде раздавали, а ты всё тут сидишь, - промямлил тот, не отрывая взгляда.
***
…Вот так и шли дни за днями…Подъем – упражнение – завтрак – практические занятия – обед – снова занятия – ужин – опять занятия – отбой. И так каждый день…
Неделя за неделей Димка читал дневник своего предка. А между тем даты в тетради и на календаре приближались к августу.
***
«…Ужасно…Ужасно…Неописуемая боль…Как подумаю, что Кузька, мой друг Кузьма, с коим я столько дней и ночей бок о бок сражался за землю русскую, убит…Убит!.. Страшное, страшное слово… Лежит в сырой земле… Ух, держись, француз! Отмщу за тебя, товарищ! Отмщу за павших братьев наших! Отмщу за слезы матерей, жен и детей наших. Отмщу!»
«20 августа, 1812
…Смоленск взят. Край родной мой взят. Земля матери в руках проклятых. Кровь кипит во мне, боюсь думать о Надежде. Боюсь…
Нехорошие мысли в душу не пускаю, а хорошие…боюсь…
Я слышал от людей, бежавших из захваченных городов и сёл, что происходит с их домами…это поистине страшно…Можно уже предположить, что мой родной Смоленск гибнет в пламени пожара. Где моя Надежда?
Поистине страшная война. Никто, совершенным образом никто, ни единый человек, пришедший сюда, до всего этого не имел и малейшего представления о войне…
Где моя Надежда…
Одно истинно, хоть горько: ключи к Москве подобраны…»
Димка читал, и его сердце ускоряло свой ритм. Страница за страницей он узнавал из прадедовского дневника о многоликой и безжалостной войне. То, что он знал из учебников – детские россказни по сравнению с короткими записями прародителя…
***
Ночью лагерь подняли по тревоге. Немцы наступали. Нужно было задержать фрицев, чтоб главные силы успели подготовиться к сражению…
Этих мальчишек, так мало узнавших настоящую войну, отправили биться с немцами. Но разве они не к этому шли? Разве не боя, кровопролитного, настоящего боя ждали они тогда, в начале июля 41-го, чтоб воздать фашистам за их зверства?..
«Вот и мой черед настал», - молвил Димка. Он не знал, что только сейчас взрослеет. Ведь не тот взрослый человек, что высок, хорошо сложен или уже успел жениться, а тот, кто не боится положить жизнь собственную, чтоб спасти сотни других.
Нужно было продержаться лишь пару часов. Но постепенно эта пара часов боя превратилась в пару-тройку, затем… Димка стрелял, боролся, защищал. Димка защищал свое Отечество, как и все, кто сражался с ним бок о бок.
С ужасом он смотрел на то, как его товарищи гибнут. Было чудовищно страшно осознавать, что они не встанут уже никогда…
- Подмога! Подмога! Наши! Ребята, наши идут! – голос командира бодрил бойцов.
«Наши», - сладкая, теплая, светлая мысль на секунду отвлекла его… На единую секунду… Фашистская пуля ударила в грудь. В сердце. Димка это почувствовал. Он падал на дно окопа. Он видел прыгающего в окоп вслед за ним Сашку, на чьем лице изобразился ужас. Димка видел синее-синее небо… «Как же всё-таки странно, - думал в это мгновение Димка. – Странно, но мне почему-то ничуть не страшно… Что бы изрекла Надька? Ах да, «жизнь – странная штука…». Он пал на дно окопа… Он дышал… Он слышал, что фрицы отступили. Почему-то резко всё смолкло. Веки смыкались. И тут Димка услышал приятный, до боли знакомый голос.
- Солдатик, миленький, не умирай, слышишь? – Димка открыл глаза. На колени рядом с ним падала медсестра. Сначала он почувствовал знакомое тепло рук. Затем по его лицу скользнули рыжие…нет, золотые косы, и теплый свет карих глаз заставил его очнуться.
- Надька, - прошептал он, заключая ее лицо в свои ладони. – Надька, родная моя…
- Господи, Димка! – у девушки задрожал голос.
- Не плачь, милая, Надька…знала бы ты… Чего ты плачешь?
- Да ведь ты, ты же… - захлёбываясь слезами, Надя стала трогать рану… - Димка…прямо в сердце…не верю!...не хочу…
- Да ведь я же живой, Надь, - слегка улыбнулся он.
Дима расстегнул форму. Во внутреннем кармане, прямо у сердца лежала тетрадь. Ее пробила пуля, едва задев грудь парня. Пуля застряла в дневнике, так и не достигнув цели, которую поставил стрелявший в Диму фриц.
- Надь, ведь ты же боялась, - тихо говорил он. – Как же ты на фронт пошла?
- Да я не за себя, Дим, я ведь за тебя боялась, понимаешь?
***
…В мире очень много подделок. В жизни очень много подделок. Да и в любви тоже много ненастоящего. А Настоящая, Истинная Любовь всегда единственна. И Дима понял это, когда его и Надю, как и многих других молодых ребят, оставили в родном Смоленске. Слова командира были понятны:
- Как оказалось, не то что деды, но и мальчишки, и даже девчонки сбежали на фронт! А вы о городе подумали? Кто его-то будет защищать?..
На оборону Смоленска выделили некоторые силы. И они продолжали защищать родную землю вплоть до мая 45-го…
«Долго же ты ждал Победы, Борис Дмитриевич, - думал Дима. – Ты верил, что скоро война закончится. Ты приложил к этому все свои силы. И я приложу, я ведь твой правнук, я внук отважного деда, я сын мужественного отца. Я тоже Любовь. И не важно, сколько потребуется сил. И не важно, как долго будет идти эта война. Но я тоже буду ждать Победу. И надеяться, ведь у меня теперь тоже есть моя Надежда…»
- Дима! Димка, уф, вот ты где, - невысокая девушка с рыжими косами и в голубоватом платьице рухнула на колени рядом с Димкой. – Я тебя полдня уже ищу!
- Надь, - спокойно, даже не глядя на нее, сказал парнишка. – Ты не можешь искать меня полдня, потому что сейчас только десять утра.
- Дим, война… Как же теперь все будет?
- Знамо дело, ничего хорошего. Я тоже думаю отправиться на фронт.
- Ты что надумал?! – Надя встала, огрела своего друга кипящим взглядом. Тебе ведь 18 только стукнуло, а ты–на фронт, - передразнила она его.
- А что же мне еще делать? – вот тут его зеленые глаза дрогнули. Дима сел, обхватил большими руками свои колени.
- Дим, послушай, - Надя успокоилась, села перед ним, тронула его сильное плечо. – Ты у нас мальчик взрослый, понимаю, в классе…да что там, в школе, всех на голову выше был…но послушай, ни я, ни ты себе даже представить не можем, что такое война. Наши деды воевали в Первую мировую, наши отцы боролись с белыми, оба получили смертельные ранения, погибли на руках наших с тобою матерей…Я своего отца совсем не знала. Я родилась, когда его уже не было в живых. Всю жизнь свою мне некого было назвать отцом. Тебе тоже…Война забрала наших дедов, отняла наших отцов. И не только наших! Сколько еще таких, как мы? Их много, Дим! Ты это понимаешь? Я знаю, один из твоих прадедов воевал даже в Отечественную войну 1812-го года. Я понимаю, у вас род такой, вы сильны, мужественны и очень смелы. Конечно, это твой долг – встать на защиту Отечества. Всё это я понимаю. Но тебе не нужно идти на фронт, слышишь? – она обхватила его лицо своими ладонями.
Димка поднял на Надю свой взгляд. С минуту он смотрел в ее карие глаза, пытаясь, как в детстве, разгадать то, о чем она думает.
- Да ты просто боишься! – сказал он ей в лицо, встал, освободившись от ее рук, и повернулся к ней спиной. Надя тоже поднялась.
- А ты мальчишка! – крикнула Надя ему в спину. – Да! Так и знай! Глупый, самонадеянный мальчишка!
- Что ты сказала?! – мог ли он быть мальчишкой, раз уж сама Света Егорова обратила на него внимание?
- То, что слышал! – парировала Надя. Она быстрым шагом подошла к Димке. – Дим, ты пойми, - Надя сменила гнев на милость. – Пойми же, твоя наивная смелость тебя погубит. Думаешь, Светке нужен мертвый жених? Или же тебе кажется, что дочь таких родителей будет всю жизнь тебя оплакивать?
- Просто скажи, что боишься, - его губы изогнулись в презрительной ухмылке. – Ты всегда была труслива, Надька.
И Димка пошел домой.
- Зато у меня никогда не было ран и синяков, в отличие от некоторых, - буркнула Надя.
***
«Здравствуй, Дмитрий! Не так давно ты говорил, что любишь меня и мечтаешь о том дне, когда мы с тобою поженимся. Ты прекрасно знаешь, что мой отец – известный и влиятельный в нашем городе человек. Так вот он считает, что голова у тебя неглупая. Он думает, что ты действительно сможешь стать приличным для меня мужем. Не сомневаюсь, ты безумно этому рад.
В ходе последних событий моя семья вынуждена переехать на Урал. Отец и мать дают согласие на наш с тобою брак, но лишь в том случае, если ты поедешь с нами. Маму можешь взять с собой. Ни о чем не беспокойся. Завтра приходи к нам к шести утра, мы тронемся в путь. В противном случае я уеду без тебя.
Думаю, ты примешь правильное, единственно правильное решение.
Света Егорова,
24 июня 1941 год»
***
Димка смотрел в темноту из окна. В руках он перебирал небольшое письмецо своей возлюбленной. Вдруг ему вспомнилась фраза, прочитанная из книги об Отечественной войне 1812-го года: «Нет выше идеи, как пожертвовать собственной жизнью, отстаивая своих братьев и свое Отечество»…
- Да, Свет, - шептал он в темноту. – Ты права. Я приму правильное, единственно правильное в данной ситуации решение. Надеюсь, ты поймешь…
***
- Света, постой, подожди! Света! – Надя бежала, крича вслед уезжающей машине. – Егорова, подожди!
Машина остановилась. Открылась дверца, и оттуда показалась аккуратная белокурая головка. Глаза Светы Егоровой были еще больше холодны и прищурены, чем обычно.
- Чего тебе? – высокомерно отозвалась красавица.
- Как же ты уезжаешь, а Димка? – Надя запыхалась.
- Я предлагала ему ехать со мной, он отказался, так что… - и гордая блондинка развела руками.
- Значит, всё-таки на фронт, раз уж даже тебя не послушался, - Надя стояла задумавшись.
- Наверно, - повела плечами Света и хотела закрыть уже дверь, но Надя ее задержала.
- Подожди, Света! Ты же за него замуж собиралась! Ты будешь его ждать?
- А откуда я знаю, сколько будет продолжаться эта война? И скорее всего, его убьют. Так папа говорит. Глупые, наивные мальчишки всегда умирают первыми.
- Как ты можешь так говорить? – Надя смотрела на величественную красавицу с презрением. – Как? Он уходит защищать нашу Родину. За это он будет бороться!...Вы с ним жениться собирались, в конце концов! А ты…
- Мы опаздываем, Надя. Я итак всех на целый час задержала, его ждала…Что ж, он сам сделал такой выбор. Его игра – ему и карты раскладывать. А мне игрок не нужен. Прощай!
Света захлопнула дверь. Надя глядела вслед уезжающей машине.
- Прощай, - слегка улыбнувшись, Надя добавила. – Свою-то игру ты не проиграешь.
***
«Как же это странно, - думал Димка, сидя в кузове машины рядом с другими, такими же, как и он, мальчишками, собравшимися на фронт. Он смотрел в синее-синее небо. Начался жаркий июль 41-го.
– Еще вчера я бы всё отдал, лишь бы вечно быть рядом со Светой…а теперь…теперь …Что бы изрекла сейчас Надька? Ах да, «…жизнь – странная штука…»
Машина с молодыми, едва достигшими 18-ти лет бойцами приближалась к лагерю. Машина шла полем. Сначала в кузове стояла тишина, прерывавшаяся лишь звуком двигателя грузовика. Это сначала тишина была гробовой, потому что вчерашние ученики, сегодняшние солдаты, едут воевать… и неизвестно, вернуться они. Это сначала была тишина…А потом…Димка еще раз убедился, что ко всему, абсолютно ко всему можно привыкнуть, это только дело времени. Оказалось, с мыслью о скорой возможной своей гибели тоже можно свыкнуться. И довольно быстро. Но каждого из недавних школьников грела сердце одна-единственная мысль: если они и погибнут на этой войне, это будет во имя Великой цели – во имя Родины. А эта цель стоит их жизней.
«Как же всё-таки это странно, - думал Димка, глядя вокруг. – Обычное наше поле, солнце, как всегда, небо – без единого облачка, всё кругом тихо, спокойно, хорошо… Многие ребята перезнакомились, - и Димка окинул взглядом своих товарищей. Наивные их лица ничем не показывали страх, не выражали тревогу. Беззаботно болтают о чем-то, смеются даже, кто-то поет, кто-то читает… Ини одного унылого лица.
- Привет, - послышался робкий голос. Димка прервал свои размышления. Перед ним сидел такой же мальчишка, как и он.
- Привет, - ответил Димка и протянул для приветствия свою ладонь. Он разглядел юношу. Ростом с самого Димку, но худоват. Очки с квадратной оправой скрывали светло-карие глаза, из-под пилотки выглядывали светлые, в отличие от Димкиных, волосы. Кажется, паренек был его ровесником.
- Меня Саша зовут.
- Дмитрий, - с суровым выражением лица произнес Димка. – Сколько тебе лет?
- Только, - новый знакомый зашептал. – Не говори никому, ладно?
- Конечно, братец, не выдам.
- 17 мне, через 7 месяцев 18 исполнится, - и Сашкины глаза забегали.
Димка был удивлен:
- И как тебя взяли-то? Я с моими физподготовкой и восемнадцатью годами еле-еле сюда пробился! А тебя, худого и с плохим зрением-то, как взяли?!
- Да тише ты, тише, - Сашка испугался и приложил указательный палец к своим губам. – Мы с братом как две капли воды похожи, я по его повестке пошел. У него дочка неделю назад родилась, Анютку, жену его, что меня на год только постарше, жалко. Вот я и пошел по его повестке. Очки в медчасти снял, а таблицу эту, по которой зрение проверяют, я уж за столько лет наизусть выучил.
- Да, братец, - покачал головою Димка. – А мать-то знает?
- Знает, перед отъездом моим с ней вместе плакали.
«Да он еще и плачет… - подумал Димка. - Мальчишка! Какая ему война?! А Надька еще что-то про меня говорила…»
Ребята быстро нашли общий язык и подружились. И именно там, на войне за Отечество, каждый из них узнал, что такое настоящая дружба.
***
Грузовик с новыми солдатами прибыл в военный лагерь к шести часам вечера. Лагерь находился в лесу и напоминал расположение партизанского отряда: кое-где дышали костры, всюду сновали бойцы и командиры, и стояли по периметру лагеря небольшие палатки-казармы, предназначенные для молодых.
Командир дал приказ разобрать рюкзаки. Димка видел, как Сашка выкладывал на небольшую тумбу рядом с койкой мыло, гребень, ручку и блокнот, про который он пояснил: «Буду домой, маме, письма слать». А он, Димка, будет писать домой? Кому? Разве что только матери… Света уже, наверняка, уехала, а Надька… «Тоже мне, друг называется, - подумал зло Димка про нее. – В такой важный для меня момент не поддержала…»
На свою тумбу Димка положил лишь гребень и мыло. «Что это?» - подумал он, когда в практически пустом рюкзаке нащупал что-то. Вещь, которую он вытащил из рюкзака, была ему незнакома. Это оказалась толстая тетрадь в твердом переплете. Похоже, очень старая, если не сказать, древняя, самодельная. Тетрадь была крест-накрест перевязана втрое сложенной шерстяной нитью. Эта нить привязывала к тетради лист бумаги. Димка достал его, развернул.
«Сынок, Дима, Дмитрий!
Ты любишь, когда я называю тебя Дмитрием. Это звучит гордо, по-взрослому. Похоже, ты прав, ты действительно у меня совсем большой стал, ты принял взрослое решение.
Ты ушел воевать за Отечество, за землю нашу. Так сбереги же ее, как сберегали ее век за веком, поколение за поколением наши прадеды, деды, отцы. Помни их великие дела и никогда не забывай этого. Только так ты и твои братья смогут сохранить наши жизни, свободу. Так говорил твоему отцу твой дед… А тебе это говорю я.
Ты знаешь, похоже, в нашей семье это традиция – Родину защищать… и погибать за Отчизну… Многое бы я отдала, чтобы нарушить ее! Чтобы не было больше войн…
Твой дед пал на фронте Первой мировой войны…Твоему отцу принесла смерть война Гражданская…Ты очень много слышал о ней с детства.
Помнишь, когда ты был маленьким, я рассказывала тебе о том, что твой прадед воевал за Отечество еще в 1812 году. Это была ужасная война с французами. Тебе, сын, придется биться с немцами, проклятыми фашистами… Я передаю тебе дневник твоего прадеда, он вел его на фронте. Эта реликвия передавалась в нашей семье от отца к сыну, взращивая настоящих мужчин. А мужество тебе сейчас необходимо.
Лобов Борис Дмитриевич, так звали твоего прадеда. Он погиб в 1812 году под Москвой. Он до последних сил, до последнего своего вздоха защищал родную землю. Из учебников по истории ты знаешь, что Смоленск французы взяли в августе. Борис Дмитриевич до самой смерти своей не был уверен, что жена его с детьми успела спастись, уйти из города. После войны товарищ Бориса Дмитриевича разыскал Надежду Петровну, передал ей дневник мужа…
Прочти эту тетрадь, сын. Так ты хоть чуть-чуть подготовишься ко встрече с войной. И я надеюсь, что ты, в отличие от предков своих, вернешься живым. Я всем своим сердцем в это верю.
Мама
30 июня, 1941 год»
В письме матери некоторые буквы были смазаны. «Значит, мама плакала, - подумал Димка. – Я здесь, а рядом с нею нет никого, кто бы мог утешить ее. Я вернусь, мама, обещаю…»
***
Вечер был тих. Ничто не говорило о войне. В лесу был слышен стук дятла, пение кукушки, стрекотание кузнечиков…
У костра Димка открыл дневник своего прадеда. Он перелистал его. Пожелтевшие от времени страницы, кое-где следы крови… Странно, что время не уничтожило буквы, сливавшиеся в слова…
«19 июня, 1812 год
Война. Армия Бонапарта вторглась на нашу землю. Я считаю своим долгом встать на защиту Отчизны. Страна, которая вскормила и взрастила меня, не может сгинуть, так не должно. Пойду на фронт…»
Это первые строки дневника. Дальше следовало ужасное, сотрясающее всё живое в самом существе человека, описание жестокостей, которые чинили французы на завоеванных русских землях. Затем – прощание с молодой женой: «Надежда стояла на крыльце нашей хатки. Она перебирала в руках платочек, который я ей подарил месяц тому назад на ее именины. Я сказал: «Не плачь! Ты мать моих детей, ты должна поднять их, коли не вернусь…» «Не смей!» - крикнула она мне не менее серьезно. И я понял, что даже мысли о моем невозвращении она не приемлет, и я ушел. Я заставил себя не оглянуться, хотя и знал, что она всё равно заплачет…»
***
После всех событий прошлого дня Димка спал крепко. Он не помнил, что ему снилось, - сон был глубокий.
После завтрака командир кратко изложил то, чем будет заниматься их взвод. Молодых бойцов предстояло обучить стрельбе из боевых орудий… Они должны будут ездить за действующими отрядами и помогать им. «По-средневековому», как выразился Сашка, из них делают «оруженосцев»…
Димка был в негодовании. Ему хотелось вражеской крови, истинного боя, сражения…на его речи Сашка незамедлительно серьезно отреагировал: он хлопнул Димку по-дружески по плечу и сказал: «Навоюешься еще…»
Вышедши из леса, взвод учился рыть окопы. После двух часов непрерывной работы Димка бросил лопату рядом с собою, сел на дно окопа, достал прадедовский дневник и продолжил читать…
«…Только что соорудили редут. Вроде, хорошо… Сейчас дочитал письмо моей Надежды. Шлет поцелуй, привет от ребятишек. Пишет, что хозяйство в порядке, справляется… Знаю я, как она справляется. Хоть одна-две, но несколько кур сбежало… - тут Димка ухмыльнулся, вспомнив свою Надьку. У той тоже вечно куры пропадают… Интересно, как она сейчас?... – Пишет, что крепка, сурова, мужественна. Но чую: днями и ночами ревет, жена ведь…»
Дальше шли цитаты из ее писем, описание их счастливой семейной жизни. Одного Димка не мог понять: почему дед называет свою жену Надеждой? Вот он, Димка, подругу свою всегда только Надькой звал. А что? Надька – она и в Африке Надька. Может, время просто другое было?
Вернувшись к чтению, Димка пропустил моменты, где говорилось «о моей Надежде»…
«…Вот на пяток минут присел на землю родную. Как представлю, что француз вшивый может ее, кормилицу-матушку, завоевать, аж жить не хочется. Ничуть жизни не жалко, коли речь об Отечестве. Никому не отдам! Ни за что!
… Я в глубоких раздумьях, а Кузьма рядом яблочко смакует. И где взял, паразит эдакий?..»
И тут Димка даже вздрогнул. Повернул голову налево и увидел сидящего рядом Сашку. Он смотрел вперед и жевал яблоко. С языка Димки так и слетело:
- И где взял, паразит эдакий?
-На обеде раздавали, а ты всё тут сидишь, - промямлил тот, не отрывая взгляда.
***
…Вот так и шли дни за днями…Подъем – упражнение – завтрак – практические занятия – обед – снова занятия – ужин – опять занятия – отбой. И так каждый день…
Неделя за неделей Димка читал дневник своего предка. А между тем даты в тетради и на календаре приближались к августу.
***
«…Ужасно…Ужасно…Неописуемая боль…Как подумаю, что Кузька, мой друг Кузьма, с коим я столько дней и ночей бок о бок сражался за землю русскую, убит…Убит!.. Страшное, страшное слово… Лежит в сырой земле… Ух, держись, француз! Отмщу за тебя, товарищ! Отмщу за павших братьев наших! Отмщу за слезы матерей, жен и детей наших. Отмщу!»
«20 августа, 1812
…Смоленск взят. Край родной мой взят. Земля матери в руках проклятых. Кровь кипит во мне, боюсь думать о Надежде. Боюсь…
Нехорошие мысли в душу не пускаю, а хорошие…боюсь…
Я слышал от людей, бежавших из захваченных городов и сёл, что происходит с их домами…это поистине страшно…Можно уже предположить, что мой родной Смоленск гибнет в пламени пожара. Где моя Надежда?
Поистине страшная война. Никто, совершенным образом никто, ни единый человек, пришедший сюда, до всего этого не имел и малейшего представления о войне…
Где моя Надежда…
Одно истинно, хоть горько: ключи к Москве подобраны…»
Димка читал, и его сердце ускоряло свой ритм. Страница за страницей он узнавал из прадедовского дневника о многоликой и безжалостной войне. То, что он знал из учебников – детские россказни по сравнению с короткими записями прародителя…
***
Ночью лагерь подняли по тревоге. Немцы наступали. Нужно было задержать фрицев, чтоб главные силы успели подготовиться к сражению…
Этих мальчишек, так мало узнавших настоящую войну, отправили биться с немцами. Но разве они не к этому шли? Разве не боя, кровопролитного, настоящего боя ждали они тогда, в начале июля 41-го, чтоб воздать фашистам за их зверства?..
«Вот и мой черед настал», - молвил Димка. Он не знал, что только сейчас взрослеет. Ведь не тот взрослый человек, что высок, хорошо сложен или уже успел жениться, а тот, кто не боится положить жизнь собственную, чтоб спасти сотни других.
Нужно было продержаться лишь пару часов. Но постепенно эта пара часов боя превратилась в пару-тройку, затем… Димка стрелял, боролся, защищал. Димка защищал свое Отечество, как и все, кто сражался с ним бок о бок.
С ужасом он смотрел на то, как его товарищи гибнут. Было чудовищно страшно осознавать, что они не встанут уже никогда…
- Подмога! Подмога! Наши! Ребята, наши идут! – голос командира бодрил бойцов.
«Наши», - сладкая, теплая, светлая мысль на секунду отвлекла его… На единую секунду… Фашистская пуля ударила в грудь. В сердце. Димка это почувствовал. Он падал на дно окопа. Он видел прыгающего в окоп вслед за ним Сашку, на чьем лице изобразился ужас. Димка видел синее-синее небо… «Как же всё-таки странно, - думал в это мгновение Димка. – Странно, но мне почему-то ничуть не страшно… Что бы изрекла Надька? Ах да, «жизнь – странная штука…». Он пал на дно окопа… Он дышал… Он слышал, что фрицы отступили. Почему-то резко всё смолкло. Веки смыкались. И тут Димка услышал приятный, до боли знакомый голос.
- Солдатик, миленький, не умирай, слышишь? – Димка открыл глаза. На колени рядом с ним падала медсестра. Сначала он почувствовал знакомое тепло рук. Затем по его лицу скользнули рыжие…нет, золотые косы, и теплый свет карих глаз заставил его очнуться.
- Надька, - прошептал он, заключая ее лицо в свои ладони. – Надька, родная моя…
- Господи, Димка! – у девушки задрожал голос.
- Не плачь, милая, Надька…знала бы ты… Чего ты плачешь?
- Да ведь ты, ты же… - захлёбываясь слезами, Надя стала трогать рану… - Димка…прямо в сердце…не верю!...не хочу…
- Да ведь я же живой, Надь, - слегка улыбнулся он.
Дима расстегнул форму. Во внутреннем кармане, прямо у сердца лежала тетрадь. Ее пробила пуля, едва задев грудь парня. Пуля застряла в дневнике, так и не достигнув цели, которую поставил стрелявший в Диму фриц.
- Надь, ведь ты же боялась, - тихо говорил он. – Как же ты на фронт пошла?
- Да я не за себя, Дим, я ведь за тебя боялась, понимаешь?
***
…В мире очень много подделок. В жизни очень много подделок. Да и в любви тоже много ненастоящего. А Настоящая, Истинная Любовь всегда единственна. И Дима понял это, когда его и Надю, как и многих других молодых ребят, оставили в родном Смоленске. Слова командира были понятны:
- Как оказалось, не то что деды, но и мальчишки, и даже девчонки сбежали на фронт! А вы о городе подумали? Кто его-то будет защищать?..
На оборону Смоленска выделили некоторые силы. И они продолжали защищать родную землю вплоть до мая 45-го…
«Долго же ты ждал Победы, Борис Дмитриевич, - думал Дима. – Ты верил, что скоро война закончится. Ты приложил к этому все свои силы. И я приложу, я ведь твой правнук, я внук отважного деда, я сын мужественного отца. Я тоже Любовь. И не важно, сколько потребуется сил. И не важно, как долго будет идти эта война. Но я тоже буду ждать Победу. И надеяться, ведь у меня теперь тоже есть моя Надежда…»
AngeLina Ivanova, 16 лет, с. Осиново
Рейтинг: 3
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
вова
молодец так держать "умничка"
молодец так держать "умничка"
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |