Прости
Меня разбудил звук, к которому я уже успел привыкнуть. Звук этот – звон стекла – я слышу уже в течение трёх лет. Именно тогда от нас ушёл папа. Именно тогда моя мать начала пить.
Сон от меня улетучился мгновенно. Лежать просто так уже не имеет смысла, поэтому я встал и пошёл на кухню, надеясь найти что-нибудь съестное. Мать уже сидела с бутылкой, в которой болтались остатки мутноватой жидкости. Растрёпанная, со сморщенной, как сухофрукт, кожей, с чёрными кругами под глазами, в старом облезлом халате, эта женщина казалась глубокой старухой, Бабой-Ягой, хотя ей было всего 35 лет. Молодость покинула её с приходом в дом «весёлой» жизни. Сначала мать пила, чтобы, как она говорила, утопить горе. И я верил, что это временно. Каждое утро я просыпался с мыслью, что вот сейчас я выйду, а мама трезвая, снова красивая, готовит завтрак и весело что-то напевает. Но чуда не случалось. Потом мать уволили с работы за прогулы, и она запила с удвоенной силой. С каждым днём её всё больше затягивало болото пьянства. Сначала мать перестала ночевать дома. Впервые оставшись наедине с ночной тишиной, я очень испугался. Я всю ночь не спал, плакал и звал маму. А она явилась только под утро, пьяная, весёлая. Подошла ко мне и как рявкнет: «Что воешь? Привыкай ко взрослой жизни!»
Потом из дома стали пропадать вещи. Сначала она делала это незаметно, а потом уже в открытую выносила сервизы, телевизор, а потом и ковры, шубы, одеяла… Пока не вынесла практически всё.
И вот сейчас сидит и буравит меня злобным взглядом, словно я виноват во всех её несчастиях. Ненавижу!
Вдруг мать как-то вся выпрямилась, отчего халат ещё больше разошёлся на голой груди, посмотрела мне в глаза и хриплым, похожим на скрип старой половицы, голосом спросила:
- Что уставился? Или мамки никогда не видел?
- Прикрылась бы хоть, – буркнул я.
- А чего мне стыдиться?! – возмутилась она. – Дожили! Полюбуйтесь на него, родную мать попрекает! Да если бы я захотела, тебя бы и в помине здесь не было бы, а ведь советовали добрые люди…
- Так чего же не послушалась?! Всем бы легче было! Ненавижу! – в ярости выкрикнул я и, не желая больше выслушивать этот пьяный бред, кинулся на улицу, как можно громче хлопнув при этом дверью.
Я бежал, куда глаза глядят, а из головы не выходила фраза: «Если бы я захотела, тебя бы в помине не было…» Разве могла настоящая мама сказать такое? Нет! Не мать она мне больше!
За своими гневными мыслями я не заметил, как пришёл в старый заброшенный парк. Несмотря на то, что на дворе стояло лето, и повсюду в округе буйно зеленели деревья, этот парк будто бы остался в унылом осеннем дне. Согнутые старостью, сломанные бурей, эти деревья словно вторили моему настроению. Да, это лучшее место. Здесь меня никто не найдёт. Хотя, кому я нужен? Мать только что от меня отказалась, отец исчез, выбрал себе другую жизнь. Друзья? Друзей у меня никогда не было. Наш городок маленький, и все быстро узнали о нашей беде. Узнали – и сразу же отвернулись от нас. Взрослые конечно же запретили своим детям общаться со мной, а они слушались. И на улице шарахались от меня, как от чумы. Да и их родители словно не замечали ни меня, ни моего нищенского вида. Однажды, стоя в очереди за хлебом (тогда ещё у меня были деньги на хлеб), я невзначай услышал слова нашей соседки, бабы Нюры, которая разговаривала со своей боевой подругой Шурочкой: «Вот мальцу не повезло. Мать пьющая, гулящая. Да и его научит. Что тут говорить, от осинки не родятся апельсинки. Пропащий он». Вспомнив эти слова сейчас, я не смог сдержаться. Горькие, обжигающие лицо, слёзы предательски потекли из глаз. И пусть текут, нет сил их сейчас вытирать. Пропащий я, да?! Не дождётесь, я всем докажу, что чего-то стою. Вот только школу закончу и рвану в Москву, в институт какой-нибудь. Из кожи вон вылезу, а поступлю. Они меня ещё вспомнят!
Как ни странно, вечер наступил очень быстро. Я так не хотел возвращаться в эту цитадель зла, но не ночевать же в парке, в самом деле. Пришлось идти домой. Открыв дверь, я увидел её, лежащую на грязных простынях. У кровати стояла початая бутылка. И откуда только их берёт?! В негодовании я ушёл в свою комнату и забылся тяжёлым сном.
Новый день встретил меня звенящей, пугающей тишиной. Раньше такого не было. Я прошёл к матери. Она лежала точно так же, как заснула вчера. А может, не заснула…Стараясь отогнать от себя страшные мысли, я подошёл к ней, дотронулся до руки. Она холодная. В страшном отчаянии я побежал в больницу. Хорошо хоть она недалеко от дома. К моему удивлению, меня не прогнали, а, наоборот, выслушали и отправили со мной двух санитаров. Они положили мать на носилки и унесли.
Весь день прошёл, словно в тумане. Я на автомате подмёл полы, выкинул бутылки… А вечером в дом пришла медсестра. Я хорошо запомнил её лицо: круглое, обрамлённое короткими светлыми волосами, на нём, как два озера, блестели большие, детские глаза.
Девушка присела рядом со мной на кровать и, словно не зная, с чего начать, спросила:
- Тебя как зовут?
- Колька, - неуверенно ответил я.
Вдруг она прижала меня к себе и, всхлипывая, стала меня утешать:
- Ты не переживай, Коленька. Всё ещё будет хорошо. Боже, да за что ж это…
- А что случилось? – спросил я.
- Твоя мама…
- Мама? Что с ней? Не молчите! Что с ней? – закричал я.
- Нет её больше, Коленька.
Было такое чувство, словно мир выключили. Просто выключили и всё. Не было ни звуков, ни запахов, ни красок. Была лишь мать. Та, какую я видел в последний раз. Потом вдруг вспомнились последние слова, которые я ей кричал: «Ненавижу!» Вот что вспомнит обо мне мать там… Нет! Не хочу! Прости меня, мамочка! Это я себя, дурака, ненавижу. А тебя люблю. Больше жизни своей люблю, ведь ты мне эту жизнь подарила. Прости меня! Умоляю, прости!
Сон от меня улетучился мгновенно. Лежать просто так уже не имеет смысла, поэтому я встал и пошёл на кухню, надеясь найти что-нибудь съестное. Мать уже сидела с бутылкой, в которой болтались остатки мутноватой жидкости. Растрёпанная, со сморщенной, как сухофрукт, кожей, с чёрными кругами под глазами, в старом облезлом халате, эта женщина казалась глубокой старухой, Бабой-Ягой, хотя ей было всего 35 лет. Молодость покинула её с приходом в дом «весёлой» жизни. Сначала мать пила, чтобы, как она говорила, утопить горе. И я верил, что это временно. Каждое утро я просыпался с мыслью, что вот сейчас я выйду, а мама трезвая, снова красивая, готовит завтрак и весело что-то напевает. Но чуда не случалось. Потом мать уволили с работы за прогулы, и она запила с удвоенной силой. С каждым днём её всё больше затягивало болото пьянства. Сначала мать перестала ночевать дома. Впервые оставшись наедине с ночной тишиной, я очень испугался. Я всю ночь не спал, плакал и звал маму. А она явилась только под утро, пьяная, весёлая. Подошла ко мне и как рявкнет: «Что воешь? Привыкай ко взрослой жизни!»
Потом из дома стали пропадать вещи. Сначала она делала это незаметно, а потом уже в открытую выносила сервизы, телевизор, а потом и ковры, шубы, одеяла… Пока не вынесла практически всё.
И вот сейчас сидит и буравит меня злобным взглядом, словно я виноват во всех её несчастиях. Ненавижу!
Вдруг мать как-то вся выпрямилась, отчего халат ещё больше разошёлся на голой груди, посмотрела мне в глаза и хриплым, похожим на скрип старой половицы, голосом спросила:
- Что уставился? Или мамки никогда не видел?
- Прикрылась бы хоть, – буркнул я.
- А чего мне стыдиться?! – возмутилась она. – Дожили! Полюбуйтесь на него, родную мать попрекает! Да если бы я захотела, тебя бы и в помине здесь не было бы, а ведь советовали добрые люди…
- Так чего же не послушалась?! Всем бы легче было! Ненавижу! – в ярости выкрикнул я и, не желая больше выслушивать этот пьяный бред, кинулся на улицу, как можно громче хлопнув при этом дверью.
Я бежал, куда глаза глядят, а из головы не выходила фраза: «Если бы я захотела, тебя бы в помине не было…» Разве могла настоящая мама сказать такое? Нет! Не мать она мне больше!
За своими гневными мыслями я не заметил, как пришёл в старый заброшенный парк. Несмотря на то, что на дворе стояло лето, и повсюду в округе буйно зеленели деревья, этот парк будто бы остался в унылом осеннем дне. Согнутые старостью, сломанные бурей, эти деревья словно вторили моему настроению. Да, это лучшее место. Здесь меня никто не найдёт. Хотя, кому я нужен? Мать только что от меня отказалась, отец исчез, выбрал себе другую жизнь. Друзья? Друзей у меня никогда не было. Наш городок маленький, и все быстро узнали о нашей беде. Узнали – и сразу же отвернулись от нас. Взрослые конечно же запретили своим детям общаться со мной, а они слушались. И на улице шарахались от меня, как от чумы. Да и их родители словно не замечали ни меня, ни моего нищенского вида. Однажды, стоя в очереди за хлебом (тогда ещё у меня были деньги на хлеб), я невзначай услышал слова нашей соседки, бабы Нюры, которая разговаривала со своей боевой подругой Шурочкой: «Вот мальцу не повезло. Мать пьющая, гулящая. Да и его научит. Что тут говорить, от осинки не родятся апельсинки. Пропащий он». Вспомнив эти слова сейчас, я не смог сдержаться. Горькие, обжигающие лицо, слёзы предательски потекли из глаз. И пусть текут, нет сил их сейчас вытирать. Пропащий я, да?! Не дождётесь, я всем докажу, что чего-то стою. Вот только школу закончу и рвану в Москву, в институт какой-нибудь. Из кожи вон вылезу, а поступлю. Они меня ещё вспомнят!
Как ни странно, вечер наступил очень быстро. Я так не хотел возвращаться в эту цитадель зла, но не ночевать же в парке, в самом деле. Пришлось идти домой. Открыв дверь, я увидел её, лежащую на грязных простынях. У кровати стояла початая бутылка. И откуда только их берёт?! В негодовании я ушёл в свою комнату и забылся тяжёлым сном.
Новый день встретил меня звенящей, пугающей тишиной. Раньше такого не было. Я прошёл к матери. Она лежала точно так же, как заснула вчера. А может, не заснула…Стараясь отогнать от себя страшные мысли, я подошёл к ней, дотронулся до руки. Она холодная. В страшном отчаянии я побежал в больницу. Хорошо хоть она недалеко от дома. К моему удивлению, меня не прогнали, а, наоборот, выслушали и отправили со мной двух санитаров. Они положили мать на носилки и унесли.
Весь день прошёл, словно в тумане. Я на автомате подмёл полы, выкинул бутылки… А вечером в дом пришла медсестра. Я хорошо запомнил её лицо: круглое, обрамлённое короткими светлыми волосами, на нём, как два озера, блестели большие, детские глаза.
Девушка присела рядом со мной на кровать и, словно не зная, с чего начать, спросила:
- Тебя как зовут?
- Колька, - неуверенно ответил я.
Вдруг она прижала меня к себе и, всхлипывая, стала меня утешать:
- Ты не переживай, Коленька. Всё ещё будет хорошо. Боже, да за что ж это…
- А что случилось? – спросил я.
- Твоя мама…
- Мама? Что с ней? Не молчите! Что с ней? – закричал я.
- Нет её больше, Коленька.
Было такое чувство, словно мир выключили. Просто выключили и всё. Не было ни звуков, ни запахов, ни красок. Была лишь мать. Та, какую я видел в последний раз. Потом вдруг вспомнились последние слова, которые я ей кричал: «Ненавижу!» Вот что вспомнит обо мне мать там… Нет! Не хочу! Прости меня, мамочка! Это я себя, дурака, ненавижу. А тебя люблю. Больше жизни своей люблю, ведь ты мне эту жизнь подарила. Прости меня! Умоляю, прости!
Приказчикова Виктория, 15 лет, Рославль
Рейтинг: 4
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |