1941 - помним...
По мотивам воспоминаний о героической обороне Брестской крепости.
Все знают о героях Брестской крепости времён Великой Отечественной войны, но далеко не все знают, что подобных крепостей было множество, как и героев, защищавших их от фашистских захватчиков до последней капли крови.
В парке на скамейке сидел очень пожилой старик, возрастом лет девяносто. Звали его Владимир Николаевич Фролов. Майор в отставке, ветеран Великой Отечественной войны. Он что-то рассказывал мальчику лет пяти-шести, наверное, своему правнуку, которого звали Петей. А я там тоже гулял неподалёку и видел их.
Об этом я узнал, когда мы с этим мальчиком стали одноклассниками в первом классе лицея.
Тогда, в парке, мне очень хотелось с кем-нибудь поиграть, и я решил подойти к этому мальчику, чтобы с ним познакомиться. Но он всё сидел и с интересом слушал рассказ деда. Выражение его лица все время менялось - он то грустил, то радовался, а иногда его лицо выражало ужас! Но вот старик с правнуком встали со скамейки и пошли домой. Мальчик, взяв по дороге ветку бежал и размахивал ею, как саблей. Старик улыбался и посмеивался: «Молодец, внучок, молодец!».
Познакомившись с Петей, я спросил у него, почему он тогда, в парке, так внимательно слушал Владимира Николаевича? Оказывается, что прадед рассказывал Пете о Великой Отечественной войне, в которой он принял участие ещё с первых её дней, будучи ещё совсем молодым. А так как я увлекаюсь военной историей, мне очень захотелось познакомиться с воспоминаниями ветерана войны.
Петя хотел было пригласить меня к себе домой, познакомить с Владимиром Николаевичем, послушать его боевые воспоминания. Но вдруг он сильно разболелся (давали о себе знать старые ранения, полученные им в Великую Отечественную войну) и разрешил Пете дать мне ненадолго почитать свои дневники тех далёких военных времён. Прочитав их, они так меня поразили тем, на сколько ярко, живо и без прикрас в них вёлся рассказ об ужасах и жестокости войны, о беспримерном героизме советских солдат, защищавших свою Родину. Поэтому в те дни, когда дневник майора Фролова был у меня, я сделал по нему небольшой конспект, которым и хочу поделиться с вами.
Лето, раннее воскресное утро 22 июня 1941 года. Кончился очередной тревожный предвоенный день на погранзаставе. Мне не спится – 3 часа, 4 часа… Слышу где-то вверху нарастающий шум и грохот. Вдруг раздался какой-то свист, заглушивший вокруг все другие звуки, затем – взрыв, еще взрыв, еще и еще. Это были попадавшие в здание казармы авиабомбы.
От взрывной волны мой сосед ефрейтор Ханзаров упал с койки и спросонья заплакал. А рядового Маликова подбросило в воздух, и он оказался на полу уже мёртвым с рваными ранами по всему телу. Те, кто могли передвигаться, через громадные дыры и проломы в стенах казармы, выбрались на улицу. Кругом все постройки заставы были уже разрушены.
Однако наш командир лейтенант Гарунов приказал всем бежать к месту, где был склад с оружием. Когда наша рота вооружилась, тем что было найдено среди развалин склада, то после переклички личного состава моей роты вместо 110 человек в ней осталось только 50 солдат.
Мы расположились около своей разбитой казармы и лежали, вжавшись в землю, закрыв голову и лицо руками, так как авианалёт сменился артиллерийским и миномётным обстрелом. А спустя несколько минут после его окончания послышались голоса немецкой речи, треск автоматных очередей – на нас надвигалась атака фашисткой пехоты.
Лежать и ждать подхода вражеских автоматчиков без укрытия было всё равно, что встать перед врагом без оружия, повернуться к нему спиной и дать ему просто расстрелять себя. Отступление было бы ничем не лучше, превратилось бы в бегство и закончилось бы тем же.
Лейтенант Гарунов принял единственно верное в таких условиях решение: он встал, чтобы поднять всех в атаку, но был тут же убит попавшей ему прямо в сердце вражеской пулей. Тогда командование оставшейся частью роты взял на себя я – сержант Фролов.
Атака фрицев приостановилась. Наверное, они уже не рассчитывали увидеть среди развалин заставы красноармейцев. Двадцати минут нам хватило, чтобы занять защищённые от вражеского огня позиции. Атака возобновилась… Показались фашисты, в своих серых шинелях и касках они были похожи на крыс. За ними двигались танки!
Мы открыли огонь, кто из винтовок, кто из автоматов или пистолетов. Рядом со мной застучал пулемет – старый знакомый, наш Максим. Первая шеренга врага была скошена. Пехота немцев отступила к бывшей уже казарме 169 стрелкового взвода. Теперь перед нами оказались танки. Рядовой Бычков схватил в руки гранату и бросился под танк – взрыв!… Бойцы нашей роты, следуя подвигу Бычкова, подбили ещё восемь немецких танков. Остальные стали отползать назад. Один из танковых экипажей, выбравшийся из подбитой горящей машины, мы с ефрейтором Карпатовым расстреляли из автоматов.
После отбитой танковой атаки наступило пятиминутное затишье. На старую крепость, в которой находилась наша погранзастава, а точнее на её руины, было больно смотреть – она оказалась почти полностью разрушена. Здания были уничтожены авиационным бомбовым ударом, а крепостные стены были отутюжены танками и артиллерийскими залпами врага.
Как же так? Ещё совсем недавно все было хорошо, бойцы отдыхали, начинался погожий летний день, повсюду разносился аромат цветов, вот-вот должно было взойти ласковое солнышко. А теперь всё в дыму, застилающем солнце, в огне. Кругом стоит запах гари. По всей территории заставы лежат погибшие красноармейцы. Вокруг царят кровь и смерть...
Опять над головой слышится жуткий вой приближающихся к земле бомб – снова авианалёт. Разрыв за разрывом, ещё и ещё! Странные какие фашисты: или они так испугались горстки оставшихся в живых советских пограничников или они чувствуют в себе такую военную мощь, что совсем не беспокоятся об экономии своих сил.
Воздушная бомбардировка ещё страшнее танков: самолеты гранатой не подобьешь и ножом не заколешь. А сидеть бойцам под бомбами не хотелось. Нашлись смельчаки: рядовой Парадов и сержант Слепышев открыли огонь по самолетам из своих винтовок. И вот первый бомбардировщик окутался дымом и вспыхнул как свеча - пуля попала в бензобак. Тут и все мы бросились палить по врагу. Ещё один вражеский самолет задымился и устремился на встречу с землёй. Уж не знаю, этим ли мы заставили фашистских летчиков отступить.
Я провёл перекличку бойцов - теперь в строю нас оставалось только двадцать пять, ожидающих очередной вражеской атаки, чтобы дать новый бой врагам.
- Как, горячо в боях-то? – спросил я ефрейтора Карпатова.
- Да, не холодно – ответил он.
- Не холодно, да голодно – встрял Парадов.
- Больше пить хочется – прохрипел Слепышев.
- И ку-у-у-урить… – протянул кто-то.
- Пехота немецкая! – раздался крик.
- По местам, к бою! – отдал я приказ.
- Подходите гады, дадим огоньку прикурить! – заорал Слепышев.
Дружный огневой залп - и посыпались фашисты, настигнутые нашими пулями. Мстили ребята фашистам за то, что ступили те на нашу землю, за своих павших товарищей мстили.
Но на этот раз фашистская пехота не отступала – всё рвалась вперед не смотря на потери. И вот вскрикнул раненый рядовой Конов. Застонал от задевшей его пули и выронил своё ружьё Слепышев. Кто-то, и не один, лежал бездыханный. Всё реже звучали выстрелы с нашей стороны. Но вдруг по фашистам ударила пушка. Она стреляла одна, но так, будто казалось, что огонь вела целая артиллерийская батарея! Тут послышались ответные выстрелы вражеских пушек и… наша пушка замолчала. Видно, не одни мои бойцы уцелели в этом аду, и не просто выжили, но и вступили с врагом в свой последний, неравный бой. Слава павшим героям!
- Отходим к госпиталю! – скомандовал я, и тут же про себя добавил: «туда, где он был». И через несколько минут наш отряд занял новый рубеж обороны. Нас оставалось восемнадцать.
От здания ещё оставались стены. Там мы увидели множество убитых раненых и врачей. Иногда встречались и трупы фашистов.
- Вот, гады! Убивали и раненых, и врачей – произнёс Конов.
- Идём в перевязочную, если она сохранилась. Там должны быть бинты. Сделаем вам перевязку – сказал я Конову и Слепышеву.
Добрались до перевязочной. Оказалось, что там есть наши: два солдата из соседней роты и три врача.
- Смотрите, наши! – воскликнул старший врач Грачевкий.
Только успели перевязать раненых, вдруг послышались разрывы артиллерийских снарядов – совсем близко!
- Ложись! – раздался крик.
Все разом упали на пол. Опять начался фашистский артобстрел. После канонады встали и рассчитались. Теперь в живых остались всего шесть человек: я, ефрейтор Карпатов, раненые рядовой Конов и сержант Слепышев, врач Грачевский и сержант Миланов.
- Нужно уходить из крепости, перебираться за линию фронта, или нас не останется в живых! – сказал Грачевский.
- Он прав – поддержал врача Слепышев.
Да, подумал я, при таком положении дел дальнейшее сопротивление фашистским захватчиками именно сейчас было бессмысленно. Мы даже ущерба никакого врагу больше нанести не могли. Когда мы могли это делать, мы делали, не считаясь со своими жизнями. Лучшее, что мы теперь сможем сделать для Родины, это пробираться в расположение Советской армии, вливаться в ряды её солдат и тогда уже вступать в схватку с фашистами, и гнать их с нашей земли до Берлина!
- Дождемся ночи, и под покровом темноты будем прорываться из крепости. Всем залечь! Ждать моей команды, а пока ни звука! – скомандовал я.
Потекли томительные беспокойные ночные часы перед прорывом… Фашисты, видимо обнаглев от, как им казалось моментального разгрома советских приграничных войск, ночью больше не предпринимали попыток окончательного овладения приграничной заставой «Белая крепость». Но вдали были слышны звуки немецкой губной гармошки. Отдыхают сволочи после дня своей кровавой работы, уж воздастся вам сторицей, нелюди, с ненавистью к захватчикам прошептал я, чтобы не нарушить краткий отдых моих товарищей.
Летняя ночь была прекрасна, как и то, последнее предвоенное утро, когда в мгновение мир перевернулся – пришла война! Прошли с момента начала войны почти сутки, и вот, как будто ничто не говорит о том, что наступило время смертельной схватки между фашизмов и моей страной – прекрасное ночное небо, усыпанное звёздами, над землёй повеяло опять ароматом летних цветов. Ну вот, скоро рассвет, пора…
Мы не знали, с какой стороны можно совершить прорыв из крепости и решили выбираться со стороны леса, который почти вплотную приближался к заставе. Рискнём! Цепочкой мы подползли к северным воротам. Я несколько минут вглядывался в темноту: кажется, никого.
- Ребята, перебежками, вперёд, за мной! – скомандовал я.
Все бросились в сторону лесной чащи. И тут прямо перед нами застрекотали фашистские автоматы. Нас заметили, но поздно – ещё несколько шагов и мы свалились в окоп вражеской огневой точки, кроме Миланова. Двух шагов он не добежал до окопа и был насмерть прошит автоматной очередью. В окопе завязалась рукопашная схватка.
Фашистов было всего трое. Хотя они и открыли огонь, наше появление было для них полной неожиданностью. А ещё, пока мы добегали до окопа, кто-то из нас успел взять на изготовку солдатские ножи, а кто-то – сапёрные лопатки. Рукопашная схватка была коротка. Фашисты были перебиты, мы выпрыгнули из окопа и через несколько шагов оказались под защитой лесной чащи.
Путь дальше пока был свободен. Мы пробежали ещё немного вперед, сзади слышались крики врагов и лай собак, но этот шум не приближался. Мы бросились на землю и измождённые событиями прошедших дня и ночи заснули.
Проснувшись, когда уже вечерело, наш маленький отряд отправился в долгий, полный смертельными опасностями путь к линии фронта. Но об этом я расскажу как-нибудь отдельно.
Перед выступлением, из лесных зарослей мы бросили последний взгляд на разрушенную погранзаставу и развалины крепости – там никого не было видно. А вот обломки фашисткой техники оставались на месте. Слава павшим героям! Они сделали все, что смогли, хоть чуть-чуть приблизив миг победы над фашистами. В этом я уже тогда не сомневался, да и понимал, какой страшной ценой она достанется.
Трудно поверить, но война, я считаю, окончилась для меня там, где и началась. Да-да, в Белой крепости, только тогда уже всё было по-другому. Летом победного для нашей страны 1945 года я оказался в одном эшелоне, отправлявших подразделения Советской армии из Берлина в СССР, со своими уже старыми боевыми товарищами. Почти бок о бок мы провоевали четыре года и вот вместе собрались домой: теперь уже майор Фролов, капитан Карпатов, лейтенанты Конов и Слепышев. Не стало только Грачевского - он погиб в последние дни войны при взятии Берлина.
Казалось бы, удивительно, что столько советских солдат отдали свои жизни за победу над фашизмом за четыре года войны, то никого бы уж из горстки бойцов, выживших в тот страшный первый день войны в боях за заставу, не должно было остаться в живых. Но нет! Мне видится, что тогда, пережившие его солдаты получили от судьбы «оберег» и дошли живыми до дня победы.
Проехав всю Европу до западных границ СССР, наш эшелон на несколько часов сделал остановку для переформирования на приграничной станции «Белая крепость». Мы не сговариваясь отправились на бывшую погранзаставу.
Опять был ясный тёплый летний день, как тогда, в первый день войны. Развалины крепости густо поросли полевыми цветами и воздух был напоён их запахами. Разбитую технику убрали, но развалины как были, так и остались. Мы бродили по крепости, вспоминая тот страшный день.
Конов рассеяно ковырял сапогом землю и вдруг нагнулся.
- Смотрите, это же такая же фляга, как была у нас. О, пробита пулей насквозь – сказал он.
- Ну а что, тут мы сражались, здесь всё наше: и гильзы, и пули, и пот наш, и кровь – прохрипел Слепышев.
- А вон госпиталь, помните? Сколько друзей здесь потеряно наших! Но ведь не зря! Ребятушки мои родные, мы принесли вам победу! – завыл Карпатов, мысленно обращаясь к павшим в том бою товарищам.
- Кажется, что это те, кто сражались и отдали свои жизни за победу. Никто не забыт и ничто не забыто… – сказал Карпатов, проведя ладонью по кусту полевых цветов.
Все знают о героях Брестской крепости времён Великой Отечественной войны, но далеко не все знают, что подобных крепостей было множество, как и героев, защищавших их от фашистских захватчиков до последней капли крови.
В парке на скамейке сидел очень пожилой старик, возрастом лет девяносто. Звали его Владимир Николаевич Фролов. Майор в отставке, ветеран Великой Отечественной войны. Он что-то рассказывал мальчику лет пяти-шести, наверное, своему правнуку, которого звали Петей. А я там тоже гулял неподалёку и видел их.
Об этом я узнал, когда мы с этим мальчиком стали одноклассниками в первом классе лицея.
Тогда, в парке, мне очень хотелось с кем-нибудь поиграть, и я решил подойти к этому мальчику, чтобы с ним познакомиться. Но он всё сидел и с интересом слушал рассказ деда. Выражение его лица все время менялось - он то грустил, то радовался, а иногда его лицо выражало ужас! Но вот старик с правнуком встали со скамейки и пошли домой. Мальчик, взяв по дороге ветку бежал и размахивал ею, как саблей. Старик улыбался и посмеивался: «Молодец, внучок, молодец!».
Познакомившись с Петей, я спросил у него, почему он тогда, в парке, так внимательно слушал Владимира Николаевича? Оказывается, что прадед рассказывал Пете о Великой Отечественной войне, в которой он принял участие ещё с первых её дней, будучи ещё совсем молодым. А так как я увлекаюсь военной историей, мне очень захотелось познакомиться с воспоминаниями ветерана войны.
Петя хотел было пригласить меня к себе домой, познакомить с Владимиром Николаевичем, послушать его боевые воспоминания. Но вдруг он сильно разболелся (давали о себе знать старые ранения, полученные им в Великую Отечественную войну) и разрешил Пете дать мне ненадолго почитать свои дневники тех далёких военных времён. Прочитав их, они так меня поразили тем, на сколько ярко, живо и без прикрас в них вёлся рассказ об ужасах и жестокости войны, о беспримерном героизме советских солдат, защищавших свою Родину. Поэтому в те дни, когда дневник майора Фролова был у меня, я сделал по нему небольшой конспект, которым и хочу поделиться с вами.
Лето, раннее воскресное утро 22 июня 1941 года. Кончился очередной тревожный предвоенный день на погранзаставе. Мне не спится – 3 часа, 4 часа… Слышу где-то вверху нарастающий шум и грохот. Вдруг раздался какой-то свист, заглушивший вокруг все другие звуки, затем – взрыв, еще взрыв, еще и еще. Это были попадавшие в здание казармы авиабомбы.
От взрывной волны мой сосед ефрейтор Ханзаров упал с койки и спросонья заплакал. А рядового Маликова подбросило в воздух, и он оказался на полу уже мёртвым с рваными ранами по всему телу. Те, кто могли передвигаться, через громадные дыры и проломы в стенах казармы, выбрались на улицу. Кругом все постройки заставы были уже разрушены.
Однако наш командир лейтенант Гарунов приказал всем бежать к месту, где был склад с оружием. Когда наша рота вооружилась, тем что было найдено среди развалин склада, то после переклички личного состава моей роты вместо 110 человек в ней осталось только 50 солдат.
Мы расположились около своей разбитой казармы и лежали, вжавшись в землю, закрыв голову и лицо руками, так как авианалёт сменился артиллерийским и миномётным обстрелом. А спустя несколько минут после его окончания послышались голоса немецкой речи, треск автоматных очередей – на нас надвигалась атака фашисткой пехоты.
Лежать и ждать подхода вражеских автоматчиков без укрытия было всё равно, что встать перед врагом без оружия, повернуться к нему спиной и дать ему просто расстрелять себя. Отступление было бы ничем не лучше, превратилось бы в бегство и закончилось бы тем же.
Лейтенант Гарунов принял единственно верное в таких условиях решение: он встал, чтобы поднять всех в атаку, но был тут же убит попавшей ему прямо в сердце вражеской пулей. Тогда командование оставшейся частью роты взял на себя я – сержант Фролов.
Атака фрицев приостановилась. Наверное, они уже не рассчитывали увидеть среди развалин заставы красноармейцев. Двадцати минут нам хватило, чтобы занять защищённые от вражеского огня позиции. Атака возобновилась… Показались фашисты, в своих серых шинелях и касках они были похожи на крыс. За ними двигались танки!
Мы открыли огонь, кто из винтовок, кто из автоматов или пистолетов. Рядом со мной застучал пулемет – старый знакомый, наш Максим. Первая шеренга врага была скошена. Пехота немцев отступила к бывшей уже казарме 169 стрелкового взвода. Теперь перед нами оказались танки. Рядовой Бычков схватил в руки гранату и бросился под танк – взрыв!… Бойцы нашей роты, следуя подвигу Бычкова, подбили ещё восемь немецких танков. Остальные стали отползать назад. Один из танковых экипажей, выбравшийся из подбитой горящей машины, мы с ефрейтором Карпатовым расстреляли из автоматов.
После отбитой танковой атаки наступило пятиминутное затишье. На старую крепость, в которой находилась наша погранзастава, а точнее на её руины, было больно смотреть – она оказалась почти полностью разрушена. Здания были уничтожены авиационным бомбовым ударом, а крепостные стены были отутюжены танками и артиллерийскими залпами врага.
Как же так? Ещё совсем недавно все было хорошо, бойцы отдыхали, начинался погожий летний день, повсюду разносился аромат цветов, вот-вот должно было взойти ласковое солнышко. А теперь всё в дыму, застилающем солнце, в огне. Кругом стоит запах гари. По всей территории заставы лежат погибшие красноармейцы. Вокруг царят кровь и смерть...
Опять над головой слышится жуткий вой приближающихся к земле бомб – снова авианалёт. Разрыв за разрывом, ещё и ещё! Странные какие фашисты: или они так испугались горстки оставшихся в живых советских пограничников или они чувствуют в себе такую военную мощь, что совсем не беспокоятся об экономии своих сил.
Воздушная бомбардировка ещё страшнее танков: самолеты гранатой не подобьешь и ножом не заколешь. А сидеть бойцам под бомбами не хотелось. Нашлись смельчаки: рядовой Парадов и сержант Слепышев открыли огонь по самолетам из своих винтовок. И вот первый бомбардировщик окутался дымом и вспыхнул как свеча - пуля попала в бензобак. Тут и все мы бросились палить по врагу. Ещё один вражеский самолет задымился и устремился на встречу с землёй. Уж не знаю, этим ли мы заставили фашистских летчиков отступить.
Я провёл перекличку бойцов - теперь в строю нас оставалось только двадцать пять, ожидающих очередной вражеской атаки, чтобы дать новый бой врагам.
- Как, горячо в боях-то? – спросил я ефрейтора Карпатова.
- Да, не холодно – ответил он.
- Не холодно, да голодно – встрял Парадов.
- Больше пить хочется – прохрипел Слепышев.
- И ку-у-у-урить… – протянул кто-то.
- Пехота немецкая! – раздался крик.
- По местам, к бою! – отдал я приказ.
- Подходите гады, дадим огоньку прикурить! – заорал Слепышев.
Дружный огневой залп - и посыпались фашисты, настигнутые нашими пулями. Мстили ребята фашистам за то, что ступили те на нашу землю, за своих павших товарищей мстили.
Но на этот раз фашистская пехота не отступала – всё рвалась вперед не смотря на потери. И вот вскрикнул раненый рядовой Конов. Застонал от задевшей его пули и выронил своё ружьё Слепышев. Кто-то, и не один, лежал бездыханный. Всё реже звучали выстрелы с нашей стороны. Но вдруг по фашистам ударила пушка. Она стреляла одна, но так, будто казалось, что огонь вела целая артиллерийская батарея! Тут послышались ответные выстрелы вражеских пушек и… наша пушка замолчала. Видно, не одни мои бойцы уцелели в этом аду, и не просто выжили, но и вступили с врагом в свой последний, неравный бой. Слава павшим героям!
- Отходим к госпиталю! – скомандовал я, и тут же про себя добавил: «туда, где он был». И через несколько минут наш отряд занял новый рубеж обороны. Нас оставалось восемнадцать.
От здания ещё оставались стены. Там мы увидели множество убитых раненых и врачей. Иногда встречались и трупы фашистов.
- Вот, гады! Убивали и раненых, и врачей – произнёс Конов.
- Идём в перевязочную, если она сохранилась. Там должны быть бинты. Сделаем вам перевязку – сказал я Конову и Слепышеву.
Добрались до перевязочной. Оказалось, что там есть наши: два солдата из соседней роты и три врача.
- Смотрите, наши! – воскликнул старший врач Грачевкий.
Только успели перевязать раненых, вдруг послышались разрывы артиллерийских снарядов – совсем близко!
- Ложись! – раздался крик.
Все разом упали на пол. Опять начался фашистский артобстрел. После канонады встали и рассчитались. Теперь в живых остались всего шесть человек: я, ефрейтор Карпатов, раненые рядовой Конов и сержант Слепышев, врач Грачевский и сержант Миланов.
- Нужно уходить из крепости, перебираться за линию фронта, или нас не останется в живых! – сказал Грачевский.
- Он прав – поддержал врача Слепышев.
Да, подумал я, при таком положении дел дальнейшее сопротивление фашистским захватчиками именно сейчас было бессмысленно. Мы даже ущерба никакого врагу больше нанести не могли. Когда мы могли это делать, мы делали, не считаясь со своими жизнями. Лучшее, что мы теперь сможем сделать для Родины, это пробираться в расположение Советской армии, вливаться в ряды её солдат и тогда уже вступать в схватку с фашистами, и гнать их с нашей земли до Берлина!
- Дождемся ночи, и под покровом темноты будем прорываться из крепости. Всем залечь! Ждать моей команды, а пока ни звука! – скомандовал я.
Потекли томительные беспокойные ночные часы перед прорывом… Фашисты, видимо обнаглев от, как им казалось моментального разгрома советских приграничных войск, ночью больше не предпринимали попыток окончательного овладения приграничной заставой «Белая крепость». Но вдали были слышны звуки немецкой губной гармошки. Отдыхают сволочи после дня своей кровавой работы, уж воздастся вам сторицей, нелюди, с ненавистью к захватчикам прошептал я, чтобы не нарушить краткий отдых моих товарищей.
Летняя ночь была прекрасна, как и то, последнее предвоенное утро, когда в мгновение мир перевернулся – пришла война! Прошли с момента начала войны почти сутки, и вот, как будто ничто не говорит о том, что наступило время смертельной схватки между фашизмов и моей страной – прекрасное ночное небо, усыпанное звёздами, над землёй повеяло опять ароматом летних цветов. Ну вот, скоро рассвет, пора…
Мы не знали, с какой стороны можно совершить прорыв из крепости и решили выбираться со стороны леса, который почти вплотную приближался к заставе. Рискнём! Цепочкой мы подползли к северным воротам. Я несколько минут вглядывался в темноту: кажется, никого.
- Ребята, перебежками, вперёд, за мной! – скомандовал я.
Все бросились в сторону лесной чащи. И тут прямо перед нами застрекотали фашистские автоматы. Нас заметили, но поздно – ещё несколько шагов и мы свалились в окоп вражеской огневой точки, кроме Миланова. Двух шагов он не добежал до окопа и был насмерть прошит автоматной очередью. В окопе завязалась рукопашная схватка.
Фашистов было всего трое. Хотя они и открыли огонь, наше появление было для них полной неожиданностью. А ещё, пока мы добегали до окопа, кто-то из нас успел взять на изготовку солдатские ножи, а кто-то – сапёрные лопатки. Рукопашная схватка была коротка. Фашисты были перебиты, мы выпрыгнули из окопа и через несколько шагов оказались под защитой лесной чащи.
Путь дальше пока был свободен. Мы пробежали ещё немного вперед, сзади слышались крики врагов и лай собак, но этот шум не приближался. Мы бросились на землю и измождённые событиями прошедших дня и ночи заснули.
Проснувшись, когда уже вечерело, наш маленький отряд отправился в долгий, полный смертельными опасностями путь к линии фронта. Но об этом я расскажу как-нибудь отдельно.
Перед выступлением, из лесных зарослей мы бросили последний взгляд на разрушенную погранзаставу и развалины крепости – там никого не было видно. А вот обломки фашисткой техники оставались на месте. Слава павшим героям! Они сделали все, что смогли, хоть чуть-чуть приблизив миг победы над фашистами. В этом я уже тогда не сомневался, да и понимал, какой страшной ценой она достанется.
Трудно поверить, но война, я считаю, окончилась для меня там, где и началась. Да-да, в Белой крепости, только тогда уже всё было по-другому. Летом победного для нашей страны 1945 года я оказался в одном эшелоне, отправлявших подразделения Советской армии из Берлина в СССР, со своими уже старыми боевыми товарищами. Почти бок о бок мы провоевали четыре года и вот вместе собрались домой: теперь уже майор Фролов, капитан Карпатов, лейтенанты Конов и Слепышев. Не стало только Грачевского - он погиб в последние дни войны при взятии Берлина.
Казалось бы, удивительно, что столько советских солдат отдали свои жизни за победу над фашизмом за четыре года войны, то никого бы уж из горстки бойцов, выживших в тот страшный первый день войны в боях за заставу, не должно было остаться в живых. Но нет! Мне видится, что тогда, пережившие его солдаты получили от судьбы «оберег» и дошли живыми до дня победы.
Проехав всю Европу до западных границ СССР, наш эшелон на несколько часов сделал остановку для переформирования на приграничной станции «Белая крепость». Мы не сговариваясь отправились на бывшую погранзаставу.
Опять был ясный тёплый летний день, как тогда, в первый день войны. Развалины крепости густо поросли полевыми цветами и воздух был напоён их запахами. Разбитую технику убрали, но развалины как были, так и остались. Мы бродили по крепости, вспоминая тот страшный день.
Конов рассеяно ковырял сапогом землю и вдруг нагнулся.
- Смотрите, это же такая же фляга, как была у нас. О, пробита пулей насквозь – сказал он.
- Ну а что, тут мы сражались, здесь всё наше: и гильзы, и пули, и пот наш, и кровь – прохрипел Слепышев.
- А вон госпиталь, помните? Сколько друзей здесь потеряно наших! Но ведь не зря! Ребятушки мои родные, мы принесли вам победу! – завыл Карпатов, мысленно обращаясь к павшим в том бою товарищам.
- Кажется, что это те, кто сражались и отдали свои жизни за победу. Никто не забыт и ничто не забыто… – сказал Карпатов, проведя ладонью по кусту полевых цветов.
Леонид Тарасов, 11 лет, Москва
Рейтинг: 19
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
![]() |
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |