Сказка о казаке
Не за тридевять земель, не за морями - Буянами, странами – континентами находится то место, не на середине земли и не на крайнем полюсе, а посреди широкой полосы лесов, посреди Большой Суши да посередине страны - Руси. Лежит в древнем море крепость, окруженная высокими белоснежными горами и сосновыми лесами. Птицы разные, ветрами гонимые и поднимаемые в небо, парят на просторе, порой затмевая небо бесчисленными тучами крыльев. Звери не боятся людей, а под ногами земля чернее самой ночи. Еще до времен христианских по преданиям плодородие земле этой дано Мокошью, благословлено ею, ее рукой даровано на счастье людское.
Но не только добрая вода льется с неба на землю эту. Насыщается земля кровью, кровью постоянно проливаемой на полях, где сеяли до этого девицы с длинными льняными косами пшено да братья и мужья их серпами собирали богатые колосья, гнущиеся к земле от тяжести жизненной своей. Кровь постоянно льется на земли эти, сжигая своей кипучей силой жизнь, как сами люди уничтожают людей. Дикие орды, орды страшные, темные, как черная сила, выбравшаяся из-под самой земли, лезли пенящейся брагой на Русскую Землю, а крепость эта в месте благословленном, на самой границе с Южным своим братским соседом, защищала от черных племен дальнейшие Земли.
Не столь давно и не так недавно, Бог весть знает сколько лет назад, въехал в крепость молодой казачок Ефимка – рубаха белая, пояс алый, усы черные, гордо сидит он на…На старой-престарой клячонке с разъезжающимися ногами... Лошадка недовольно потряхивала головой и шевелила ушами и губами, будто укоряя своего свежего наездника вместе с его поклажей, дорогой, этой крепостью и всей ее тяжкой долей казацкой лошаденки, которой приходится таскать на старых ногах всяких воинов.
Как только казачок и его спутница въехали в город, то у животинки тут же разъехались ноги, затряслись колени, губы зашамкали, а полные боли глаза посмотрели на стражника, впустившего их в город.
- Понежто ты, казак, так бедную лошаденку свою мучаешь! Ты побачь, как она вся трясется! Дух сейчас изойдет!
Наездник соскочил с мученицы и уставился на нее, а потом засмеялся и хлопнул лошадку по боку.
- Эх, брат, ты не знаешь мою лошадку! Да она господского коня обгонит, моя кобылка! Лень ей меня возить просто так, вот она и притворяется. А в бою она ух, как стрела!
Покосился стражник на лошадь, хлопающую губами и глазами, да и захохотал вместе с казаком:
- Молодец, Брат, обгонит она! Как же зовут твое чудо?
Казачок не растерялся и, опершись на лошадь, гордо промолвил:
- Гертруда.
А кобылка, закатив глаза, картинно села на пол.
Хохотал стражник, захлебываясь от смеха: «Ну давай уж, поднимай свою могучую кобылу!»
Нахмурился казачок, кое-как упросил свое чудо под хохот стража встать да и пойти с ним дальше в город, найти отряд, да на защиту крепости стать.
С изумлением оглядывался казачок вокруг себя, все ему было внове: большой город, крепкие стены, белоснежные горы, будто плешью, покрытые сосенками. Пыль поземкой вилась по улице, превращаясь порой в маленькие желтые ураганы. Отовсюду неслись крики, грохот, лязг - настоящий шум базарной площади.
- Ну зачем ты, Гертруда, это сделала? Я приду к начальнику всей этой стражи: «Так-то и так-то, казак Ефим, прибыл на службу! - Вот тебе, казак, отряд. А что у тебя за лошаденка? Непорядок, больно неказиста, новая нужна!» Как мне тебя защищать? Скажешь, что ты верная и быстрая, так ты тут же глаза закатишь и на пол осядешь!!
Лошадь только тряхнула головой, мол, не говори глупостей.
Долго ли, коротко ли бродил наш герой по городу в поисках начальника стражи, нельзя сказать, а как бродил – пером не описать. Да и как он нашел его – история случайная и своей обычностью ничем не примечательная. А вот воевода был человек, мимо которого не пройдешь и не пробежишь мимо, только есть прошмыгнуть, и поэтому не заметить его казачок не смог. Руки у начальника, как два окорока – большие, не руки какие-то, а ручищи, такими прут погнуть можно, и кочергу, а потом и не поморщиться. Лицо у него молодое, но широкое и вообще не особо цветом приятное, и будто бы мятое, но в глазах что-то такое, от чего и согнется человек, и голосок тоньше станет, улыбка глупая наползет на лицо, и никакими руками – окороками ее не сгонишь.
Но разве смелый казак будет проскальзывать мимо начальника, как мышка?
- Господин уважаемый начальник! Казак Ефим, прибыл из Малороссии, конный и оружный! Можно вступить в должность на отряде?
Начальник лишь смерил его взглядом глубоко посаженных глазок и нахмурился.
- Еще один казачина? Ступай дальше по площади… В третьем побудешь… Да живо, чтобы глаза мои тебя не видели!
Мужчина махнул рукой на хлипкое здание через бульвар, а Ефим махнул рукой на сурового начальника и отправился к своим будущим товарищам.
***
-Казак? Ефим? С Малороссии? Младца, что к нам пришел! У нас тут пе-е-еекло, пе-е-е-кло, так просто не суйся! Татары да турки лезут к нам на ура! Только успевай сабелькой махать!
Молодца и воина хлопали по плечам да спине и подливали хмеля.
- А что у тебя за сабля? Э? Покаж! Покаж - ка, покаж-ка! Хороша… А рубиться-то хоть умеешь? А лошадь у тебя какая? А? Могучая? Ай да хорош, со своей лошадью! Молодец, молодец, жених!
Вопросы и смех сыпались, как град, только и успевай отвечать. И Луна уж зависла над притихшей крепостью, а отряд с казачком все еще продолжал лить хмель и будить жителей своим хохотом.
- Тцыть! А сейчас я такое…Такое вам всем расскажу, что никто не поверит, да только правда все это! – громко заявил Ефимка.
- А что же это такое? Эй, вы все, тихо там! Порадуй-ка нас!
- Шел я как-то ночью по полю… Страшно, товарищи! На версту – ни души, земля, как молоком, светом залита, и тишина… Тишина на уши давит, и кровь в жилах стынет! – все уж молчали и внимали рассказчику. - И тут слышу – стон чей-то, жалостливый! Страшусь, трясусь, а иду на него. И вижу… Ух, вижу старика! Лежит, борода до пояса, да только красная вся! При последнем издыхании, бедняга. Хрипит мне кое-как: «Возьми мешок! Возьми! Из-за него меня убили, а я тебе его отдаю! Бери же, бери! Храни то, что в нем есть, и пользуй на благо, да не свое, а общее, чтобы людям худо не было. Тогда и тебе счастья прибудет». Как сказал это – так вот коротко « Хр!» – хрипнул и умер. Так мне не по себе стало, я мешок – хвать! – и что есть духу с того-то поля. Пришел домой, отрыл – шпоры там, и больше ничего! Шпоры, правда, новенькие, стальные, отменные шпоры. Думаю: «Нешто из-за них старика порешили?» Одел, да и решил прогуляться. И тут… Не поверите! Вот быстрее лошади, быстрее ветра понесся, колесики и крутятся, как маленькие солнца сверкают! Да так крутятся, чуть над землей поднимаюсь! Чудо вот такое старик отдал! – закончил Ефим.
- Оой, молодец, Ефимка, хороша сказка… - повздыхали соседи.
- Да говорю, не сказка все это, а правда, правда истая!
Уморились все, стали ложиться, до петухов потчевать.
- Ээй, Ефим! Слушай, и где эти твои шпоры теперь? – спросил самый молодой из отряда.
- Как же, со мной, в мешке. Сказал же старик: «На благо».
На том и заснули.
***
Шли и шли дни, и летели, как птицы, и бежали лесными зверями. Прошла неделя, за ней еще, и еще одна. И ничего особенного не происходило. Как вдруг прошелся огненным звоном по улице, разнесся печальным птичьим криком звук колокола. Заметили, значит, разведчики, басурманское племя. Значит, налет черного и пенного войска.
Казаки стали собираться, быстро хватать оружие, бежать запрягать коней, да скорее, скорее на защиту!
- А куда нам скакать? –спросил Ефимка с дрожью в голосе у старшего товарища.
- А у нас засада. За овражком тихо посидим, а потом как выскочим, вихрем, ух!
«Вихрем!» - зазвенит в ушах у казачка. И понесся он сам вихрем за своими чудо-шпорами, несется, схватил мешок, забросил его на лошадь.
- Эй, парнишка, неужто ты на этой кляче поедешь? Издохнет же, не доедешь!
Запряженная Гертруда согласно покивала и как-то странно кашлянула.
- Да моя кобыла твою обгонит! – с запалом закричал казачок, - сейчас поедем, и сам увидишь!
И давай со всем отрядом скакать в засаду. Правда, последним. Гертруде утруждаться было ни к чему.
***
Сидят тихо за своим холмом, караулят.
Несутся они – лошади в пене, черные все, как вороново крыло. На них – татары, сами смуглые, шапки меховые, с хвостами, а сабли нехорошие, гнутые, с щербинами – будто скалятся. Нехорошие, сразу видно – не стынут сабли, сталь не холодная, а такая же, бешеная.
Казачок сидит, волнуется. А в сердце опять те же мечты – отличиться, помочь, спасти, чтобы заметили и сказали: «Вот, это тот самый Ефим, который всех спас!». Тихо парнишка достает из мешка шпоры и надевает их. Авось и пригодятся.
- Не на лошадях мы пойдем, пеша! – тихо сказал главные в отряде. – Чего шпоры-то цепляешь?
А мальчишка молчит, все смотрит на поле. А там уже басурмане с нашими столкнулись, схватились в тяжелой битве, сошлась сталь со сталью, напоролась ярость на ярость.
- Подождите-ка, молодцы, не суйтесь, еще не наше время, - продолжил поучать воевода-казак, - сейчас мы еще… Ей! Ей, мальчишка! Ефим! Ты куда, нельзя же!…
Но не слышал его молодой казачок, в ушах ветер, да звон своей победы, под ногами – тоже ветер, шпоры, как веретено, кружатся, несут своего хозяина вперед. Увидали враги, откуда несется, как стрела, одинокий воин, повернули и встретили его градом сабель. Пришлось подмоге - всему отряду - из-за холма показаться, хорошо еще, недалеко бежать было, помогли, спасли казачка, да только сами подставились, больно много было басурман. Тяжело рубиться, еле выстояли, ушла черная брага с земли, да только видно – ненадолго ушла, вернется скоро.
Возвращались те, кто возвращался, грустные, усталые, раненые…
- Эх, как же ты, Ефимка… Зачем же? Что ж теперь? Как теперь?
А ночью приснился казачку старик, тот, что шпоры ему отдал, и спросил: «Ну? Что же ты? Как же ты? На чье же благо использовал дар мой?»
***
Долгими ли, короткими ли казались казачку дни – никто вам не скажет. Никто и не захочет, больно обижены все на него были. Только одна верная Гертруда порой тыкалась влажным носом ему в лицо, да и все. И тут – вновь! Колокол, звон, снова бой!
Но не только добрая вода льется с неба на землю эту. Насыщается земля кровью, кровью постоянно проливаемой на полях, где сеяли до этого девицы с длинными льняными косами пшено да братья и мужья их серпами собирали богатые колосья, гнущиеся к земле от тяжести жизненной своей. Кровь постоянно льется на земли эти, сжигая своей кипучей силой жизнь, как сами люди уничтожают людей. Дикие орды, орды страшные, темные, как черная сила, выбравшаяся из-под самой земли, лезли пенящейся брагой на Русскую Землю, а крепость эта в месте благословленном, на самой границе с Южным своим братским соседом, защищала от черных племен дальнейшие Земли.
Не столь давно и не так недавно, Бог весть знает сколько лет назад, въехал в крепость молодой казачок Ефимка – рубаха белая, пояс алый, усы черные, гордо сидит он на…На старой-престарой клячонке с разъезжающимися ногами... Лошадка недовольно потряхивала головой и шевелила ушами и губами, будто укоряя своего свежего наездника вместе с его поклажей, дорогой, этой крепостью и всей ее тяжкой долей казацкой лошаденки, которой приходится таскать на старых ногах всяких воинов.
Как только казачок и его спутница въехали в город, то у животинки тут же разъехались ноги, затряслись колени, губы зашамкали, а полные боли глаза посмотрели на стражника, впустившего их в город.
- Понежто ты, казак, так бедную лошаденку свою мучаешь! Ты побачь, как она вся трясется! Дух сейчас изойдет!
Наездник соскочил с мученицы и уставился на нее, а потом засмеялся и хлопнул лошадку по боку.
- Эх, брат, ты не знаешь мою лошадку! Да она господского коня обгонит, моя кобылка! Лень ей меня возить просто так, вот она и притворяется. А в бою она ух, как стрела!
Покосился стражник на лошадь, хлопающую губами и глазами, да и захохотал вместе с казаком:
- Молодец, Брат, обгонит она! Как же зовут твое чудо?
Казачок не растерялся и, опершись на лошадь, гордо промолвил:
- Гертруда.
А кобылка, закатив глаза, картинно села на пол.
Хохотал стражник, захлебываясь от смеха: «Ну давай уж, поднимай свою могучую кобылу!»
Нахмурился казачок, кое-как упросил свое чудо под хохот стража встать да и пойти с ним дальше в город, найти отряд, да на защиту крепости стать.
С изумлением оглядывался казачок вокруг себя, все ему было внове: большой город, крепкие стены, белоснежные горы, будто плешью, покрытые сосенками. Пыль поземкой вилась по улице, превращаясь порой в маленькие желтые ураганы. Отовсюду неслись крики, грохот, лязг - настоящий шум базарной площади.
- Ну зачем ты, Гертруда, это сделала? Я приду к начальнику всей этой стражи: «Так-то и так-то, казак Ефим, прибыл на службу! - Вот тебе, казак, отряд. А что у тебя за лошаденка? Непорядок, больно неказиста, новая нужна!» Как мне тебя защищать? Скажешь, что ты верная и быстрая, так ты тут же глаза закатишь и на пол осядешь!!
Лошадь только тряхнула головой, мол, не говори глупостей.
Долго ли, коротко ли бродил наш герой по городу в поисках начальника стражи, нельзя сказать, а как бродил – пером не описать. Да и как он нашел его – история случайная и своей обычностью ничем не примечательная. А вот воевода был человек, мимо которого не пройдешь и не пробежишь мимо, только есть прошмыгнуть, и поэтому не заметить его казачок не смог. Руки у начальника, как два окорока – большие, не руки какие-то, а ручищи, такими прут погнуть можно, и кочергу, а потом и не поморщиться. Лицо у него молодое, но широкое и вообще не особо цветом приятное, и будто бы мятое, но в глазах что-то такое, от чего и согнется человек, и голосок тоньше станет, улыбка глупая наползет на лицо, и никакими руками – окороками ее не сгонишь.
Но разве смелый казак будет проскальзывать мимо начальника, как мышка?
- Господин уважаемый начальник! Казак Ефим, прибыл из Малороссии, конный и оружный! Можно вступить в должность на отряде?
Начальник лишь смерил его взглядом глубоко посаженных глазок и нахмурился.
- Еще один казачина? Ступай дальше по площади… В третьем побудешь… Да живо, чтобы глаза мои тебя не видели!
Мужчина махнул рукой на хлипкое здание через бульвар, а Ефим махнул рукой на сурового начальника и отправился к своим будущим товарищам.
***
-Казак? Ефим? С Малороссии? Младца, что к нам пришел! У нас тут пе-е-еекло, пе-е-е-кло, так просто не суйся! Татары да турки лезут к нам на ура! Только успевай сабелькой махать!
Молодца и воина хлопали по плечам да спине и подливали хмеля.
- А что у тебя за сабля? Э? Покаж! Покаж - ка, покаж-ка! Хороша… А рубиться-то хоть умеешь? А лошадь у тебя какая? А? Могучая? Ай да хорош, со своей лошадью! Молодец, молодец, жених!
Вопросы и смех сыпались, как град, только и успевай отвечать. И Луна уж зависла над притихшей крепостью, а отряд с казачком все еще продолжал лить хмель и будить жителей своим хохотом.
- Тцыть! А сейчас я такое…Такое вам всем расскажу, что никто не поверит, да только правда все это! – громко заявил Ефимка.
- А что же это такое? Эй, вы все, тихо там! Порадуй-ка нас!
- Шел я как-то ночью по полю… Страшно, товарищи! На версту – ни души, земля, как молоком, светом залита, и тишина… Тишина на уши давит, и кровь в жилах стынет! – все уж молчали и внимали рассказчику. - И тут слышу – стон чей-то, жалостливый! Страшусь, трясусь, а иду на него. И вижу… Ух, вижу старика! Лежит, борода до пояса, да только красная вся! При последнем издыхании, бедняга. Хрипит мне кое-как: «Возьми мешок! Возьми! Из-за него меня убили, а я тебе его отдаю! Бери же, бери! Храни то, что в нем есть, и пользуй на благо, да не свое, а общее, чтобы людям худо не было. Тогда и тебе счастья прибудет». Как сказал это – так вот коротко « Хр!» – хрипнул и умер. Так мне не по себе стало, я мешок – хвать! – и что есть духу с того-то поля. Пришел домой, отрыл – шпоры там, и больше ничего! Шпоры, правда, новенькие, стальные, отменные шпоры. Думаю: «Нешто из-за них старика порешили?» Одел, да и решил прогуляться. И тут… Не поверите! Вот быстрее лошади, быстрее ветра понесся, колесики и крутятся, как маленькие солнца сверкают! Да так крутятся, чуть над землей поднимаюсь! Чудо вот такое старик отдал! – закончил Ефим.
- Оой, молодец, Ефимка, хороша сказка… - повздыхали соседи.
- Да говорю, не сказка все это, а правда, правда истая!
Уморились все, стали ложиться, до петухов потчевать.
- Ээй, Ефим! Слушай, и где эти твои шпоры теперь? – спросил самый молодой из отряда.
- Как же, со мной, в мешке. Сказал же старик: «На благо».
На том и заснули.
***
Шли и шли дни, и летели, как птицы, и бежали лесными зверями. Прошла неделя, за ней еще, и еще одна. И ничего особенного не происходило. Как вдруг прошелся огненным звоном по улице, разнесся печальным птичьим криком звук колокола. Заметили, значит, разведчики, басурманское племя. Значит, налет черного и пенного войска.
Казаки стали собираться, быстро хватать оружие, бежать запрягать коней, да скорее, скорее на защиту!
- А куда нам скакать? –спросил Ефимка с дрожью в голосе у старшего товарища.
- А у нас засада. За овражком тихо посидим, а потом как выскочим, вихрем, ух!
«Вихрем!» - зазвенит в ушах у казачка. И понесся он сам вихрем за своими чудо-шпорами, несется, схватил мешок, забросил его на лошадь.
- Эй, парнишка, неужто ты на этой кляче поедешь? Издохнет же, не доедешь!
Запряженная Гертруда согласно покивала и как-то странно кашлянула.
- Да моя кобыла твою обгонит! – с запалом закричал казачок, - сейчас поедем, и сам увидишь!
И давай со всем отрядом скакать в засаду. Правда, последним. Гертруде утруждаться было ни к чему.
***
Сидят тихо за своим холмом, караулят.
Несутся они – лошади в пене, черные все, как вороново крыло. На них – татары, сами смуглые, шапки меховые, с хвостами, а сабли нехорошие, гнутые, с щербинами – будто скалятся. Нехорошие, сразу видно – не стынут сабли, сталь не холодная, а такая же, бешеная.
Казачок сидит, волнуется. А в сердце опять те же мечты – отличиться, помочь, спасти, чтобы заметили и сказали: «Вот, это тот самый Ефим, который всех спас!». Тихо парнишка достает из мешка шпоры и надевает их. Авось и пригодятся.
- Не на лошадях мы пойдем, пеша! – тихо сказал главные в отряде. – Чего шпоры-то цепляешь?
А мальчишка молчит, все смотрит на поле. А там уже басурмане с нашими столкнулись, схватились в тяжелой битве, сошлась сталь со сталью, напоролась ярость на ярость.
- Подождите-ка, молодцы, не суйтесь, еще не наше время, - продолжил поучать воевода-казак, - сейчас мы еще… Ей! Ей, мальчишка! Ефим! Ты куда, нельзя же!…
Но не слышал его молодой казачок, в ушах ветер, да звон своей победы, под ногами – тоже ветер, шпоры, как веретено, кружатся, несут своего хозяина вперед. Увидали враги, откуда несется, как стрела, одинокий воин, повернули и встретили его градом сабель. Пришлось подмоге - всему отряду - из-за холма показаться, хорошо еще, недалеко бежать было, помогли, спасли казачка, да только сами подставились, больно много было басурман. Тяжело рубиться, еле выстояли, ушла черная брага с земли, да только видно – ненадолго ушла, вернется скоро.
Возвращались те, кто возвращался, грустные, усталые, раненые…
- Эх, как же ты, Ефимка… Зачем же? Что ж теперь? Как теперь?
А ночью приснился казачку старик, тот, что шпоры ему отдал, и спросил: «Ну? Что же ты? Как же ты? На чье же благо использовал дар мой?»
***
Долгими ли, короткими ли казались казачку дни – никто вам не скажет. Никто и не захочет, больно обижены все на него были. Только одна верная Гертруда порой тыкалась влажным носом ему в лицо, да и все. И тут – вновь! Колокол, звон, снова бой!
Демченко Александра, 16 лет, Белгород
Рейтинг: 1
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |