Фиалковый ветер
Мне было лет шесть, или что-то вроде этого. Помню, как сидел на кухне и наблюдал за Бабушкой, готовящей ужин для нашей семьи. И ещё для пастора Стивенса, ему ведь некогда заниматься такой мелочью, как готовка. И для бедняжки Лизы Томпсон, её ведь недавно бросил муж, и она осталась одна с ребёнком. Помню, как я, Бабушка и младшая гувернантка сидели за кухонным столом, пока на плите что-то булькало и варилось, и обсуждали бедняжку Лизу, и Бабушка говаривала: какой же негодяй был этот её муженёк, сбежал с первой попавшейся девицей из кабаре, а она такая молоденькая, осталась здесь совсем одна, с годовалой дочкой на руках. А в наше время так сложно найти себе приличную работу, особенно в такой глуши и с годовалой дочкой на руках. Какой же всё-таки безответственный этот негодяй, Даг Томпсон! Тогда, в шесть, я мало что понимал из её гневной речи, не знал что такое кабаре, да и о том, кто такой негодяй, знал довольно смутно, но всё равно молча поддакивал Бабушке: мол, да, да, негодяй.
Бабушка, добрая, всегда немного растерянная и легкомысленная была так не похожа на других обитателей нашего дома, чопорных и надменных с ног до головы. Она постоянно носила платье в цветочек, и от её седых растрёпанных волос пахло корицей и какой-то другой, неведомой мне приправой. В нашей местности, куда лишь восточный ветер изредка доносил отголоски запахов больших городов и сбывшихся желаний, запах Бабушки был для меня самым приятным.
Мы жили на ранчо в Техасе, в небольшом городке Лейтонвилле. На мили вокруг только сухая почва и ни следа жизни. Только потрескавшаяся от жары земля. Ни одного деревца, или кустика. Из развлечений в Лейтонвилле был только старый кинотеатр, в котором иногда крутили не менее старые фильмы с Ритой Хэйворт или Гретой Гарбо. Насмотревшись на алые губы и томные взгляды Золотой эпохи Голливуда, женщины усиленно красились даже в церковь, на Воскресную службу. Пастор Стивенсон лишь неодобрительно хмыкал: в конце концов, что мог он поделать?
Мы слыли самой богатой семьёй в городе. Отец Бабушки, ныне покойный, нажил большое состояние на золотых приисках, а потом взял да и переехал в Техас. Говорят деньги упрощают жизнь, но только не в моём случае. Ребята не хотели играть со мной, думали я избалованный до жути: не дай Бог упал бы случайно, так рассказал бы всё родителям и ребятам досталось бы «Как же вы не досмотрели-то!». Так что, если бы не Бабушка- жизнь моя была бы скучна, но она всегда знала, чем занять меня, постоянно придумывала новые игры, рассказывала сказки на ночь.
Так было и в тот день, когда Бабушка готовила ужин для трёх семей. После она обязалась показать мне каньон, где играла ещё совсем девочкой. Я был весь в предвкушении: что ещё может быть для шестилетнего мальчишки, постоянно сидящего в четырёх стенах, чем вылазка в горы, даже если это и был-то просто небольшой каньон.
Я пообещал Бабушке отнести ужин пастору Стивенсону. А пока еда готовилась, Бабушка уселась на кривоногую табуретку и начала рассказывать одну из историй из своей молодости. О том, как она с матерью жила в Калифорнии, у самого океана, пока отец зарабатывал деньги.
«Знаешь, милый, мы тогда жили в таком аккуратном домике, я и твоя прабабушка, недалеко от берега океана, и каждый день, после школы, я бежала на пляж...С океана всегда веял лёгкий бриз, и я любила стоять, зарыв ноги в прохладный песок …Конечно, моей матери это не нравилось- она беспокоилась, как бы я не промочила выглаженную юбочку»- усмехнулась Бабушка.
Кажется, тогда я спросил, ходила ли она на пляж, когда был дождь.
Бабушка мягко улыбнулась: «Ох, милый, в Калифорнии почти не бывает дождей.
Но если всё-таки лил, так в воздухе пахло фиалками. Ума не приложу откуда…хотя, нет. Тогда в каждом домике на окошке стояли горшки с фиалками. Знаешь, сейчас мне кажется, что запах фиалок - это запах сбывшейся мечты….ах, как хотела бы я услышать его ещё разок…» Бабушка сладко причмокнула и на мгновение закрыла глаза, словно вспоминая те времена.
«А ещё, каждую субботу, мы с подружками бегали в магазин сластей к мистеру Бусини, выпросить у него леденцов, а потом довольные шли домой, одевали красивые платьица и шли с матерьми в церковь… Кстати, тебе уже пора к пастору».
Я, как обычно, недовольно поднялся со стула, взял коробочку с ароматным стейком (куда же в те времена без главного техасского блюда) и понёс её пастору Стивенсону.
По дороге я думал о фиалковом ветре, и о том это значит - найти свою мечту. Для меня-то в то время пределом мечтаний была новая машинка, или игра в прятки с ребятами со двора. Но сердце подсказывало, что это всё не то, мелочь по сравнению с мечтой Бабушки.
Я приблизился к дому пастору. Сам он виднелся в окошке, за старенькой ситцевой занавеской. Я постучал в дверь, и принялся ждать хозяина. Он открыл дверь, радушно улыбнулся и сердечно поблагодарил за ужин. Я заметил, даже когда пастор улыбался, в уголках его глаз были морщинки, а ведь ему не было и тридцати. Мне почему-то это казалось очень печальным. Он нравился мне: на пастве он всегда здоровался с нашей семьёй и как-то даже дал мне конфету за то, что на проповеди я сидел спокойно и слушал его. И мне было жаль его: у него не было семьи, и он был очень одинок. «Наверное, потому глаза у него такие грустные»,- решил я.
Я отдал пастору ужин, распрощался с ним и прибавил шагу: скоро мы должны были пойти к каньону.
Когда я вернулся домой, бабушка уже накинула лёгкую шаль на неизменное цветастое платье и, казалось, была готова к любым приключениям.
Она посмотрела на меня, и немного ворча, поправила сбившийся воротничок на куртке. Мимо прошла мать, окинула нас недовольным взглядом и хотела было что-то сказать, но, поджав тонкие губы, промолчала и пошла дальше.
Мы вышли во двор. День близился к ночи, но последние лучи закатного солнца всё ещё озаряли пустынные окрестности. Мы с Бабушкой молча шли, пока наконец не остановились у крутого обрыва высотой метров в 10. Я с восхищением посмотрел вниз - несколько валунов и какой-то сухой-пресухой кустарник. Немного кружилась голова, хотя я ещё ни разу не видел обрывов, и боязни высоты развиться было не с чего.
Мы так же молча присели на край каньона и стали наблюдать за закатом. Ало-рыжие лучи скребли поверхность земли, на востоке уже были видны первые звёздочки, и момент был прекрасный.
«Бабушка, а когда ты переехала в Техас?»- внезапно спросил я.
Она на минутку призадумалась. Потом, причмокнув, ответила: «Мне было лет 12, внезапно к нам приехал отец и говорит мол, купил землю в Техасе, будем строить ранчо. Представляешь, как я была раздосадована. В Хантингтоне оставались все мои друзья, школа, океан и запах фиалок. Здесь-то в пустоши на обилие растительности не пожалуешься»,- улыбнулась Бабушка.
Она замолчала на некоторое время. Потом, смотря куда-то вдаль, начала говорить: «Ах, милый, знал бы ты, как же я скучаю по фиалкам. Думаю, вот когда Господь к себе позовёт, в тот самый день, в воздухе будет запах фиалок, чтобы уже совсем без сожалений уходить…»- она вздохнула, взглянула на меня и потрепала по щеке.
Я с трудом понимал, что это значит «уходить». Я думал, Бабушка никогда не покинет меня, и мы всегда будем придумывать себе занятия и вот так вот сидеть где-нибудь и разговаривать. Почему-то мне стало грустно. Я подавил в себе желание расплакаться: не хотелось выставлять себя маленьким мальчиком.
Мы долго молчали.
«Я пойду прогуляюсь, Бабушка»,- мне стало скучно сидеть просто так. Она согласна кивнула и осталась у обрыва, погружённая в свои мысли.
Я отважно спускался вниз по обрыву, как вдруг нога моя зацепилась за какой-то сучок, и я с грохотом свалился на дно каньона…
***
Я лежал в кровати. В углу комнаты сидела Бабушка, над ней склонилась мать и с жаром отчитывала её за что-то: «Да как вы могли, мама, оставить его одного, без присмотра…»
Заметив, что я открыл глаза, мать быстро подошла ко мне и сжала мою руку. «Ничего, Льюис, с тобой всё будет хорошо, ты скоро выздоровеешь, и я обещаю- мы отошлём тебя в специальную школу для мальчиков, там с тобой больше ничего не случится…»- она метнула яростный взгляд на всхлипывающую Бабушку и вышла из комнаты. Я не совсем понимал, почему она плачет, и вообще с трудом помнил всё, что было после нашего с ней разговора у обрыва.
На кровать присела заплаканная Бабушка: «Прости меня, милый, я не доглядела…»
«Бабушка, что случилось?»- у меня очень болела голова, правая нога была в гипсе и очень хотелось спать.
«Ты упал, милый»,- срывающимся голосом сказала Бабушка и снова разразилась слезами. «Но всё будет хорошо, милый, всё будет хорошо…»
В комнату зашла мать, безжалостно выпроводила Бабушку и потушила свет. Я уснул.
Моя мать умела держать обещания. Только поправившись, я был отправлен в Вествикскую школу для мальчиков в Новой Англии, на востоке Америки – всё равно, что на другом конце Света.
Я успел лишь наспех попрощаться с бабушкой. Казалось, в тот день в поезде я выплакал все данные мне слёзы.
***
Мне было лет шестнадцать, или что-то вроде этого. В тот день мне пришла сухая телеграмма от матери: «Льюис, уведомляем тебя, что 12.09.19**, отошла в мир иной Бабушка».
Но я всё знал. Уже второй день подряд с запада веял фиалковый ветер.
И я заплакал. Впервые за десять лет.
Бабушка, добрая, всегда немного растерянная и легкомысленная была так не похожа на других обитателей нашего дома, чопорных и надменных с ног до головы. Она постоянно носила платье в цветочек, и от её седых растрёпанных волос пахло корицей и какой-то другой, неведомой мне приправой. В нашей местности, куда лишь восточный ветер изредка доносил отголоски запахов больших городов и сбывшихся желаний, запах Бабушки был для меня самым приятным.
Мы жили на ранчо в Техасе, в небольшом городке Лейтонвилле. На мили вокруг только сухая почва и ни следа жизни. Только потрескавшаяся от жары земля. Ни одного деревца, или кустика. Из развлечений в Лейтонвилле был только старый кинотеатр, в котором иногда крутили не менее старые фильмы с Ритой Хэйворт или Гретой Гарбо. Насмотревшись на алые губы и томные взгляды Золотой эпохи Голливуда, женщины усиленно красились даже в церковь, на Воскресную службу. Пастор Стивенсон лишь неодобрительно хмыкал: в конце концов, что мог он поделать?
Мы слыли самой богатой семьёй в городе. Отец Бабушки, ныне покойный, нажил большое состояние на золотых приисках, а потом взял да и переехал в Техас. Говорят деньги упрощают жизнь, но только не в моём случае. Ребята не хотели играть со мной, думали я избалованный до жути: не дай Бог упал бы случайно, так рассказал бы всё родителям и ребятам досталось бы «Как же вы не досмотрели-то!». Так что, если бы не Бабушка- жизнь моя была бы скучна, но она всегда знала, чем занять меня, постоянно придумывала новые игры, рассказывала сказки на ночь.
Так было и в тот день, когда Бабушка готовила ужин для трёх семей. После она обязалась показать мне каньон, где играла ещё совсем девочкой. Я был весь в предвкушении: что ещё может быть для шестилетнего мальчишки, постоянно сидящего в четырёх стенах, чем вылазка в горы, даже если это и был-то просто небольшой каньон.
Я пообещал Бабушке отнести ужин пастору Стивенсону. А пока еда готовилась, Бабушка уселась на кривоногую табуретку и начала рассказывать одну из историй из своей молодости. О том, как она с матерью жила в Калифорнии, у самого океана, пока отец зарабатывал деньги.
«Знаешь, милый, мы тогда жили в таком аккуратном домике, я и твоя прабабушка, недалеко от берега океана, и каждый день, после школы, я бежала на пляж...С океана всегда веял лёгкий бриз, и я любила стоять, зарыв ноги в прохладный песок …Конечно, моей матери это не нравилось- она беспокоилась, как бы я не промочила выглаженную юбочку»- усмехнулась Бабушка.
Кажется, тогда я спросил, ходила ли она на пляж, когда был дождь.
Бабушка мягко улыбнулась: «Ох, милый, в Калифорнии почти не бывает дождей.
Но если всё-таки лил, так в воздухе пахло фиалками. Ума не приложу откуда…хотя, нет. Тогда в каждом домике на окошке стояли горшки с фиалками. Знаешь, сейчас мне кажется, что запах фиалок - это запах сбывшейся мечты….ах, как хотела бы я услышать его ещё разок…» Бабушка сладко причмокнула и на мгновение закрыла глаза, словно вспоминая те времена.
«А ещё, каждую субботу, мы с подружками бегали в магазин сластей к мистеру Бусини, выпросить у него леденцов, а потом довольные шли домой, одевали красивые платьица и шли с матерьми в церковь… Кстати, тебе уже пора к пастору».
Я, как обычно, недовольно поднялся со стула, взял коробочку с ароматным стейком (куда же в те времена без главного техасского блюда) и понёс её пастору Стивенсону.
По дороге я думал о фиалковом ветре, и о том это значит - найти свою мечту. Для меня-то в то время пределом мечтаний была новая машинка, или игра в прятки с ребятами со двора. Но сердце подсказывало, что это всё не то, мелочь по сравнению с мечтой Бабушки.
Я приблизился к дому пастору. Сам он виднелся в окошке, за старенькой ситцевой занавеской. Я постучал в дверь, и принялся ждать хозяина. Он открыл дверь, радушно улыбнулся и сердечно поблагодарил за ужин. Я заметил, даже когда пастор улыбался, в уголках его глаз были морщинки, а ведь ему не было и тридцати. Мне почему-то это казалось очень печальным. Он нравился мне: на пастве он всегда здоровался с нашей семьёй и как-то даже дал мне конфету за то, что на проповеди я сидел спокойно и слушал его. И мне было жаль его: у него не было семьи, и он был очень одинок. «Наверное, потому глаза у него такие грустные»,- решил я.
Я отдал пастору ужин, распрощался с ним и прибавил шагу: скоро мы должны были пойти к каньону.
Когда я вернулся домой, бабушка уже накинула лёгкую шаль на неизменное цветастое платье и, казалось, была готова к любым приключениям.
Она посмотрела на меня, и немного ворча, поправила сбившийся воротничок на куртке. Мимо прошла мать, окинула нас недовольным взглядом и хотела было что-то сказать, но, поджав тонкие губы, промолчала и пошла дальше.
Мы вышли во двор. День близился к ночи, но последние лучи закатного солнца всё ещё озаряли пустынные окрестности. Мы с Бабушкой молча шли, пока наконец не остановились у крутого обрыва высотой метров в 10. Я с восхищением посмотрел вниз - несколько валунов и какой-то сухой-пресухой кустарник. Немного кружилась голова, хотя я ещё ни разу не видел обрывов, и боязни высоты развиться было не с чего.
Мы так же молча присели на край каньона и стали наблюдать за закатом. Ало-рыжие лучи скребли поверхность земли, на востоке уже были видны первые звёздочки, и момент был прекрасный.
«Бабушка, а когда ты переехала в Техас?»- внезапно спросил я.
Она на минутку призадумалась. Потом, причмокнув, ответила: «Мне было лет 12, внезапно к нам приехал отец и говорит мол, купил землю в Техасе, будем строить ранчо. Представляешь, как я была раздосадована. В Хантингтоне оставались все мои друзья, школа, океан и запах фиалок. Здесь-то в пустоши на обилие растительности не пожалуешься»,- улыбнулась Бабушка.
Она замолчала на некоторое время. Потом, смотря куда-то вдаль, начала говорить: «Ах, милый, знал бы ты, как же я скучаю по фиалкам. Думаю, вот когда Господь к себе позовёт, в тот самый день, в воздухе будет запах фиалок, чтобы уже совсем без сожалений уходить…»- она вздохнула, взглянула на меня и потрепала по щеке.
Я с трудом понимал, что это значит «уходить». Я думал, Бабушка никогда не покинет меня, и мы всегда будем придумывать себе занятия и вот так вот сидеть где-нибудь и разговаривать. Почему-то мне стало грустно. Я подавил в себе желание расплакаться: не хотелось выставлять себя маленьким мальчиком.
Мы долго молчали.
«Я пойду прогуляюсь, Бабушка»,- мне стало скучно сидеть просто так. Она согласна кивнула и осталась у обрыва, погружённая в свои мысли.
Я отважно спускался вниз по обрыву, как вдруг нога моя зацепилась за какой-то сучок, и я с грохотом свалился на дно каньона…
***
Я лежал в кровати. В углу комнаты сидела Бабушка, над ней склонилась мать и с жаром отчитывала её за что-то: «Да как вы могли, мама, оставить его одного, без присмотра…»
Заметив, что я открыл глаза, мать быстро подошла ко мне и сжала мою руку. «Ничего, Льюис, с тобой всё будет хорошо, ты скоро выздоровеешь, и я обещаю- мы отошлём тебя в специальную школу для мальчиков, там с тобой больше ничего не случится…»- она метнула яростный взгляд на всхлипывающую Бабушку и вышла из комнаты. Я не совсем понимал, почему она плачет, и вообще с трудом помнил всё, что было после нашего с ней разговора у обрыва.
На кровать присела заплаканная Бабушка: «Прости меня, милый, я не доглядела…»
«Бабушка, что случилось?»- у меня очень болела голова, правая нога была в гипсе и очень хотелось спать.
«Ты упал, милый»,- срывающимся голосом сказала Бабушка и снова разразилась слезами. «Но всё будет хорошо, милый, всё будет хорошо…»
В комнату зашла мать, безжалостно выпроводила Бабушку и потушила свет. Я уснул.
Моя мать умела держать обещания. Только поправившись, я был отправлен в Вествикскую школу для мальчиков в Новой Англии, на востоке Америки – всё равно, что на другом конце Света.
Я успел лишь наспех попрощаться с бабушкой. Казалось, в тот день в поезде я выплакал все данные мне слёзы.
***
Мне было лет шестнадцать, или что-то вроде этого. В тот день мне пришла сухая телеграмма от матери: «Льюис, уведомляем тебя, что 12.09.19**, отошла в мир иной Бабушка».
Но я всё знал. Уже второй день подряд с запада веял фиалковый ветер.
И я заплакал. Впервые за десять лет.
Зеленцова Екатерина, 15 лет, Волгоград
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |