Раздвоение личности
***
Parte 1. Pensieri
***
in implicatis
Запутался во времени - (лат.)
***
Началось всё с того, что
Ольга сидела на кровати, напряженно откинувшись на спину и в голову ей кутерьмой вникали мысли - кто она? что она? зачем она?
И так далее...
Они были ежедневными, похожими на хроническую болезнь. И тяжестью гирь тащили Ольгу вниз. А может, вверх. Она, правда, перестала
доверять себе и бросалась из крайности в крайность, параллельно сомневаясь во всём, что было. Ей так безумно хотелось всё изменить,
причём мгновенно, что окружение лишь укоризненно-шутливо посматривало на неё - Ольга то ли думала, то ли прихорашивалась, то ли
страдала, то ли улыбалась, то ли отправлялась на подвиг - было непонято до самой её речи. А то и дальше. Никто не видел её слёз,
она никогда не кричала в ужасе и без проблем могла устроить драку. Но Ольга боялась всего. Особенно всего того, что жаждала душа.
Вот так тяжело в ней рождалась та самая женская загадка.
А думала Ольга..обо всём этом. И загадка похлеще своей колола её в дёсны: ну вот что он хочет сказать, когда садится напротив?
Её параллельная же с любовью и лёгкой тоской вспоминала о невстреченной, доброй, красивой и смелой, пожалуй, себе.
"Любите самого себя..."
Пушкин
***
Всё рушится, и ты не знаешь.
Вечер тянулся как кусок резины - медленно и в любую минуту мог порваться. У шедшей по своим театрам Ольги на уме был Пушкин и
Казарновская, Чайковский и Вишневская, Шаляпин и Магомаев - и все в неком апофеозе блокнотного листа (и ничего, что он был обманом -
его изображал на мониторе слайд, да настроение как-то особенно будоражил). Но эти величайшие, а потому не вызывающие пристального интереса
люди смешивались с толпой каких-то повстанцев. Так уж принято - великий человек - это кино, это фамилия, это добыча. Ольга на деле
знала это, но сейчас и она была опасно открыта для просмотра. И вдруг они, то есть повстанцы, с неразборчивыми словами окружили её.
Дальнейшее - классика. Ольге слева и справа вбивали выбор - удар за ударом. Но она не падала. Комната слышала советское кино, а от
громогласной классики уже становилось невыносимо. И облегчало живого человека от этого слова "классика" только его громогласность.
Ольга, недавно окончательно растеряв навыки такого грубого спора, всё-таки отвлеклась. Она не ожидала последнего удара, без сил упала
на кровать и закрыла глаза длинными красивыми пальцами - так по-настоящему, что сама заметила не сразу. Она привыкла строго
следить за собою, и уже не знала, как от этого избавиться. Ей всё чаще казалось, что всё не так. А сейчас тяжёлая музыка ударила её,
а точнее, прихвостень классики.
Дело в том, что Ольга сама должна была стать классическим музыкантом, ведь надвигалось лето. Философы в бессознании говорили: всё просто...
А весна уже финишировала, поджигая в беспорядке след за собой. Таким образом, март был прожжён дырами и щелями, апрель не выжил.
Ольга упорно, до слёз и сквозь их повторяла себе: жребий брошен, жребий брошен...
Бунтующие прошли.
И почему-то они выбрали как белого тайную любовь её. Но он силён, в его руках винтовка, а Ольга совсем одна. Её глаза кипятили
горькую чернильную кровь.
***
На дворе бесился июнь. Но, казалось, погода в доме с каждым днём, идущим к теплу на улице, становилась всё хуже и шла в другую сторону - к морозам. Ольга не спала, как и футбольная Бразилия в их году. Она закончила перелистывать не лучший вообще, но единственный поразивший её за последнее время роман, где, конечно, собрала кучу пунктуационных ошибок. Ладно, он в переводе, простим ему.
Ольга не решалась лечь - дело в том, что - какая жалость! - ни одного подхода к мышцам, как к красивым альфонсам, не было за день. Она по обыкновению уставилась на своё отражение, а в темноте это была тень на стене, и, не заметив, встроила стойку. Ольга смотрела на свою чёткую тень с большим уважением. Ещё бы! Широкие плечи, каждая волна волос надо лбом, крепкие руки и контур от челюсти до скул с чертежа глянца. Чего же переживать? Не секрет, мужественное тело выглядит спортивно, и - наоборот. Правда, оно болело, и главным образом вирусом, который где-то год назад интернет-проходцы определили как "недообнимание". Это, со счётом, единственная версия сети, какую Ольга строго оценила. Даже летний ветер по этому телу боялся гулять - оно было плотным, а комары его не щадили. Зимние бураны же гуляли и внутри его, родного, прямо между жил. Ольга не выносила прикосновений родных, но ждала чужих. И это скромное предательство не давало покоя серым клеткам, которые были накачаны ничуть не меньше бицепцов - до красноватых оттенков, местами высохших сибирскими водоёмами.
Книга всплыла в подсознании.
Теперь она не даст покоя всю ночь...
***
Parte 2. La seconda meta
***
Night will be held, the morning comes.
Ночь пройдёт, наступит утро (англ.)
***
И всё вроде как всегда. Ольга шла по асфальту, из которого летел туман. Правда, не такой густой на следующих шагах. Тех, что ближе ко мне.
Мы прошли в сантиметре друг от друга, наверное, на автомате после тумана не разбирая очертаний. Солнце было во всю, золотые волосы её задели мою кожу, а зелень глаз оставила хвост.
Это в первый раз.
Минутами позже туман лежал. И я вдруг поняла, что иду по кругу - этот автомобиль с номером 302 я уже видела. Более того, собиралась
дойти до магазина. Зачем? Чтобы ничего полезного не купить. А что? Другого ответа, как ни странно, нет. И это даже не серые будни,
это летние выходные, в которые торговцы наконец распродают по полной товар. Кому одежду, кому - кукол...А мне, как всегда, ничего плохого - за что спасибо.
Ни монеты я на самом деле не потратила на приобретённый второй или двенадцатый по счёту круг. Триста второй автомобиль мелькнул перед. Какое-то действие мной было совершено инстиктивно, и я заметила у себя в руках человека. Самого настоящего. Непонятно, может, какого человек этот пола или ещё что, но факт тот, что он есть. Авто медленно двинулось с места, а вокруг стали собираться люди. Они просто шли. Я зазевалась, чуть не забыв о находке, но вовремя почувствовала, как почти по-детски меня кто-то дёргает за руку. Боже мой, КАКОЙ человек! Если бы ты знал его, ты бы влюбился вслух. Мы были как будто одно целое, которое нельзя отрывать ни при каких обстоятельствах. И, не отрываясь от меня, человек говорит:
- Давай, наконец, знакомиться?
Я не могла промолчать.
- Давай.
И представилась. Но всё же боясь, что уйдёт, усилила хватку.
- Ольга, - представилось чудо. И тут я её узнала.
Солнце каждое утро смотрело в окно. И даже сквозь природный туман я знала, что оно здесь. Я видела его в руках.
***
Я обернулась, не смея терять из виду Ольгу. Ну надо же, можно вместо зеркала её использовать.
- Подожди меня, я за тобой не успеваю.
Хотя...нет. Такой приятный бархатный голос мне может только выдавать подсознание при разговоре.
Ольга не по обыкновению ясно и чётко изъяснялась. Она не желала допустить ни одного лишнего слова и спешила, чтобы сказать каждое. Невесть откуда брались мысли, и кому, как не ей было знать, что они не просто умны - они правильны. "Всё будет правильно, на этом построен мир".
- Да, есть в этом правда - всё будет правильно, - сказала я. - Ведь это правильно, к примеру: мы идём к авто.
Ольга улыбнулась. И, может, моей привычке называть автомобиль авто:
- Не поверишь, я подумала о том же самом. Вот кто цитирует Булгакова на стенах!
Я кашлянула.
- Хм, да это я. Ну это же было один раз - просто первое, что пришло мне в голову.
- Держи, - Оля протянула мне листок.
Сначала я прищурилась. Потом повернула бумажку. Потом онемела.
- Оля...что это?
- Как что? Лошадь.
- Вижу, что не циклоп...просто...ты знаешь, сколько таких же лошадей у меня в каждой тетради?
- Это что ты мне хочешь сказать?
- Ничего! Ни-че-го...Так. Спой песню! Сейчас же.
Ольга, однако, не смутилась. Что же, последняя маршевая пойдёт.
- Ро-ос-прягайте, хлопцы, коней, да-а лягайтесь пот-чи-вать...А-а я выйду...
- Спасибо.
И я молчала. Долго. "Когда фотографируетесь..."
Ольга знала, что попала в те руки. А ещё она знала, что это случилось вовремя. "...надо говорить "сыр", а не "утюг"..."
- Всё. А теперь расскажи мне, что ты делаешь рядом со мной, - попросила я.
- Понимаешь, у меня давно было ощущение, что я теряюсь. Прошла какая-то зима, и я оказалась в другом доме. Не в том, в котором обычно просыпалась. Ох, если бы ты знала, как я кричала, вообще с ума сходила. Потому что долго не могла вспомнить даже, как меня зовут. Что-то произошло такое...странное. Но мне, конечно, думалось, что переживать нечего, это всё ерунда. А оно вот как оказалось: оказывается, если просто ни о чем не думать, можно деградировать, а если думать много - можно слететь...Прости? Я тебя уже загрузила?..
Я очнулась, услышав вопрос.
- Нет, продолжай. Только по порядку...
Оля посмотрела в сторону.
- А всё на самом деле просто. Время пришло, и я влюбилась. Да...Мне его голубые глаза не давали покоя. Считанные часы проходили, а мне хотелось написать о них два тома, не меньше. Мы мирились яростно. Потом ругались тихо. Я чуть ли не жила в его доме, а он учился водить на моей машине...
Я вздохнула, проводя вверх по вискам руками. В груди вспыхнул жар. Потом заледенел. Когда я подняла взгляд, он растаял слезами.
Ольга только напряглась, да так, что вокруг установился штиль.
- Ну что ты? Иди сюда...
Я прибилась к ней и не открывала глаз. Она крепко держала меня, гладила по спине. Странно...обычно это моя работа. Солнце скрылось за тучи, стало темно.
"Да ты же...я".
А в гараже, который я невольно называла складом(склада, называемого гаражом?) темно не было. Слышались шаги.
- Кто здесь? - крикнула я.
- Ольга! Выходи, мать твою! - ответил до боли знакомый голос, - Ну, не жить тебе...
- Оля? Подожди. Я сейчас, - вклинился ещё голос.
И Ольга, и Оля с дрожью молчали. Ботинки стучали по металлическим ступеням. Она только глянула на меня.
- Вот и всё. Ты знаешь, что сейчас будет?
Я промолчала. Решительно рассекая мыслями, я быстро схватила Ольгу в охапку и скрылась за деревянными ящиками.
Она вложила мне в руку стальной предмет, идеальный по форме. Но я смотрела только на неё, пытаясь осознать, что шаги спешат не просто так.
- Тихо.
***
- Здесь блуждает убийца, а ты хочешь, чтобы я стояла на месте? - возмутилась Оля.
- Мы не знаем его. И бросить его так сразу не можем тоже...их двое, - в конце концов выпалила я. У меня был миллион мыслей, так много, что я скрывала их даже от неё, и чуть сама не потерявшись, шепнула:
- Замри и помолчи немного.
Оля переминулась, но послушалась. Из-за череды гипсокартонных хлипких стен послышались шаги, но откуда они, мне из-за стучащего сердца не было слышно. Зато я чётко распознала испуг Ольги. Решив, что всё ещё не так радикально, я просто медленно обернулась. Боже...какая же я дура. Ольга уже падала, пытаясь ухватиться левой рукой за ящик с книгами. Я стала, наконец, ощущать в руке тяжесть пистолета и выстрелила. Без отдачи.
Следующим падать обязан обладатель второго голоса.
Так получилось.
Он молчал, и в связи с этим только смотрел мне в глаза.
Я видела всё: невероятно красный автомобиль, мятые листы бумаги в клетку, ржавые струны...Но он был жив. А вот первый голос стоял смирно. Он улыбнулся мне, пытаясь отдышаться. Он отбросил свой нож, как ни в чём ни бывало. Но он был мёртв. Как так? - спросите вы. А вот так - Я не видела его живым. И сейчас должна была этому научиться.
Я стояла на коленях, за меня держалась Ольга. Она улыбалась мне.
***
- Оля...не уходи, а? Как же я без тебя?
Пожалуй, это были мои последние слова. Она ничего не ответила, да и ничего не могла отвечать. Вся невинность и благородство её
хрустальных голубых глаз отвечали мне. Так перед финалом американцы в своём кино изображают свободу наедине. Этот момент за годы
существования стал нам таким привычным, что воспринимается более чем. Я же не сдержала слёз и в культовом круговом движении камер
застыли наши холодные североморские глаза,
сливаясь в дальний
тёплый
горизонт.
***
Первый следом встал на колени.
***
Parte 3. Dopo
***
Grazie. Ma chi sei?
Спасибо. Но кто ты? (ит.)
***
Прошёл, не поклонившись, всего один политикан Пасмурный день. А я...моментом научилась жить без неё! Склеилась - и домой. Не люблю отступлений от собственного ума. Ум - дома. За окном был дождь, да так рыдал! Сейчас тяжело дышать.
...На первый читательский взгляд, всё напоминало о ней: каждый кусочек неба над ещё сырой дорогой, абсолютно все взгляды в озоновых зеркалах, а парады мыслей, больше похожие на симпатичную, добрую панихиду, несли плакаты без призывов, без фото, даже отсутствовали цвета - но всё это - с нею. Я попыталась сначала разглядеть вполне реальную пустоту, потом - пройти мимо, и в итоге смотрела им вслед, я не знала, что делать. Один из т е х голосов в толпе, а его звук со мной, и готов преследовать. Эти низкие сопрано слились в один тенор, поющий мне арии Карузо. Прямо в наушниках, где гремит хэтами рок. А вокруг уже - такая темнота наркозная...
...?...
Вот и я тоже с трудом пробираюсь через эти дебри.
Нет. У меня плохо получается. Заросли кололи совесть, и мне было больно видеть это. А именно - не удаётся понять - куда я, чёрт возьми, целилась?! И зачем?
Зачем я в руках вообще держала этот пистолет? Неужели Ольга предала меня? Бред. Для себя?!
Не верю.
Не верю!
Угнетает всё жутко. И грустно. А дома ждут меня. Холод никогда не давал унывать - то пойдёшь за свитером на замке, то чаю в себя плеснёшь горячего...
Отпечатки остались на рукояти, а выброшен ствол где-то здесь...вот - в моей серой четырёхстенной раковине, где торжествующе из вентиляции кремния пел Козловский. По дулу гуляла нота "до" и пахла гарью. Я сожгла пальцы?
Проклятье. Она была здесь.
Для меня.
***
Солнца теперь нет. Во мне воет луна.
***
Parte X
***
Luna
рождает молочный свет.
Все языки молчат. Я говорю. Я - лист.
Я - живу.
-e-n-s-
Целое!
но выноски будут, а жизнь не упадёт.
В с ё б л у ж д а е ш ь ?
да.
Parte 1. Pensieri
***
in implicatis
Запутался во времени - (лат.)
***
Началось всё с того, что
Ольга сидела на кровати, напряженно откинувшись на спину и в голову ей кутерьмой вникали мысли - кто она? что она? зачем она?
И так далее...
Они были ежедневными, похожими на хроническую болезнь. И тяжестью гирь тащили Ольгу вниз. А может, вверх. Она, правда, перестала
доверять себе и бросалась из крайности в крайность, параллельно сомневаясь во всём, что было. Ей так безумно хотелось всё изменить,
причём мгновенно, что окружение лишь укоризненно-шутливо посматривало на неё - Ольга то ли думала, то ли прихорашивалась, то ли
страдала, то ли улыбалась, то ли отправлялась на подвиг - было непонято до самой её речи. А то и дальше. Никто не видел её слёз,
она никогда не кричала в ужасе и без проблем могла устроить драку. Но Ольга боялась всего. Особенно всего того, что жаждала душа.
Вот так тяжело в ней рождалась та самая женская загадка.
А думала Ольга..обо всём этом. И загадка похлеще своей колола её в дёсны: ну вот что он хочет сказать, когда садится напротив?
Её параллельная же с любовью и лёгкой тоской вспоминала о невстреченной, доброй, красивой и смелой, пожалуй, себе.
"Любите самого себя..."
Пушкин
***
Всё рушится, и ты не знаешь.
Вечер тянулся как кусок резины - медленно и в любую минуту мог порваться. У шедшей по своим театрам Ольги на уме был Пушкин и
Казарновская, Чайковский и Вишневская, Шаляпин и Магомаев - и все в неком апофеозе блокнотного листа (и ничего, что он был обманом -
его изображал на мониторе слайд, да настроение как-то особенно будоражил). Но эти величайшие, а потому не вызывающие пристального интереса
люди смешивались с толпой каких-то повстанцев. Так уж принято - великий человек - это кино, это фамилия, это добыча. Ольга на деле
знала это, но сейчас и она была опасно открыта для просмотра. И вдруг они, то есть повстанцы, с неразборчивыми словами окружили её.
Дальнейшее - классика. Ольге слева и справа вбивали выбор - удар за ударом. Но она не падала. Комната слышала советское кино, а от
громогласной классики уже становилось невыносимо. И облегчало живого человека от этого слова "классика" только его громогласность.
Ольга, недавно окончательно растеряв навыки такого грубого спора, всё-таки отвлеклась. Она не ожидала последнего удара, без сил упала
на кровать и закрыла глаза длинными красивыми пальцами - так по-настоящему, что сама заметила не сразу. Она привыкла строго
следить за собою, и уже не знала, как от этого избавиться. Ей всё чаще казалось, что всё не так. А сейчас тяжёлая музыка ударила её,
а точнее, прихвостень классики.
Дело в том, что Ольга сама должна была стать классическим музыкантом, ведь надвигалось лето. Философы в бессознании говорили: всё просто...
А весна уже финишировала, поджигая в беспорядке след за собой. Таким образом, март был прожжён дырами и щелями, апрель не выжил.
Ольга упорно, до слёз и сквозь их повторяла себе: жребий брошен, жребий брошен...
Бунтующие прошли.
И почему-то они выбрали как белого тайную любовь её. Но он силён, в его руках винтовка, а Ольга совсем одна. Её глаза кипятили
горькую чернильную кровь.
***
На дворе бесился июнь. Но, казалось, погода в доме с каждым днём, идущим к теплу на улице, становилась всё хуже и шла в другую сторону - к морозам. Ольга не спала, как и футбольная Бразилия в их году. Она закончила перелистывать не лучший вообще, но единственный поразивший её за последнее время роман, где, конечно, собрала кучу пунктуационных ошибок. Ладно, он в переводе, простим ему.
Ольга не решалась лечь - дело в том, что - какая жалость! - ни одного подхода к мышцам, как к красивым альфонсам, не было за день. Она по обыкновению уставилась на своё отражение, а в темноте это была тень на стене, и, не заметив, встроила стойку. Ольга смотрела на свою чёткую тень с большим уважением. Ещё бы! Широкие плечи, каждая волна волос надо лбом, крепкие руки и контур от челюсти до скул с чертежа глянца. Чего же переживать? Не секрет, мужественное тело выглядит спортивно, и - наоборот. Правда, оно болело, и главным образом вирусом, который где-то год назад интернет-проходцы определили как "недообнимание". Это, со счётом, единственная версия сети, какую Ольга строго оценила. Даже летний ветер по этому телу боялся гулять - оно было плотным, а комары его не щадили. Зимние бураны же гуляли и внутри его, родного, прямо между жил. Ольга не выносила прикосновений родных, но ждала чужих. И это скромное предательство не давало покоя серым клеткам, которые были накачаны ничуть не меньше бицепцов - до красноватых оттенков, местами высохших сибирскими водоёмами.
Книга всплыла в подсознании.
Теперь она не даст покоя всю ночь...
***
Parte 2. La seconda meta
***
Night will be held, the morning comes.
Ночь пройдёт, наступит утро (англ.)
***
И всё вроде как всегда. Ольга шла по асфальту, из которого летел туман. Правда, не такой густой на следующих шагах. Тех, что ближе ко мне.
Мы прошли в сантиметре друг от друга, наверное, на автомате после тумана не разбирая очертаний. Солнце было во всю, золотые волосы её задели мою кожу, а зелень глаз оставила хвост.
Это в первый раз.
Минутами позже туман лежал. И я вдруг поняла, что иду по кругу - этот автомобиль с номером 302 я уже видела. Более того, собиралась
дойти до магазина. Зачем? Чтобы ничего полезного не купить. А что? Другого ответа, как ни странно, нет. И это даже не серые будни,
это летние выходные, в которые торговцы наконец распродают по полной товар. Кому одежду, кому - кукол...А мне, как всегда, ничего плохого - за что спасибо.
Ни монеты я на самом деле не потратила на приобретённый второй или двенадцатый по счёту круг. Триста второй автомобиль мелькнул перед. Какое-то действие мной было совершено инстиктивно, и я заметила у себя в руках человека. Самого настоящего. Непонятно, может, какого человек этот пола или ещё что, но факт тот, что он есть. Авто медленно двинулось с места, а вокруг стали собираться люди. Они просто шли. Я зазевалась, чуть не забыв о находке, но вовремя почувствовала, как почти по-детски меня кто-то дёргает за руку. Боже мой, КАКОЙ человек! Если бы ты знал его, ты бы влюбился вслух. Мы были как будто одно целое, которое нельзя отрывать ни при каких обстоятельствах. И, не отрываясь от меня, человек говорит:
- Давай, наконец, знакомиться?
Я не могла промолчать.
- Давай.
И представилась. Но всё же боясь, что уйдёт, усилила хватку.
- Ольга, - представилось чудо. И тут я её узнала.
Солнце каждое утро смотрело в окно. И даже сквозь природный туман я знала, что оно здесь. Я видела его в руках.
***
Я обернулась, не смея терять из виду Ольгу. Ну надо же, можно вместо зеркала её использовать.
- Подожди меня, я за тобой не успеваю.
Хотя...нет. Такой приятный бархатный голос мне может только выдавать подсознание при разговоре.
Ольга не по обыкновению ясно и чётко изъяснялась. Она не желала допустить ни одного лишнего слова и спешила, чтобы сказать каждое. Невесть откуда брались мысли, и кому, как не ей было знать, что они не просто умны - они правильны. "Всё будет правильно, на этом построен мир".
- Да, есть в этом правда - всё будет правильно, - сказала я. - Ведь это правильно, к примеру: мы идём к авто.
Ольга улыбнулась. И, может, моей привычке называть автомобиль авто:
- Не поверишь, я подумала о том же самом. Вот кто цитирует Булгакова на стенах!
Я кашлянула.
- Хм, да это я. Ну это же было один раз - просто первое, что пришло мне в голову.
- Держи, - Оля протянула мне листок.
Сначала я прищурилась. Потом повернула бумажку. Потом онемела.
- Оля...что это?
- Как что? Лошадь.
- Вижу, что не циклоп...просто...ты знаешь, сколько таких же лошадей у меня в каждой тетради?
- Это что ты мне хочешь сказать?
- Ничего! Ни-че-го...Так. Спой песню! Сейчас же.
Ольга, однако, не смутилась. Что же, последняя маршевая пойдёт.
- Ро-ос-прягайте, хлопцы, коней, да-а лягайтесь пот-чи-вать...А-а я выйду...
- Спасибо.
И я молчала. Долго. "Когда фотографируетесь..."
Ольга знала, что попала в те руки. А ещё она знала, что это случилось вовремя. "...надо говорить "сыр", а не "утюг"..."
- Всё. А теперь расскажи мне, что ты делаешь рядом со мной, - попросила я.
- Понимаешь, у меня давно было ощущение, что я теряюсь. Прошла какая-то зима, и я оказалась в другом доме. Не в том, в котором обычно просыпалась. Ох, если бы ты знала, как я кричала, вообще с ума сходила. Потому что долго не могла вспомнить даже, как меня зовут. Что-то произошло такое...странное. Но мне, конечно, думалось, что переживать нечего, это всё ерунда. А оно вот как оказалось: оказывается, если просто ни о чем не думать, можно деградировать, а если думать много - можно слететь...Прости? Я тебя уже загрузила?..
Я очнулась, услышав вопрос.
- Нет, продолжай. Только по порядку...
Оля посмотрела в сторону.
- А всё на самом деле просто. Время пришло, и я влюбилась. Да...Мне его голубые глаза не давали покоя. Считанные часы проходили, а мне хотелось написать о них два тома, не меньше. Мы мирились яростно. Потом ругались тихо. Я чуть ли не жила в его доме, а он учился водить на моей машине...
Я вздохнула, проводя вверх по вискам руками. В груди вспыхнул жар. Потом заледенел. Когда я подняла взгляд, он растаял слезами.
Ольга только напряглась, да так, что вокруг установился штиль.
- Ну что ты? Иди сюда...
Я прибилась к ней и не открывала глаз. Она крепко держала меня, гладила по спине. Странно...обычно это моя работа. Солнце скрылось за тучи, стало темно.
"Да ты же...я".
А в гараже, который я невольно называла складом(склада, называемого гаражом?) темно не было. Слышались шаги.
- Кто здесь? - крикнула я.
- Ольга! Выходи, мать твою! - ответил до боли знакомый голос, - Ну, не жить тебе...
- Оля? Подожди. Я сейчас, - вклинился ещё голос.
И Ольга, и Оля с дрожью молчали. Ботинки стучали по металлическим ступеням. Она только глянула на меня.
- Вот и всё. Ты знаешь, что сейчас будет?
Я промолчала. Решительно рассекая мыслями, я быстро схватила Ольгу в охапку и скрылась за деревянными ящиками.
Она вложила мне в руку стальной предмет, идеальный по форме. Но я смотрела только на неё, пытаясь осознать, что шаги спешат не просто так.
- Тихо.
***
- Здесь блуждает убийца, а ты хочешь, чтобы я стояла на месте? - возмутилась Оля.
- Мы не знаем его. И бросить его так сразу не можем тоже...их двое, - в конце концов выпалила я. У меня был миллион мыслей, так много, что я скрывала их даже от неё, и чуть сама не потерявшись, шепнула:
- Замри и помолчи немного.
Оля переминулась, но послушалась. Из-за череды гипсокартонных хлипких стен послышались шаги, но откуда они, мне из-за стучащего сердца не было слышно. Зато я чётко распознала испуг Ольги. Решив, что всё ещё не так радикально, я просто медленно обернулась. Боже...какая же я дура. Ольга уже падала, пытаясь ухватиться левой рукой за ящик с книгами. Я стала, наконец, ощущать в руке тяжесть пистолета и выстрелила. Без отдачи.
Следующим падать обязан обладатель второго голоса.
Так получилось.
Он молчал, и в связи с этим только смотрел мне в глаза.
Я видела всё: невероятно красный автомобиль, мятые листы бумаги в клетку, ржавые струны...Но он был жив. А вот первый голос стоял смирно. Он улыбнулся мне, пытаясь отдышаться. Он отбросил свой нож, как ни в чём ни бывало. Но он был мёртв. Как так? - спросите вы. А вот так - Я не видела его живым. И сейчас должна была этому научиться.
Я стояла на коленях, за меня держалась Ольга. Она улыбалась мне.
***
- Оля...не уходи, а? Как же я без тебя?
Пожалуй, это были мои последние слова. Она ничего не ответила, да и ничего не могла отвечать. Вся невинность и благородство её
хрустальных голубых глаз отвечали мне. Так перед финалом американцы в своём кино изображают свободу наедине. Этот момент за годы
существования стал нам таким привычным, что воспринимается более чем. Я же не сдержала слёз и в культовом круговом движении камер
застыли наши холодные североморские глаза,
сливаясь в дальний
тёплый
горизонт.
***
Первый следом встал на колени.
***
Parte 3. Dopo
***
Grazie. Ma chi sei?
Спасибо. Но кто ты? (ит.)
***
Прошёл, не поклонившись, всего один политикан Пасмурный день. А я...моментом научилась жить без неё! Склеилась - и домой. Не люблю отступлений от собственного ума. Ум - дома. За окном был дождь, да так рыдал! Сейчас тяжело дышать.
...На первый читательский взгляд, всё напоминало о ней: каждый кусочек неба над ещё сырой дорогой, абсолютно все взгляды в озоновых зеркалах, а парады мыслей, больше похожие на симпатичную, добрую панихиду, несли плакаты без призывов, без фото, даже отсутствовали цвета - но всё это - с нею. Я попыталась сначала разглядеть вполне реальную пустоту, потом - пройти мимо, и в итоге смотрела им вслед, я не знала, что делать. Один из т е х голосов в толпе, а его звук со мной, и готов преследовать. Эти низкие сопрано слились в один тенор, поющий мне арии Карузо. Прямо в наушниках, где гремит хэтами рок. А вокруг уже - такая темнота наркозная...
...?...
Вот и я тоже с трудом пробираюсь через эти дебри.
Нет. У меня плохо получается. Заросли кололи совесть, и мне было больно видеть это. А именно - не удаётся понять - куда я, чёрт возьми, целилась?! И зачем?
Зачем я в руках вообще держала этот пистолет? Неужели Ольга предала меня? Бред. Для себя?!
Не верю.
Не верю!
Угнетает всё жутко. И грустно. А дома ждут меня. Холод никогда не давал унывать - то пойдёшь за свитером на замке, то чаю в себя плеснёшь горячего...
Отпечатки остались на рукояти, а выброшен ствол где-то здесь...вот - в моей серой четырёхстенной раковине, где торжествующе из вентиляции кремния пел Козловский. По дулу гуляла нота "до" и пахла гарью. Я сожгла пальцы?
Проклятье. Она была здесь.
Для меня.
***
Солнца теперь нет. Во мне воет луна.
***
Parte X
***
Luna
рождает молочный свет.
Все языки молчат. Я говорю. Я - лист.
Я - живу.
-e-n-s-
Целое!
но выноски будут, а жизнь не упадёт.
В с ё б л у ж д а е ш ь ?
да.
Екатерина Захарова, 16 лет, Тюмень
Рейтинг: 1
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |