Человек с иконы
Добрый день, моя милая Маргарита. Я желаю сообщить, что же произошло с Вашей верной рабой, с Вашей дорогой подругой. Я желаю поделиться тем, что изменило мою жизнь, что изменило меня. Я встретила мужчину… «Он шел по воде?» - звонко спросите Вы, прочитав название, данное мной письму. Увы…Но я бы ничуть не удивилась, если бы это было так. Настолько подходящая у него была внешность…
Этот мужчина никогда не был эталоном красоты. Да и мужчиной он пока еще не был…Молодой парнишка двадцати пяти лет, ровным счетом на пару лет старше нас с вами. Но было в нем что-то такое взрослое…Такое осмысленное и мудрое, что крепким ударом вышибало его из толпы другой молодежи. Он никогда не был обворожительным героем захватывающего фильма. Если он и являлся каким-то персонажем, то, скорее всего, это был честный и благородный рыцарь из старинного романа.
Он был достаточно высокого роста. Из-за этого в очень-очень редкие, но каждый раз волшебные и запоминающиеся моменты, в которые я имела счастье находиться рядом с ним, я смотрела на него снизу вверх, как на какое-либо божество. Да, я боготворила его. Из-за ощутимой разницы в росте я еще ярче, еще сильнее ощущала свою женственную хрупкость и беззащитность. Мне хотелось ощущать ее рядом с ним. Наряду с ростом отлично гармонировало и его телосложение. Он не был худым. Но одновременно не был он и полным…Не было в нем особой силы и мускулатуры. Он был обычный, да, он был абсолютно обыкновенный. По-домашнему и родному обыкновенный. Единственное, что заставляло поверить в его причастность к спорту, это довольно крепкие, сильные мужские руки. Мне хотелось растворяться в этих руках, что я каждый раз опрометчиво делала, позволяя себе быть слабой, позволяя себя разворачивать и отдалять. Отодвигать на расстояние вытянутых крепких рук. Его, пусть и только дружеские, объятия были всегда очень крепкими, я была чем-то вроде собственности, каким-то предметом, который ему хотелось прижать, серьезно пробурчав: «Мое». И я соглашалась быть даже предметом, лишь бы находиться в этих руках.
Он всегда ходил очень быстрым и немного неуверенным шагом. Он всегда шел так, будто куда-то опаздывал. Несмотря на то что это был очень правильный человек. Он не боялся опозорить кого-то своим опозданием, скорее, он боялся опозориться перед самим собой. Если я вдруг случайно становилось его спутницей, мне каждый раз приходилось его догонять. Он не привык идти навстречу, он привык отдаляться, со слегка сутулой спиной. Всегда, когда я как сумасшедшая пыталась догнать этого загадочного парня, больше всего я мечтала, чтобы он обернулся, чтобы подарил мне хотя бы мимолетный взгляд. И он оборачивался. И все, что я получала, это доброжелательная светлая улыбка и тихое, чистое и низкое «здравствуйте». У него был бархатный, по-настоящему текучий голос. Каждый раз я замирала и осознавала, что не смогу ответить ровным счетом ничего. Хотя бы оттого, что мой голос показался бы элементарно смешным, наряду с этим таинственным баритоном. Увидев раз его лицо, я бы мечтала о том, чтобы поднапрячься, пересилить его быстрый шаг, обогнать и резко встать перед ним лицом к лицу. И если бы я хоть раз решилась на это, я тут же попала бы под рентген бирюзовых ласковых глаз…
В самые счастливые дни моей жизни передо мной слегка склонялась очень мудрая и светлая голова. На лоб спадали неровные пряди светло-пшеничной челки, а мешающиеся чуть длинные волосы были небрежно убраны за уши. Пожалуй, он не хотел стричься, но и как-то особенно задумываться о своей прическе у него тоже не было желания. На все у этого человека была в жизни простодушная улыбка, которая вкупе с колосистыми волосами порождала в нем образ Иванушки - Дурачка. Его губы были слишком непривычные для взрослого мужчины. Они были достаточно пухлые, ярко-малинового оттенка. Если вдруг они растекались в широкой улыбке, так привычно обнажая белоснежные ровные зубы, на моем лице образовывалась ласковая, ответная улыбка, которая была гораздо осмысленней и более печальной. Она сливалась с одиночными слезами счастья, которые то и дело прокатывались по моим щекам от осознания того, что у обладателя это яркой улыбки в жизни все ровно и гладко. Его счастье становилось моим личным.
На его слегка румяном лице были веснушки, он ходил, как поцелованный солнцем, излучая божественный свет. Да, это был очень светлый человек. Нос его был прямой и острый, разоблачая в себе характер молодого человека. Он был таким же гладким, покладистым, терпимым и ровным. Он никогда не позволял себе даже на полутон повысить голос. Он всегда говорил очень-очень тихо, смотря собеседнику прямо в глаза, наклоняясь к его лицу. Он искал ответного взгляда, но от меня он не получал его. Я боялась смотреть в его глаза. Это была частичка его, которая отсекала все представления об этом добродушном пареньке и порождала в нем совершенно новый, одухотворенный и до конца неизведанный образ. Если Вы хотя бы раз видели полотна художников Эпохи Возрождения, то Вы несомненно поймете меня…Только припомните, подумайте…Знакомо ли Вам то, как гении этой эпохи искусно изображали приписанных к лику Святых людей? Это всегда были определенно сдержанные, глубокие краски. Они ярко передавали каждую складочку одежды, каждую частичку этого человека. Они обязательно облачали его в очень скромные, неприметные одежды, чтобы сделать акцент на самое главное. На глаза этого человека, на зеркало его души. Так вот, дорогая моя Маргарита, если бы Вы только видели эти глаза…Я даже представить не могла, что когда-либо в моей жизни передо мной сойдет на землю Ангел.
Глаза этого молодого человека были точно такими, если бы его рисовал Леонардо да Винчи. Они были очень глубоко посажены, верхнее веко сильно западало на глаз, прикрывая собой малую часть зрачка. Уголки глаз были трогательно опущены вниз, а под глазами образовывали усталые мешки, которые были, конечно же, врожденными особенностями лица, но они только тонко завершали этот божественный образ. Цвет этих глаз было достаточно сложно определить…Конечно, это было в большей мере связано с тем, что у юноши были очень большие зрачки, буквально не оставляя места для цветной радужки. Но все же та маленькая часть принадлежала нежно бирюзовому оттенку. Он был очень глубокий и благородный, смешанный из нескольких цветов, образовывая в себе целую палитру. Это могли бы быть абсолютно не такие глаза, которые я для Вас описала, но даже в этом случае я бы сочла юношу сошедшим с иконы. Ведь самое главное, что заставило сделать меня такое необычное сравнение – это выражение глаз. Никогда еще в моей жизни не было столь яркого расхождения в образах…Наряду с этой задорной улыбкой, добродушной и мягкой речью, благодарными объятиями и довольно быстрой торопливой походкой, были самые мучительные, что я когда-либо видела, глаза…Именно глаза этого молодого мужчины дали мне согласие сделать самое смелое сравнение в своей жизни. Я не сравнивала его с каким-либо великомучеником, апостолом или пророком. Я замахнулась выше. Я каждый раз сравнивала его с самим Спасителем. Я боялась смотреть в его глаза, потому что каждый раз, когда это по невольности случалось, я ощущала трепет и благоговейный ужас. Меня насквозь пронизывали болезненные глаза Иисуса Христа, делая акцент на моей никчемности и безобразности. Каждый раз я ощущала себя Марией Магдалиной, которая трепещет, сгибаясь на колени перед своим Учителем. Я, как и она, воздвигла юношу в идеалы, восхваляла, боготворила его. Мне было больно смотреть в эти глаза. Мне было непонятно, непостижимо оттого, откуда в этом взгляде столько боли? Откуда мучительность и молчаливая скорбь? Его глаза почти никогда не смеялись, они всегда выбивались из общей картины. Если молодой человек заливисто смеялся, они смотрелись по меньшей мере странно, заставляя усомниться в искренности его чувств…Но если он затрагивал какую-то душевную тему или же начинал печалиться, его глаза становились очень красочно передавали эмоции, они каждый раз заставляли разрываться мое сердце, смотря не поверх человека, они заглядывали в его душу.
Вы спросите, дорогая моя, что же ощущала я, наблюдая всю эту картинку? Невообразимый набор самых пестрых и многогранных чувств. Наблюдая за его немыслимой жестикуляцией, я желала каждый день смеяться над ней, обнаруживая новые и новые жесты. Смотря за его торопливой походкой, я мечтала догонять его, слабо поддерживая его за руку. Да, не упадет…Ну и что? Замечая, как он ходит в холодную погоду в легкой куртке, я решительно надеялась заставлять его надевать под нее теплый свитер или же хотя бы купить пальто. Смотря на крепкие мужские руки, мои желания становились весьма предсказуемы, я желала объятий. И, конечно, глядясь, как в зеркало в светлейшие глаза, я мечтала избавить их от муки, которая, словно боль каждого живущего на свете человека, отображалась в них. Я желала разгадать все секреты, которые таятся в этих омутах, и, конечно, найти ответ на самый главный вопрос, постоянно мучающий меня. Откуда в них столько скорби? Столько мучительности и усталости? Кто ты, попавшийся мне человек?...Как Вы уже, наверняка, осмелились предположить, дражайшая Маргарита, я любила этого человека. Самой светлой и чистой любовью Святой Девы к Господу.
Пока я не окончательно потеряла способность писать Вам, спешу спросить. Как же Ваши дела, дорогая? Как тот молодой человек, о котором Вы писали мне? Я уверена, что он очень влюблен в Вас! Что несомненно заставляет меня улыбаться от счастья! Я искренне надеюсь, что с Вами судьба обошлась гораздо более благосклонно. Ведь я обязана огорчить Вас, чтобы не давать повода каким-либо выдумкам. Господь не дал мне самого главного - шанса быть с ним. Я вынуждена сказать, что в моей жизни этот человек именно был. Он не умер, нет-нет. Он очень ярко и резко вошел в мою судьбу, но не осмелился в ней задержаться…Быть может, он был слишком горд для этого? Быть может, Вы, Маргарита, ответите мне отчего так? Но я не имела счастья быть спутницей его жизни ни на секунду.
Надеюсь, что Вы все-таки осилили это огромное письмо, которое я написала Вам. Что Вы прониклись историей моей любви, дорогая подруга. Она завяла, так и не распустившись, но было в ней что-то такое, отчего мне захотелось Вам о ней рассказать…Она была очень светлая. Очень одухотворенная и искренняя…Я бы сравнила ее с Благой вестью, дабы не выбиваться из общего колорита письма. Она возвестила о счастье, но ровным счетом не изменила ничего, оставив людей на страдания. Она была словно голубок, прилетевший лишь на секунду, озарив меня своим светом и покинув не проведя и трех минут рядом со мной. Не жалейте меня, не стоит…Я за все судьбе благодарна. Знакомство с этим человеком многое принесло в мою жизнь, а его портрет навсегда отпечатался в моей душе. Я пишу Вам, а эти глаза и сейчас смотрят мне прямо в сердце….Я просто хочу, чтобы Вы поняли. Такой был он, этот человек с иконы…
Этот мужчина никогда не был эталоном красоты. Да и мужчиной он пока еще не был…Молодой парнишка двадцати пяти лет, ровным счетом на пару лет старше нас с вами. Но было в нем что-то такое взрослое…Такое осмысленное и мудрое, что крепким ударом вышибало его из толпы другой молодежи. Он никогда не был обворожительным героем захватывающего фильма. Если он и являлся каким-то персонажем, то, скорее всего, это был честный и благородный рыцарь из старинного романа.
Он был достаточно высокого роста. Из-за этого в очень-очень редкие, но каждый раз волшебные и запоминающиеся моменты, в которые я имела счастье находиться рядом с ним, я смотрела на него снизу вверх, как на какое-либо божество. Да, я боготворила его. Из-за ощутимой разницы в росте я еще ярче, еще сильнее ощущала свою женственную хрупкость и беззащитность. Мне хотелось ощущать ее рядом с ним. Наряду с ростом отлично гармонировало и его телосложение. Он не был худым. Но одновременно не был он и полным…Не было в нем особой силы и мускулатуры. Он был обычный, да, он был абсолютно обыкновенный. По-домашнему и родному обыкновенный. Единственное, что заставляло поверить в его причастность к спорту, это довольно крепкие, сильные мужские руки. Мне хотелось растворяться в этих руках, что я каждый раз опрометчиво делала, позволяя себе быть слабой, позволяя себя разворачивать и отдалять. Отодвигать на расстояние вытянутых крепких рук. Его, пусть и только дружеские, объятия были всегда очень крепкими, я была чем-то вроде собственности, каким-то предметом, который ему хотелось прижать, серьезно пробурчав: «Мое». И я соглашалась быть даже предметом, лишь бы находиться в этих руках.
Он всегда ходил очень быстрым и немного неуверенным шагом. Он всегда шел так, будто куда-то опаздывал. Несмотря на то что это был очень правильный человек. Он не боялся опозорить кого-то своим опозданием, скорее, он боялся опозориться перед самим собой. Если я вдруг случайно становилось его спутницей, мне каждый раз приходилось его догонять. Он не привык идти навстречу, он привык отдаляться, со слегка сутулой спиной. Всегда, когда я как сумасшедшая пыталась догнать этого загадочного парня, больше всего я мечтала, чтобы он обернулся, чтобы подарил мне хотя бы мимолетный взгляд. И он оборачивался. И все, что я получала, это доброжелательная светлая улыбка и тихое, чистое и низкое «здравствуйте». У него был бархатный, по-настоящему текучий голос. Каждый раз я замирала и осознавала, что не смогу ответить ровным счетом ничего. Хотя бы оттого, что мой голос показался бы элементарно смешным, наряду с этим таинственным баритоном. Увидев раз его лицо, я бы мечтала о том, чтобы поднапрячься, пересилить его быстрый шаг, обогнать и резко встать перед ним лицом к лицу. И если бы я хоть раз решилась на это, я тут же попала бы под рентген бирюзовых ласковых глаз…
В самые счастливые дни моей жизни передо мной слегка склонялась очень мудрая и светлая голова. На лоб спадали неровные пряди светло-пшеничной челки, а мешающиеся чуть длинные волосы были небрежно убраны за уши. Пожалуй, он не хотел стричься, но и как-то особенно задумываться о своей прическе у него тоже не было желания. На все у этого человека была в жизни простодушная улыбка, которая вкупе с колосистыми волосами порождала в нем образ Иванушки - Дурачка. Его губы были слишком непривычные для взрослого мужчины. Они были достаточно пухлые, ярко-малинового оттенка. Если вдруг они растекались в широкой улыбке, так привычно обнажая белоснежные ровные зубы, на моем лице образовывалась ласковая, ответная улыбка, которая была гораздо осмысленней и более печальной. Она сливалась с одиночными слезами счастья, которые то и дело прокатывались по моим щекам от осознания того, что у обладателя это яркой улыбки в жизни все ровно и гладко. Его счастье становилось моим личным.
На его слегка румяном лице были веснушки, он ходил, как поцелованный солнцем, излучая божественный свет. Да, это был очень светлый человек. Нос его был прямой и острый, разоблачая в себе характер молодого человека. Он был таким же гладким, покладистым, терпимым и ровным. Он никогда не позволял себе даже на полутон повысить голос. Он всегда говорил очень-очень тихо, смотря собеседнику прямо в глаза, наклоняясь к его лицу. Он искал ответного взгляда, но от меня он не получал его. Я боялась смотреть в его глаза. Это была частичка его, которая отсекала все представления об этом добродушном пареньке и порождала в нем совершенно новый, одухотворенный и до конца неизведанный образ. Если Вы хотя бы раз видели полотна художников Эпохи Возрождения, то Вы несомненно поймете меня…Только припомните, подумайте…Знакомо ли Вам то, как гении этой эпохи искусно изображали приписанных к лику Святых людей? Это всегда были определенно сдержанные, глубокие краски. Они ярко передавали каждую складочку одежды, каждую частичку этого человека. Они обязательно облачали его в очень скромные, неприметные одежды, чтобы сделать акцент на самое главное. На глаза этого человека, на зеркало его души. Так вот, дорогая моя Маргарита, если бы Вы только видели эти глаза…Я даже представить не могла, что когда-либо в моей жизни передо мной сойдет на землю Ангел.
Глаза этого молодого человека были точно такими, если бы его рисовал Леонардо да Винчи. Они были очень глубоко посажены, верхнее веко сильно западало на глаз, прикрывая собой малую часть зрачка. Уголки глаз были трогательно опущены вниз, а под глазами образовывали усталые мешки, которые были, конечно же, врожденными особенностями лица, но они только тонко завершали этот божественный образ. Цвет этих глаз было достаточно сложно определить…Конечно, это было в большей мере связано с тем, что у юноши были очень большие зрачки, буквально не оставляя места для цветной радужки. Но все же та маленькая часть принадлежала нежно бирюзовому оттенку. Он был очень глубокий и благородный, смешанный из нескольких цветов, образовывая в себе целую палитру. Это могли бы быть абсолютно не такие глаза, которые я для Вас описала, но даже в этом случае я бы сочла юношу сошедшим с иконы. Ведь самое главное, что заставило сделать меня такое необычное сравнение – это выражение глаз. Никогда еще в моей жизни не было столь яркого расхождения в образах…Наряду с этой задорной улыбкой, добродушной и мягкой речью, благодарными объятиями и довольно быстрой торопливой походкой, были самые мучительные, что я когда-либо видела, глаза…Именно глаза этого молодого мужчины дали мне согласие сделать самое смелое сравнение в своей жизни. Я не сравнивала его с каким-либо великомучеником, апостолом или пророком. Я замахнулась выше. Я каждый раз сравнивала его с самим Спасителем. Я боялась смотреть в его глаза, потому что каждый раз, когда это по невольности случалось, я ощущала трепет и благоговейный ужас. Меня насквозь пронизывали болезненные глаза Иисуса Христа, делая акцент на моей никчемности и безобразности. Каждый раз я ощущала себя Марией Магдалиной, которая трепещет, сгибаясь на колени перед своим Учителем. Я, как и она, воздвигла юношу в идеалы, восхваляла, боготворила его. Мне было больно смотреть в эти глаза. Мне было непонятно, непостижимо оттого, откуда в этом взгляде столько боли? Откуда мучительность и молчаливая скорбь? Его глаза почти никогда не смеялись, они всегда выбивались из общей картины. Если молодой человек заливисто смеялся, они смотрелись по меньшей мере странно, заставляя усомниться в искренности его чувств…Но если он затрагивал какую-то душевную тему или же начинал печалиться, его глаза становились очень красочно передавали эмоции, они каждый раз заставляли разрываться мое сердце, смотря не поверх человека, они заглядывали в его душу.
Вы спросите, дорогая моя, что же ощущала я, наблюдая всю эту картинку? Невообразимый набор самых пестрых и многогранных чувств. Наблюдая за его немыслимой жестикуляцией, я желала каждый день смеяться над ней, обнаруживая новые и новые жесты. Смотря за его торопливой походкой, я мечтала догонять его, слабо поддерживая его за руку. Да, не упадет…Ну и что? Замечая, как он ходит в холодную погоду в легкой куртке, я решительно надеялась заставлять его надевать под нее теплый свитер или же хотя бы купить пальто. Смотря на крепкие мужские руки, мои желания становились весьма предсказуемы, я желала объятий. И, конечно, глядясь, как в зеркало в светлейшие глаза, я мечтала избавить их от муки, которая, словно боль каждого живущего на свете человека, отображалась в них. Я желала разгадать все секреты, которые таятся в этих омутах, и, конечно, найти ответ на самый главный вопрос, постоянно мучающий меня. Откуда в них столько скорби? Столько мучительности и усталости? Кто ты, попавшийся мне человек?...Как Вы уже, наверняка, осмелились предположить, дражайшая Маргарита, я любила этого человека. Самой светлой и чистой любовью Святой Девы к Господу.
Пока я не окончательно потеряла способность писать Вам, спешу спросить. Как же Ваши дела, дорогая? Как тот молодой человек, о котором Вы писали мне? Я уверена, что он очень влюблен в Вас! Что несомненно заставляет меня улыбаться от счастья! Я искренне надеюсь, что с Вами судьба обошлась гораздо более благосклонно. Ведь я обязана огорчить Вас, чтобы не давать повода каким-либо выдумкам. Господь не дал мне самого главного - шанса быть с ним. Я вынуждена сказать, что в моей жизни этот человек именно был. Он не умер, нет-нет. Он очень ярко и резко вошел в мою судьбу, но не осмелился в ней задержаться…Быть может, он был слишком горд для этого? Быть может, Вы, Маргарита, ответите мне отчего так? Но я не имела счастья быть спутницей его жизни ни на секунду.
Надеюсь, что Вы все-таки осилили это огромное письмо, которое я написала Вам. Что Вы прониклись историей моей любви, дорогая подруга. Она завяла, так и не распустившись, но было в ней что-то такое, отчего мне захотелось Вам о ней рассказать…Она была очень светлая. Очень одухотворенная и искренняя…Я бы сравнила ее с Благой вестью, дабы не выбиваться из общего колорита письма. Она возвестила о счастье, но ровным счетом не изменила ничего, оставив людей на страдания. Она была словно голубок, прилетевший лишь на секунду, озарив меня своим светом и покинув не проведя и трех минут рядом со мной. Не жалейте меня, не стоит…Я за все судьбе благодарна. Знакомство с этим человеком многое принесло в мою жизнь, а его портрет навсегда отпечатался в моей душе. Я пишу Вам, а эти глаза и сейчас смотрят мне прямо в сердце….Я просто хочу, чтобы Вы поняли. Такой был он, этот человек с иконы…
Мария Нестратова, 15 лет, Новосибирск
Рейтинг: 1
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |