Если веришь
«Если веришь»
В честь памяти моего деда.
Солнце, отвыкшее от господства за эти ослабевшие пасмурные дни, лениво показывало свои лучи из-за горизонта, как бы ни хотя давая начало новому дню. И предметы, казавшиеся в этом ночном царстве тенями, обретали свои очертания. Разливавшийся пурпуром рассвет был бесконечно прекрасен и велик. Он заставлял на мгновение забыть события, отложившиеся в памяти так глубоко. Но природа еще хранила молчание, как траур о минувших днях. Птицы еще не осмеливались запеть, а в доме уже были слышны звуки, зву-чавшие оглушительно громко в этой гулкой тишине.
Суета людей нарушала угрюмую идиллию, тишину полуразрушенного по-селка. В окнах дома горел свет, мелькали тени. Двери то и дело открывались, освещая искусственным светом одного из домов предрассветные сумерки. Но не только природа наблюдала за этим маленьким хаосом. Из-за листвы за передвижениями в доме смотрели две пары сонных глазок. Одна принадлежала мальчишке лет двенадцати, одетом в грязную рубаху, которая была ему явно велика, а вторая - девчонке постарше. Дети сидели на дереве, прячась за едва распустившейся листвой, и протирали заспанные глаза. Они смотрели, не отрываясь, словно боялись что-то пропустить. Мальчишка время от времени порывался всем телом вперед, но рука девочки, хрупкая на первый взгляд, сдерживала его. Он недовольно одергивался и продолжал смотреть уже спокойно. Дети сидели здесь давно, еще с самой ночи, как только заметили шум в этом чужом доме. Ветви дерева уже заметно примялись, не доставляя прежнего неудобства, мешавшего слежке. Сидеть было легче, и спать уже не так хотелось. Сидели они очень тихо, почти не шевелились, словно боялись быть замеченными, не было никакой опасности уже давно.
-Неужели они и, правда, уходят?- робкий мальчишеский шепоток нарушил, наконец, это мертвое молчание, хотя в шепоте, да и в их неподвижности не было нужды. Дерево, облюбованное для наблюдения, стояло так далеко от дома, что даже если говорить в полный голос, то его обитатели ничего не ус-лышат. Да _ и не обратили бы внимания, уж слишком заняты были сборами. Они бы не заметили, сиди на этом дереве хоть десяток таких ребятишек. Но все, же воздух был пропитан страхом детей.
-Должны. Отец говорит, что это последний день, больше они здесь быть не могут.- Девочка говорила чуть громче и увереннее, но все, же с осторожно-стью. Она знала, что никакой опасности нет, но события, оставшиеся в ее па-мяти, не позволяли ей верить в это. Слишком свежи и болезненны эти вос-поминания.
-Может, подберемся поближе?- спросил через какое-то время мальчик,- уж очень хочется посмотреть на этих немцев.
-Ты что?! Они же заметят нас!
-Ну и пусть замечают! Я их не боюсь! Я им покажу: за все отомщу!
-Эй, Ваня, ты чего? Они же не солдаты, они простые люди, такие же, как мы с тобой. Они ни в чем не виноваты.
-Ну и что! Они тоже немцы!
-Эх, Ванечка, ничего ты еще не понимаешь,- сказав, потрепала мальчишку по голове - он обиженно отстранился.
Тем временем жители дома стали складывать вещи в грузовик.
-Давай спускаться, а то они и, правда, уходят.
-Ваня!- девочка уже спустилась,- Давай спускайся! Почти расцвело уже, все скоро поднимутся, а отец, скорее всего, уже встал! Пойдем, а то влетит еще!
Но мальчик ничего не ответил, так и остался сидеть тихо, словно зверек, в своем убежище, непрерывно наблюдая за наполняющимися пожитками гру-зовика. Солнце показалось из-за горизонта, освещая все вокруг. Уже было отчетливо видно и людей, и сам дом, и машину, приехавшую за ними. В по-следний раз он смотрел на этих странных людей, на то, как они вели себя в эти последние минуты на уже чужой земле, на их спешку, крики, и суматохи. Обычные люди, только одеты немного по-другому, казались ему очень чуж-дыми и непонятными, с какой-то ненавистью он наблюдал за их действиями и в то же время с облегчением.
Раздался сигнал машины. Суета вокруг дома стала еще быстрее. Люди двигались все хаотичнее. И во всей этой суматохе мальчик заметил выделяющуюся на общем фоне фигуру. Это была хорошо одетая девушка. Она сидела на земле и копала яму каким-то предметом. Издалека не удавалось разглядеть ни ее лица, ни то, чем она копалась в земле. В ее движениях не было спешки, окутавшей все вокруг. Она выбивалась из общей картины хаоса. Сгрузив что-то в выкопанную яму и закопав, она еще немного посидела на земле, как будто прощаясь с ней. Машина просигналила второй раз, и девушка, словно очнувшись ото сна, отмахнулась и пошла в машину.
Как только машина скрылась за горизонтом, мальчик ловко спрыгнул с дерева и быстро побежал к этому странному дому. Все эти дни он хотел побывать тут, ведь все происходящее тут было так непонятно для него, и поэтому так интересно.
Он быстро приблизился к дому и заметил кучу земли, прикрывающую све-жую яму. Но эта яма была здесь не одна - весь двор был вскопан, некоторые места были протоптаны, но все же - заметны. Мальчик принялся раскапывать один из земляных холмиков и напоролся на что-то твердое. Это было неглубоко под землей, видно, во всей спешке не удалось закопать глубже. В его руках оказалась большая красивая тарелка и две поменьше. Из остальных ям он выудил самые различные вещи: бутылки, ножи, сундучки и даже одну игрушку в том самом месте, где и сидела та странная девушка. Выходит, они также любили, и также грустили, прощаясь.…Этого Ваня не ожидал.
Через несколько часов дом опустел, ничего не напоминало о, царившем не-давно, хаосе, как будто ничего и не было, только распахнутые окна и двери наполняли дом ветром. Через неделю тут уже заселилась новая семья.
Да и некогда было вспоминать о них. У новых обитателей было много своих забот: надо было просто выживать. Освоилась в этих краях и семья мальчика, его три сестры, три брата и отец. Их большой семье дали красивый красный дом, бывший ранее немецкой школой. О том, что здание было немецким, напоминали только следы от пуль на стенах, оставшиеся от отступающих немецких солдат. Места в этом доме хватило всем. Здесь иногда на пару дней останавливались люди, шедшие дальше, чтобы передохнуть по дороге.
И вот однажды в этом доме остановилась семья врачей. Остановились они только на одну ночь. Это оказались очень милые и приятные люди. Как вы-яснилось, своих детей у них не было, и они с умилением смотрели на этих ребятишек, не по годам серьезных и занятых по хозяйству. Дети, в свою оче-редь, тоже почти не отходили от гостей.
Складывался недостаток материнской любви, ведь из родственников с ним был только отец, он был единственным спасением в эти ужасные времена. У главы семьи не хватало времени, чтобы уделить его детям на ласку, так как она был единственным кормильцем семьи. Поэтому внимание приезжей женщины, пусть только на один день, было для детишек, как глоток свежего воздуха.
День этот пролетел быстро. Женщина не очень хотела уезжать, ведь нахо-дясь рядом с ребятишками, ухаживая за ними и общаясь, она наконец-то об-рела то, чего ей не хватало так много лет. Бог не дал им с мужем родитель-ского счастья, а ей хотелось быть такой счастливой, как сегодня. Как можно дольше ей хотелось помогать этим детям, хотя бы по одному, дарить свое и тепло, и ласку, и спасти от тяжелой жизни в нищете. Сердце ее разрывалось, и закралась мысль - усыновить одного из детишек: светленького, щупленького мальчика Ванечку. Они долго беседовали с мужем в тот вечер, и, договорившись, легли спать, думая о любви. Все утро гостья и не решалась заговорить об этом с отцом тех детишек. Она видела, в какой нищете живет семья, но что-то внутри не давало ей начать разговор. И вот перед самым прощанием, стоя на крыльце, приезжая все-таки решилась поговорить.
-У Вас прекрасные детишки, и очень жаль расставаться с ними. Хотелось бы как-то помочь вам в эти тяжелые времена... Жаль, что мы ничем не можем помочь. Может…- она сделала паузу, посмотрела на мужа - он еле заметно кивнул головой в знак одобрения, и она быстро, вдохнув воздух, продолжи-ла,- может мы могли бы взять одного к себе, может, Ванечку? Я вижу, как вам трудно поднимать их одному, а у нас он получит отличное образование, ему будет очень хорошо, мы позаботимся, не сомневайтесь. Она с явным облегчением выдохнула. Наконец, было сказано то, о чем думалось и переживалось всю ночь. Но никто не заметил, что за приоткрытой дверью прячутся детские силуэты.
Как только Ваня услышал разговор, все внутри как будто дернулось, пере-вернулось и провалилось куда-то глубоко. В глазах потемнело, и казалось в груди так много места, но оно ничем не заполнялось. Только толи какие-то непонятные чувства бурлили, толи кровь стучала. Он выскочил во двор и по-бежал далеко в поле. Он бежал так быстро, как не бежал от пожара, когда немцы подожгли их старый дом; как не бежал за отцом, уходящим на фронт. Сейчас казалось, что он был быстрее ветра,- это эмоции и чувства подгоняли его, они уже заполонили все его тело и вырвались наружу, придавая телу немыслимую скорость, ту взрывающую энергию, что наполняла пули, летя-щие из ружья. Он со всей мощи влетел в озеро, и только тогда опомнился, и только тогда увидел, как далеко оказался от дома. Захватывая воздух голод-ными, резкими глотками, он стоял на берегу озера, по пояс в воде. Мальчик как будто бы вырывал кусками этот воздух, забирая то, что по праву принад-лежало ему!
Здесь, на берегу, он и провел время, прячась, весь день, никто не пришел за ним, как он боялся, никто не забрал его насильно, чтобы разлучить его с семьей. Под вечер, уже успокоившись, он решил вернуться. По дороге оказалось болото, возле которого виднелись кусты с ежевикой. Он бросился на колени, и стал жадно есть ягоды вместе с листьями. Это было очень удачной находкой. В это голодное послевоенное время редко удавалось поесть, никто не видел хлеба очень давно. Съев ягоды, Ваня принялся обирать все кусты, чтобы принести хоть немного братьям и сестрам.
Уже стемнело, когда он добрался. Было тихо. В комнате у отца теплился тусклый свет. Мальчик решил, что все уснули, положил ягоды на кухне и с опаской отправился и подошел к дверям.
Огонек свечи освещал комнату. Кроме печи и кровати, здесь был только ста-рый комод да треножная табуретка, оставшиеся от старых хозяев. Уставший и бледный отец обернулся на шум скрипнувшей двери.
-Ваня!- воскликнул он строгим голосом, в котором дрожали ноты облегче-ния.- Куда ты сбежал сегодня?
-Они уехали?- неуверенно спросил Ваня, не отвечая на вопрос.
-Кто? Врачи?- спросив, отец хмуро посмотрел на сынишку. Мальчик еще больше сжался, он даже чуть было не повернулся назад, чтобы убежать. Но отец продолжил:
-Да, уехали, еще утром.
-И…и они не заберут меня?- он поднял голову и посмотрел на отца, а голос дрожал еще больше, хотя в нем и в его глазах появился лучик радости. Они не заберут его! Они не разлучат его с семьей!
Отец улыбнулся, подошел к сыну и потрепал его по голове.
-Нет, конечно, нет. С чего ты взял, что я отдам тебя кому-то?
-Эти люди говорили, что всем будет лучше, что сейчас тяжелые времена, и нам очень плохо.
-Да, сейчас непростые времена,- отец крепко прижал сына к себе, словно не хотел отпускать,- и нам сейчас нелегко. Но Бог с нами, и он поможет нам справиться.
-А он есть?
-Бог существует для тех, кто верит. Бог есть любовь. А я люблю тебя и всех вас, поэтому Бог с нами, он не оставит нас, и мы переживем все вместе. Нуж-но только верить и любить.
-Я верю.
-Ну все, пора спать. Уж скоро день,- он поцеловал сына в светлую макушку, и отправил к двери,- спокойной ночи.
-Спокойной ночи.
Как только Ваня вышел, отец погасил свет, и весь дом погрузился в сон. Ночь окончательно вступила в свою силу, окутывая всех своим темным покрыва-лом. Ваня уже лежал в кровати. Он думал, как у них все будет хорошо, как они справятся, заживут счастливо, и больше никогда не будут знать бед. И все будет именно так, ведь они любят друг друга, а это - самое важное в жизни.
Шли годы. Семья Фроловых росла и крепла. Женились дети, рождались вну-ки. Тот дом красный немецкий, который им достался, стал снова школой. А повзрослевшие дети построили белый с голубыми ставнями. И часто-часто из-за этих ставней долетали разговоры и детский смех. И редко-редко вече-рами пел о любви и о звезде.
P.S. год 2012
Дедушка Ваня был моим любимым дедушкой. Я выросла на его рассказах о том трудном времени, о вере, о семье, о смысле жизни. И поэтому я переда-ла в наш поселковый исторический музей стихотворения о нем и о том вре-мени.
Один из стихов «Моя звезда»
«Моя звезда»
Ты боль мою забрал с собою,
Ушел внезапно, сгоряча.
Теперь иду одна к тебе я
На холмик рядом у ручья.
Словами высказать боюсь я
Все то, что чувствую к тебе,
Я накланяюсь к изголовью.
Целую буквы на кресте.
Послевоенный сильный мальчик
Прошел всю страшную игру.
Я среди клавиш ноты спрячу,
Как знак: все помню и храню.
Романсы петь мы не пытались,
Но все, же помню ясно я,
Как тихо, нежно напевал ты:
«Гори, гори, моя звезда!»
В честь памяти моего деда.
Солнце, отвыкшее от господства за эти ослабевшие пасмурные дни, лениво показывало свои лучи из-за горизонта, как бы ни хотя давая начало новому дню. И предметы, казавшиеся в этом ночном царстве тенями, обретали свои очертания. Разливавшийся пурпуром рассвет был бесконечно прекрасен и велик. Он заставлял на мгновение забыть события, отложившиеся в памяти так глубоко. Но природа еще хранила молчание, как траур о минувших днях. Птицы еще не осмеливались запеть, а в доме уже были слышны звуки, зву-чавшие оглушительно громко в этой гулкой тишине.
Суета людей нарушала угрюмую идиллию, тишину полуразрушенного по-селка. В окнах дома горел свет, мелькали тени. Двери то и дело открывались, освещая искусственным светом одного из домов предрассветные сумерки. Но не только природа наблюдала за этим маленьким хаосом. Из-за листвы за передвижениями в доме смотрели две пары сонных глазок. Одна принадлежала мальчишке лет двенадцати, одетом в грязную рубаху, которая была ему явно велика, а вторая - девчонке постарше. Дети сидели на дереве, прячась за едва распустившейся листвой, и протирали заспанные глаза. Они смотрели, не отрываясь, словно боялись что-то пропустить. Мальчишка время от времени порывался всем телом вперед, но рука девочки, хрупкая на первый взгляд, сдерживала его. Он недовольно одергивался и продолжал смотреть уже спокойно. Дети сидели здесь давно, еще с самой ночи, как только заметили шум в этом чужом доме. Ветви дерева уже заметно примялись, не доставляя прежнего неудобства, мешавшего слежке. Сидеть было легче, и спать уже не так хотелось. Сидели они очень тихо, почти не шевелились, словно боялись быть замеченными, не было никакой опасности уже давно.
-Неужели они и, правда, уходят?- робкий мальчишеский шепоток нарушил, наконец, это мертвое молчание, хотя в шепоте, да и в их неподвижности не было нужды. Дерево, облюбованное для наблюдения, стояло так далеко от дома, что даже если говорить в полный голос, то его обитатели ничего не ус-лышат. Да _ и не обратили бы внимания, уж слишком заняты были сборами. Они бы не заметили, сиди на этом дереве хоть десяток таких ребятишек. Но все, же воздух был пропитан страхом детей.
-Должны. Отец говорит, что это последний день, больше они здесь быть не могут.- Девочка говорила чуть громче и увереннее, но все, же с осторожно-стью. Она знала, что никакой опасности нет, но события, оставшиеся в ее па-мяти, не позволяли ей верить в это. Слишком свежи и болезненны эти вос-поминания.
-Может, подберемся поближе?- спросил через какое-то время мальчик,- уж очень хочется посмотреть на этих немцев.
-Ты что?! Они же заметят нас!
-Ну и пусть замечают! Я их не боюсь! Я им покажу: за все отомщу!
-Эй, Ваня, ты чего? Они же не солдаты, они простые люди, такие же, как мы с тобой. Они ни в чем не виноваты.
-Ну и что! Они тоже немцы!
-Эх, Ванечка, ничего ты еще не понимаешь,- сказав, потрепала мальчишку по голове - он обиженно отстранился.
Тем временем жители дома стали складывать вещи в грузовик.
-Давай спускаться, а то они и, правда, уходят.
-Ваня!- девочка уже спустилась,- Давай спускайся! Почти расцвело уже, все скоро поднимутся, а отец, скорее всего, уже встал! Пойдем, а то влетит еще!
Но мальчик ничего не ответил, так и остался сидеть тихо, словно зверек, в своем убежище, непрерывно наблюдая за наполняющимися пожитками гру-зовика. Солнце показалось из-за горизонта, освещая все вокруг. Уже было отчетливо видно и людей, и сам дом, и машину, приехавшую за ними. В по-следний раз он смотрел на этих странных людей, на то, как они вели себя в эти последние минуты на уже чужой земле, на их спешку, крики, и суматохи. Обычные люди, только одеты немного по-другому, казались ему очень чуж-дыми и непонятными, с какой-то ненавистью он наблюдал за их действиями и в то же время с облегчением.
Раздался сигнал машины. Суета вокруг дома стала еще быстрее. Люди двигались все хаотичнее. И во всей этой суматохе мальчик заметил выделяющуюся на общем фоне фигуру. Это была хорошо одетая девушка. Она сидела на земле и копала яму каким-то предметом. Издалека не удавалось разглядеть ни ее лица, ни то, чем она копалась в земле. В ее движениях не было спешки, окутавшей все вокруг. Она выбивалась из общей картины хаоса. Сгрузив что-то в выкопанную яму и закопав, она еще немного посидела на земле, как будто прощаясь с ней. Машина просигналила второй раз, и девушка, словно очнувшись ото сна, отмахнулась и пошла в машину.
Как только машина скрылась за горизонтом, мальчик ловко спрыгнул с дерева и быстро побежал к этому странному дому. Все эти дни он хотел побывать тут, ведь все происходящее тут было так непонятно для него, и поэтому так интересно.
Он быстро приблизился к дому и заметил кучу земли, прикрывающую све-жую яму. Но эта яма была здесь не одна - весь двор был вскопан, некоторые места были протоптаны, но все же - заметны. Мальчик принялся раскапывать один из земляных холмиков и напоролся на что-то твердое. Это было неглубоко под землей, видно, во всей спешке не удалось закопать глубже. В его руках оказалась большая красивая тарелка и две поменьше. Из остальных ям он выудил самые различные вещи: бутылки, ножи, сундучки и даже одну игрушку в том самом месте, где и сидела та странная девушка. Выходит, они также любили, и также грустили, прощаясь.…Этого Ваня не ожидал.
Через несколько часов дом опустел, ничего не напоминало о, царившем не-давно, хаосе, как будто ничего и не было, только распахнутые окна и двери наполняли дом ветром. Через неделю тут уже заселилась новая семья.
Да и некогда было вспоминать о них. У новых обитателей было много своих забот: надо было просто выживать. Освоилась в этих краях и семья мальчика, его три сестры, три брата и отец. Их большой семье дали красивый красный дом, бывший ранее немецкой школой. О том, что здание было немецким, напоминали только следы от пуль на стенах, оставшиеся от отступающих немецких солдат. Места в этом доме хватило всем. Здесь иногда на пару дней останавливались люди, шедшие дальше, чтобы передохнуть по дороге.
И вот однажды в этом доме остановилась семья врачей. Остановились они только на одну ночь. Это оказались очень милые и приятные люди. Как вы-яснилось, своих детей у них не было, и они с умилением смотрели на этих ребятишек, не по годам серьезных и занятых по хозяйству. Дети, в свою оче-редь, тоже почти не отходили от гостей.
Складывался недостаток материнской любви, ведь из родственников с ним был только отец, он был единственным спасением в эти ужасные времена. У главы семьи не хватало времени, чтобы уделить его детям на ласку, так как она был единственным кормильцем семьи. Поэтому внимание приезжей женщины, пусть только на один день, было для детишек, как глоток свежего воздуха.
День этот пролетел быстро. Женщина не очень хотела уезжать, ведь нахо-дясь рядом с ребятишками, ухаживая за ними и общаясь, она наконец-то об-рела то, чего ей не хватало так много лет. Бог не дал им с мужем родитель-ского счастья, а ей хотелось быть такой счастливой, как сегодня. Как можно дольше ей хотелось помогать этим детям, хотя бы по одному, дарить свое и тепло, и ласку, и спасти от тяжелой жизни в нищете. Сердце ее разрывалось, и закралась мысль - усыновить одного из детишек: светленького, щупленького мальчика Ванечку. Они долго беседовали с мужем в тот вечер, и, договорившись, легли спать, думая о любви. Все утро гостья и не решалась заговорить об этом с отцом тех детишек. Она видела, в какой нищете живет семья, но что-то внутри не давало ей начать разговор. И вот перед самым прощанием, стоя на крыльце, приезжая все-таки решилась поговорить.
-У Вас прекрасные детишки, и очень жаль расставаться с ними. Хотелось бы как-то помочь вам в эти тяжелые времена... Жаль, что мы ничем не можем помочь. Может…- она сделала паузу, посмотрела на мужа - он еле заметно кивнул головой в знак одобрения, и она быстро, вдохнув воздух, продолжи-ла,- может мы могли бы взять одного к себе, может, Ванечку? Я вижу, как вам трудно поднимать их одному, а у нас он получит отличное образование, ему будет очень хорошо, мы позаботимся, не сомневайтесь. Она с явным облегчением выдохнула. Наконец, было сказано то, о чем думалось и переживалось всю ночь. Но никто не заметил, что за приоткрытой дверью прячутся детские силуэты.
Как только Ваня услышал разговор, все внутри как будто дернулось, пере-вернулось и провалилось куда-то глубоко. В глазах потемнело, и казалось в груди так много места, но оно ничем не заполнялось. Только толи какие-то непонятные чувства бурлили, толи кровь стучала. Он выскочил во двор и по-бежал далеко в поле. Он бежал так быстро, как не бежал от пожара, когда немцы подожгли их старый дом; как не бежал за отцом, уходящим на фронт. Сейчас казалось, что он был быстрее ветра,- это эмоции и чувства подгоняли его, они уже заполонили все его тело и вырвались наружу, придавая телу немыслимую скорость, ту взрывающую энергию, что наполняла пули, летя-щие из ружья. Он со всей мощи влетел в озеро, и только тогда опомнился, и только тогда увидел, как далеко оказался от дома. Захватывая воздух голод-ными, резкими глотками, он стоял на берегу озера, по пояс в воде. Мальчик как будто бы вырывал кусками этот воздух, забирая то, что по праву принад-лежало ему!
Здесь, на берегу, он и провел время, прячась, весь день, никто не пришел за ним, как он боялся, никто не забрал его насильно, чтобы разлучить его с семьей. Под вечер, уже успокоившись, он решил вернуться. По дороге оказалось болото, возле которого виднелись кусты с ежевикой. Он бросился на колени, и стал жадно есть ягоды вместе с листьями. Это было очень удачной находкой. В это голодное послевоенное время редко удавалось поесть, никто не видел хлеба очень давно. Съев ягоды, Ваня принялся обирать все кусты, чтобы принести хоть немного братьям и сестрам.
Уже стемнело, когда он добрался. Было тихо. В комнате у отца теплился тусклый свет. Мальчик решил, что все уснули, положил ягоды на кухне и с опаской отправился и подошел к дверям.
Огонек свечи освещал комнату. Кроме печи и кровати, здесь был только ста-рый комод да треножная табуретка, оставшиеся от старых хозяев. Уставший и бледный отец обернулся на шум скрипнувшей двери.
-Ваня!- воскликнул он строгим голосом, в котором дрожали ноты облегче-ния.- Куда ты сбежал сегодня?
-Они уехали?- неуверенно спросил Ваня, не отвечая на вопрос.
-Кто? Врачи?- спросив, отец хмуро посмотрел на сынишку. Мальчик еще больше сжался, он даже чуть было не повернулся назад, чтобы убежать. Но отец продолжил:
-Да, уехали, еще утром.
-И…и они не заберут меня?- он поднял голову и посмотрел на отца, а голос дрожал еще больше, хотя в нем и в его глазах появился лучик радости. Они не заберут его! Они не разлучат его с семьей!
Отец улыбнулся, подошел к сыну и потрепал его по голове.
-Нет, конечно, нет. С чего ты взял, что я отдам тебя кому-то?
-Эти люди говорили, что всем будет лучше, что сейчас тяжелые времена, и нам очень плохо.
-Да, сейчас непростые времена,- отец крепко прижал сына к себе, словно не хотел отпускать,- и нам сейчас нелегко. Но Бог с нами, и он поможет нам справиться.
-А он есть?
-Бог существует для тех, кто верит. Бог есть любовь. А я люблю тебя и всех вас, поэтому Бог с нами, он не оставит нас, и мы переживем все вместе. Нуж-но только верить и любить.
-Я верю.
-Ну все, пора спать. Уж скоро день,- он поцеловал сына в светлую макушку, и отправил к двери,- спокойной ночи.
-Спокойной ночи.
Как только Ваня вышел, отец погасил свет, и весь дом погрузился в сон. Ночь окончательно вступила в свою силу, окутывая всех своим темным покрыва-лом. Ваня уже лежал в кровати. Он думал, как у них все будет хорошо, как они справятся, заживут счастливо, и больше никогда не будут знать бед. И все будет именно так, ведь они любят друг друга, а это - самое важное в жизни.
Шли годы. Семья Фроловых росла и крепла. Женились дети, рождались вну-ки. Тот дом красный немецкий, который им достался, стал снова школой. А повзрослевшие дети построили белый с голубыми ставнями. И часто-часто из-за этих ставней долетали разговоры и детский смех. И редко-редко вече-рами пел о любви и о звезде.
P.S. год 2012
Дедушка Ваня был моим любимым дедушкой. Я выросла на его рассказах о том трудном времени, о вере, о семье, о смысле жизни. И поэтому я переда-ла в наш поселковый исторический музей стихотворения о нем и о том вре-мени.
Один из стихов «Моя звезда»
«Моя звезда»
Ты боль мою забрал с собою,
Ушел внезапно, сгоряча.
Теперь иду одна к тебе я
На холмик рядом у ручья.
Словами высказать боюсь я
Все то, что чувствую к тебе,
Я накланяюсь к изголовью.
Целую буквы на кресте.
Послевоенный сильный мальчик
Прошел всю страшную игру.
Я среди клавиш ноты спрячу,
Как знак: все помню и храню.
Романсы петь мы не пытались,
Но все, же помню ясно я,
Как тихо, нежно напевал ты:
«Гори, гори, моя звезда!»
Анна Иванова, 17 лет, Светлый
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |