Стенька Разин.
Стенька Разин.
Царствование Алексея Михайловича особенно в шестидесятых годах 17 века было чрезвычайно тяжёлым временем для России. Кроме тягостей, налагаемых правительством, кроме произвола всякого рода начальствующих и собирающих народ лиц. Русские несли на себе следствие обременительной и дурно веденной войны с Польшею. Побеги – давнее, обычное средство русских избавится от общей тяготы – увеличивались, несмотря на строгие распоряжения к удержанию людей на местах; умножались разбои. Несмотря на то, что ловля разбойников стала одной из самых главных забот правительства. Ненависть к боярам, воеводам и приказным людям богачам, доставлявшем выгоды казне и самим себе, приводила к тому, что жители перестали смотреть на разбойников как на врагов своей страны, лишь бы только разбойники грабили знатных и богатых. Но не трогали бедняков и простых людей. Разбойник стал представляться образом удали, молодечества, даже покровителем страждущих и угнетенных. При таком взгляде уже оставался один шаг, чтобы разбойник сделался главой народного восстания.
Толпы беглых укрывались на Дону и там устраивали себе понятия о казацком устройстве, при котором не было ни тягла, ни обременительных поборов, ни ненавистных воевод и дьяков, где все считались равными, где власти были выборные; казацкая вольность представлялась им самым желанным образцом общественного строя. По давнему казацкому обычаю всем давался приют на тихом, вольном Дону. Беглецы стали называть себя казаками. Природные казаки не мешали им в этом, хотя гордились перед ними и считали себя выше их: «старых» природных казаков признавало в этом звании правительство. Беглецов именовали не иначе, как «воровскими казаками». Сами природные казаки, по отношению к своему состоянию, различались на людей домовитых, или богатых, и на более бедных или простых. Домовитые расположены были держаться исключительно своего казацкого барства, по возможности, ладить с московским правительством, чтобы при его покровительстве сохранять свои вольности и чуждались бездомных беглецов, которых презрительно называли «голытьбою». Те же, которые были победнее, готовы были ради поживы браться с этой голытьбою или воровскими казаками. Но для голытьбы было мало средств для жизни на Дону; естественно, должно было явиться у неё желание вырваться куда-нибудь для поживы. Государство русское было для неё враждебно: там были её заклятые лиходеи-служивые, приказные и богатые люди; туда рвались воровские казаки не только для грабежа, но и для мщения; простой же русский народ был всё-таки для них родным. И вот возникла мысль: как было бы хорошо, если бы на Руси истребить всё, что давило простой народ и устроить казацкую вольницу. Нужно было только человека, который бы соединил около себя всю донскую голытьбу и поднял её на исполнение заветной думы, засевшей во многих головах.
Такой человек явился.
В 1665 году часть донских казаков с атаманом Разиным участвовала в походе князя Юрия Долгорукого против поляков. Атаман Разин стал просить князя отпустить его домой. Князь Долгорукий отказал наотрез. Атаман, считая, что служит белому царю по своему хотению, а не по долгу ушёл самовольно со своею станицею. Его догнали, и по приказу князя Долгорукого, казнили. Было у этого казненного атамана два брата: Степан или Стенька и Фролка.
Неизвестно, ушёл ли тогда Стенька из войска князя Долгорукого или дождался конца похода, но в следующем за тем году он не только задумал отомстить за брата, но и задать страха всем боярам и знатным людям Московского государства. Стенька Разин был человек крепкого сложения, необыкновенно предприимчивый и деятельный, человек непреодолимой воли, которая уже одна могла заставить преклониться перед ним толпу, своенравный и непостоянный, и вместе с тем неуклонный в приятном намерении, то мрачный и суровый, то разгульный до бешенства, то преданный пьянству и кутежу, то способный с нечеловеческим усилием переносить лишения, то некогда ходивший в богомолье в Соловецкий монастырь, то впоследствии пренебрегающий посты и не хотевший знать ни таинств, ни священников. В его речах было что-то обаятельное. Толпа чуяла в нём какую-то необыкновенную силу, перед которой нельзя было устоять, и называла его колдуном. Жестокий и кровожадный, он забавлялся как чужими, так и собственными страданиями. Закон, общество, церковь – всё, что стесняет личные побуждения человека, стали ему ненавистны. Сострадание, честь, великодушие были ему незнакомы. Это был выродок неудачного уклада общества; местью и ненавистью к этому обществу было проникнуто всё его существо.
Этот человек, как говорит о нём народная песня, «не хаживал в казацкий круг, не думал думушку со старыми казаками. А стал думать крупку думушку с голытьбою…» Люди, лишённые крова. Зачастую голодные, готовые на всякий бунт и разбой, нашли в нём своего “батюшку”. Стенька, собравший вокруг себя удалую ватагу, в апреле 1667 года посадил её на четыре струганые сруба и поплыл с нею вверх по Дону, туда, где Дон сближается с Волгой и, где всегда был сборный пункт воровских казаков.
Ватага Сеньки, состоявшая тогда из двух тысяч человек, имела казацкое устройство: была разделена на сотни и десятки; над сотней начальствовал сотник, над десятком десятник. Сенька был атаманом; есаулом у него был Ивашка Черноярец. Они стояли на берегу Волги, где именно, неизвестно. (Выше и ниже Камышина есть несколько мест, которые называют буграми Стеньки Разина). Стенька напал на весенний караван с хлебом, идущий в Москву. Тут и были казёные суда, патриаршие и струги частных лиц. На одном из них везли ссыльных в Астрахань. Начальника стрелецкого отряда изрубили; приказчика, отправленного при судах, повесили с тремя человеками. Ссыльные были освобождены. Стенька сказал простым рабочим и стрельцам: «Вам всем воля, идите себе, куда хотите, силою не стану принуждать быть у себя, а кто хочет идти со мной, будет вольный казак. Я пришёл бить бояр да богатых господ, а с бедными и простыми готов, как брат, всем поделиться.
Все рабочие и простые пристали к нему.
Стенька завладел судами и всем имуществом, какое было на них и поплыл вниз уже на тридцати стругах; проплыл под стенами Царицына, с которых стреляли по воровским казакам, но не сделали им никакого вреда: это было приписано ведовству Стеньки.
Под Черным Яром три астраханских струга со стрельцами пристали к ватаге Разина. Отсюда Стенька направился к северным берегам Каспийского моря, достиг устья Яика, оставил свою ватагу, не доходя Яицкого городка, а сам с тремя товарищами подошел к городу и попросился пустить их «Богу помолится». Яицкий стрелецкий голова пустил их, а гости затем, пользуясь оплошностью этого головы, отворили ворота всей своей ватаге. Стрелецкому голове, начальным людям и многим стрельцам отрубили головы, а остальным стрельцам и простым людям сказал Стенька: «Даю всем волю и вас не насилую; хотите - за мной идите в казаки, не хотите - ступайте себе в Астрахань». Говорил он это для того, чтобы расположить к себе чернь, и в полной уверенности, что все последуют за ним; но когда некоторые вздумали воспользоваться позволением Стеньки и действительно направились в Астрахань, то Стенька послал за ними в погоню с приказом рубить их и бросать в воду.
Стенька пробыл в Яике, а в сентябре отправился к устью Волги, разгромил кочевых татар, ограбил какое-то турецкое судно и вернулся в Яик на зиму
Астраханский воевода, князь Хилков, посылал в Яик казаков и просил отпустить астраханских и яицких стрельцов и улусных людей, взятых в полон. Стенька от имени всего казачьего круга отвечал: «Когда придет великого государя милостивая грамота ко мне, тогда мы все свою вину принесем великому государю и стрельцов отпустим, а теперь не пустим никого».
Новый астраханский воевода, сменивший Хилкова, князь Прозоровский попытался в свою очередь подействовать на Разина увещаниями и послал к нему для этой цели двух пятидесятников, но один из них вернулся в Астрахань с известием, что Разин убил его товарища.
В 1668 году Стенька вышел в море и более года не знали, где он обретается, а между тем к нему отправлялись одна за другою разные ватаги удальцов со своими атаманами. (Некто Сережка Кривой пробрался на Волгу со своей шайкой, а оттуда в море и нагнал Стеньку близ персидского города Раша или Решта. Вслед за тем составлялись и другие шайки. Терские воеводы доносили, что появились какой-то Алешка Протакин (Протокин) с двумя тысячами конных и запорожец Боба с четырьмястами запорожских казаков.) Казаки Стеньки по всему берегу Каспийского моря от Дербента до Баку сожгли деревни, замучивали жителей, делили между собой их имущества. В июле они достигли Гилянского залива. Тут они узнали, что на них готовится персидская военная сила. Стенька пустился на хитрости, вступил в переговоры и объявил, бежал со своими людьми от московского государя, желает поступить в подданство персидского шаха. Хитрость удалась: казакам дозволили, взявши то персиян заложников, послать трёх своих удальцов в Испагань предлагать подданство шаху, но сами казаки затем отправились к Фарабату, взяли этот город, разграбили, сожгли до основания, разорили увеселительные шаховы дворцы, выстроенные на берегу моря, перебили много жителей, набрали множество пленных. Стенька на полуострове пролива Фарабата заложил деревянный городок и остался там зимовать. Он объявил персиянам, чтобы они приводили к нему христианских невольников для обмена. Отсюда казаки делали по времени набеги на соседние острова.
Между тем посланные Стеньки достигли Испагани и были сначала приняты с честью: шах поручил своему первому министру выслушать их. Но мало-помалу до персидского правительства доходили слухи о казацком разорении на каспийском побережье; вдобавок в Испагань приехал московский посол и объяснил, что прибывшие в Испагань казаки-мятежники и разбойники. Персидское правительство стало снаряжать против Стеньки войско, но Стенька не дожидался исхода своей проделки, перебрался уже со своими казаками на восточный берег Каспийского моря. Казаки уселись на свином острове и оттуда делали набеги на берега. В июле напало на них войско, высланное шахом на семидесяти судах. Начальствовал астраханский Менеды – хан. С ним были сын и красавица дочь. После кровопролитной битвы казаки победили. Хан бежал с остатками войска. Сын и дочь его достались казакам. Стенька взял персиянку себе в наложницы. Однако казаки довольно дорого поплатились за эту победу. Они потеряли до пятисот человек, кроме того много их погибло от болезни, потому что они были вынуждены пить часто солёную воду и, не смотря на награбленные богатства, нередко оставались без хлеба. Казаки по этой причине поворотили домой и недалеко от устья Волги ограбили купеческую бусу, которая везла поминки персидского шаха русскому царю. Казаки захватили и полон хозяйского сына Семамбета и требовали за него выкуп пять тысяч рублей. Отец его с этой вестью прибежал в Астрахань.
Астраханский воевода Прозоровский тотчас отправил против казаков своего товарища, князя Львова, с отрядом вооружённых стрельцов. Утомившись погонею за казаками по морю, Львов отправил к нам посланца сказать, что они могут спокойно идти на Дон, если согласятся возвратить украденные на Волге пушки и струги, отпустят забранных им людей, а с ними купеческого сана Сехамбета и других пленников.
Казакам было на руку такое положение. Число их со дня на день уменьшалось от болезней. Стенька согласился на предложение Львова, но купеческого сына отдать не иначе, как за пять тысяч рублей. Львов привёл Стеньку к присяге и поплыл к Астрахани, а за ним туда плыл Стенька со своею ватагою.
Стенька отдал Львову купеческого сына за выкуп, который князя должен выдать из приказной палаты. Сам он, прибыв в город с главными казаками, положил свой бунчук в знак покорности. Казаки отдали пять медных и шесть железных пушек и несколько человек пленных персиян, а суда свои обещали отдать по окончанию плаванья по Волге.
Воеводы поспорили со Стенькой, домогались отдачи всех пушек и пленных, удержанных казаками, но Стенька поднёс воеводам поминки из дорогих персидских тканей, и они не перечили ему больше. Напрасно родственники и знакомые пленных персиян обращались к астраханским властям с просьбой о возвращении своих земляков, родных и имущества. Воеводы отказали персиянам под разными предлогами. Сами они подружились со Стенькой, ели, пили, прохлаждались с ним, то они приходили к нему, то он приходил к ним.
Казаки провели под Астраханью десять дней, и каждый день ходили по городу, щеголяя перед пёстрым астраханским населением щелковыми и бархатными одеждами, жемчугом и драгоценными камнями. Они величаво называли своего атамана «батюшкой» и не только снимали перед ним шапку, но и кланялись ему в землю. Расхаживая между нардом, Стенька со всеми говорил ласково и приветливо, щедро сыпал золото и серебро, помогал нуждающимся и тем заранее приобрёл расположение астраханской черни. На берегу Волги между астраханцами и казаками завязалась торговля, выгодная для астраханцев. Однажды атаман кутил на своём богати украшенном струге. Возле Стеньки сидела его наложница, пленная персидская княжна. Великолепное платье, вышитое золотом и серебром, жемчуг и драгоценные камни ещё более придавали блеску её ослепительной красоте. Поговаривали, что она начинала приобретать силу над суровым сердцем атамана. Стенька тогда сильно выпил и пришёл в ярость, как это с ним часто бывало. Вдруг он вскакивает со своего места, быстро подходит к краю струга и говорит: «Ах ты, Волга – матушка, река великая! Много ты дала мне злата и серебра и всего доброго; как отец и мать меня честью наделила, а я тебя ещё ничем не поблагодарил; наж тебе возьми!»
Он схватил княжну одной рукой за горло другой за ноги и бросил в волны.
Этот варварский поступок не был только пьяным порывом буйной головы. Стенька, как видно, завёл у себя запорожский обычай считать сношения казака с женщиной поступком, достойным смерти. Его увлечение красивой персиянкою, естественно, должно было возбудить негодование и ропот тех, которым Стенька не дозволял того, что дозволял себе, и, быть может, желая показать, что не в состоянии привязаться к женщине, он пожертвовал красивой персиянкою своему влиянию на товарищей! (Что касается обращения Стеньки к Волге, то здесь, по-видимому, он следовал народному поверью - бросить что-нибудь в реку из благодарности, после водного пути, поверье языческих времён, когда реки считались одушевлёнными существами.)
Из Астрахани Стенька с товарищами отправился на Дон 4 сентября на речных стругах, данных воеводами вместо морских и на десяти морских, которых Стенька удержал за собою, вопреки обещанию отдать их. По дороге к Царицыну к Стеньке пристало несколько служивых беглых людей. Жилец Плохово, сопровождал казаков из Астрахани, советовал Стеньке не принимать их, но Стенька отделался своей обычной фразой, что «никого не насилуют» и добавил, что у них, казаков, никогда не водилось, чтобы беглых выдавать. Под Царицыном к Стеньке пришла толпа казаков с разными жалобами на притязания воеводы Унковского. Взбешенный Стенька побежал в город к воеводе, в приказную избу с угрозами и требовал, чтобы воевода вознаградил обиженных казаков. Унковский заплатил всё, чего требовал Стенька.
-Смотри ж ты, воевода, - сказал тогда Стенька, - если услышу я, что ты будешь обирать и притеснять казаков, когда они приедут сюда за солью, начнешь отнимать у них лошадей и ружья да подвод деньги брать, - я тебя живого не оставлю!
Воевода выслушал нравоучение молча. Затем Стеньке донесли, что Унковский, ожидая его прибытия, приказал на кружечном дворе продавать вино вдвое дороже, из боязни, чтобы казаки не перепились и не стали буйствовать. Стенька с казаками опять приезжал на воеводский двор. Воевода, чуя беду, заперся в приказной избе.
-Выбивайте бревном дверь! – кричал Стенька. Унковский было скрылся в задней избе, но, когда начинали и туда ломиться казаки, он выскочил в окно. Стенька всюду искал его, бегал даже в церковь, кричал: «Задержу», но не мог отыскать Унковского. Тогда с досады Стенька приказал выпустить из тюрьмы колодников, а казаки хвастались, что пустят «красного петуха» и перебьют всех приказных и начальных людей. Однако на этот раз они только пугали.
Из Царицына Стенька пробрался на Дон, остановился на острове, устроили городок Кагальник и обнёс земляным валом. Сюда к нему стала стекаться голытьба с Хопра, Волги и Украины; вскоре число его людей дошло до 2700 человек. Стенька наделял всех имуществом, а сам жил, как все, в земляной избе, показывая этим, что не на одних словах проповедует равенство. Жена Стеньки и его Брат Флорка, находившиеся в Черкасске, тайно бежали оттуда в Кагальник. Московское правительство было недовольно Прозоровским за то, что он выпустил из рук Стеньку Разина. Хотя ему прежде и послана была милостивая грамота о казаках, но это делалось для вида: Прозоровский должен был сам догадаться и принять более крепкие меры к предупреждению дальнейшего «воровства». Из Москвы был послан жилец Евдокимов с царскою грамотой к донским казакам, на самом деле, чтобы узнать, что затевается у казаков Разина. Донской атаман Корнило Яковлев и прочёл милостивую царскую грамоту. Казаки поблагодарили и решили послать с ответом великому государю свою станицу. Но на другой день в Черкасск явился Стенька со своею ватагою и начал кричать, что московские бояре подстрекают царя нарушить казацкие вольности, собрал свой особый круг из преданных себе казаков и велел привести к себе Евдокимова.
-Зачем ты приехал сюда? – спросил Стенька.
Евдокимов отвечал:
-Приехал с царскою милостивою грамотою!
-Не с грамотой ты приехал, а с лазутчиком за мной приехал подсматривать и про нас узнать, - закричал Стенька и ударил Евдокимова, а за тем последовали казаки отвешивать удары.
-В воду, в воду его! Посадить в воду! – кричал Стенька.
Избитого Евдокимова бросили в воду, а товарищей его посадили под стражу. Последние были, потом тайно освобождены Яковлевым.
После этого смелого поступка Стеньки донские казаки толпами стали переходить к нему. Он громко объявлял, что пора идти на бояр и созывал молодцов на Волгу. Зная его щедрость, некоторые обратились к нему с просьбой восстановить храмы, незадолго перед тем сгоревшие в Черкасске.
-На что церкви? На что попы? – сказал им Стенька. – Венчать что ли? Да не всё ли равно: станьте в паре под дерево да пропляшите вокруг, вот и повенчались. (Вероятно, Стенька взял это из древней народной песни, где говорится о подобном венчании вокруг ракитова куста.)
В мае Стенька собрался в поход и направился к Царицину. По дороге к нему пристал известный вор Васька Ус. Четыре года перед тем, что с шайкой бедных крестьян разорял вотчинников и помещиков по воронежским и тульским окраинным местам. Стенька сделал его своим асаулом. В Царицине уже всё было готово к приходу Стеньки. Он заранее расположил к себе жителей, распустив через своих посланцев слух, будто к ним едет царское войско с тем, чтобы погубить их, а он, Стенька, станет их оборонять. Часть войск Стеньки подъехала на судах; другая половина пошла сухим путем и окружила город конницей и пехотою. Сменивший Унковского воевода Тургенев запер городские ворота и приготовился к защите. Но царицинцы пустили казаков в город. Тургенев заперся в башне с племянником, боярскими людьми, десятью стрельцами и темя царицинцами. Стенька был принят с почетом некоторыми духовниками: царицинцы устроили ему попойку. Покутивши с ним, Стенька принялся добывать башню, где засел воевода. Бывшие с Тургеневым люди погибли в свалке, а сам Тургенев был взят живым. Его повели на верёвке к Волге, кололи, ругались над ним, а потом бросили воду.
Тут донесли Стеньке, что сверху Волги плывут московские стрельцы, посланные на защиту низовых городов. Стенька вышел из города со своими казаками и застиг московский отряд в семи верстах от Царицина. Московские стрельцы, не зная, что происходит в Царицине, спешили к городу на судах, но их приняли в два огня: с города били из пушек, а с берега палили в них казаки. До пятисот человек погибло, триста сдались Стеньке. Начальников потопили, а простых Стенька обласкал и посадил на свои суда гребцами.
Стенька провёл в Царицине около месяца и ввёл там казацкое устройство: он разделил жителей на десятки и сотни и назначил городового атамана. Отсюда он разослал своих людей с возмутительными письмами к простому народу, а казаки его пограбили несколько судов и взяли Камышин. Весть о неожиданном взятии Царицына дошла до Астрахани и вызвала там большой переполох. Воеводы наскоро соорудили до сорока судов, снабдили их пушками, посадили на них до трёх тысяч человек и отправили против Стеньки под начальством князя Семёна Ивановича Львова.
Стенька тот час узнал, что из Астрахани послана военная сила. Он собрал круг и по приговору круга оставил в Царицине по человеку с десятка для охраны города, а сам с остальною силою, составлявшую от восьми до десяти тысяч человек, двинулся к Астрахани. Часть казаков вместе со Стенькой плыла по Волге навстречу Львову, отряд конницы под командованием Васьки Уса и Еремеева шёл по берегу. Под Чёрным Яром они увидали суда Львова. В войске последнего находилось несколько посланцев Стеньки. Они нашептывали стрельцам, что Стенька идёт за народ и, что, если они передадутся ему, то учинят добро себе и народу, и так успели настроить простых служивых, что, как только подошёл Стенька, так они приветствовали они его в один голос:
-Здравствуй, наш батюшка, смиритель всех нашил лиходеев!
Начальников связали и выдали казакам.
-Теперь, - сказал Стенька служивым, - мстите вашим мучителям, что хуже татар и турок держали вас в неволе: я пришёл даровать вам льготы и свободу! Вы мне братья и дети и будите вы так же богаты, как я, если останетесь мне верны и храбры!
Стрелецких голов, сотников и бояр, по обычаю перебили. Львов был оставлен в живых.
Стенька наводил справки, как примут его в Астрахани. Ему отвечали, что там все свои люди и сдадут город, как только он туда приедет. В Астрахани уже ждали прихода Разина. Воевода Прозоровский и митрополит Иосиф сознавали опасность своего положения. В Астрахани не было недостатка в оружии и запасах, но нельзя было рассчитывать на верность стрельцов и жителей. Ещё могла бы спасти их помощь из Москвы, но послать туда гонца совестью не предвиделось никакой возможности: по Волге шли струги Стеньки, в степи резались между собою калмыки…
Разные предзнаменования ещё более усиливали тревогу: тряслась земля, шли дожди с градом, на небе радужными цветами играли три столпа…
18 июля услыхали в Астрахани, что Стенька уже не далеко. Митрополит вместе с духовенством устроили вокруг города крестный ход. Впереди несли икону Божьей Матери; у каждых ворот совершалось молебствие. Воевода с городским приказчиком обошли все стены, осмотрели орудия, расставили стрельцов, пушкарей, затинщиков и воротников. Чтобы прекратить всякое общение, все ворота завалили кирпичом. Приготовлены были кучи камней и кипяток.
21 июля под вечер вдруг зазвонили колокола на астраханских башнях. Стенька и его казаки с лестницами шли на приступ Астрахани.
Воевода выехал со двора с братом своим. Затрубили в трубы на сигнал к сражению. Воевода со стрелецкими головами, дворянами, детьми боярскими и подьячими направились к Вознесенским воротам, так как казаки показывали вид, что хотят оттуда делать приступ, но на самом деле Стенька, пользуясь наступающее темнотою, велел подставлять лестницы в другом месте, где осажденные сами подавали казакам руки и пересаживали их через стены. Воевода тогда заметил свою оплошность, как услышал пять выстрелов, то был роковой сигнал на сдачу города.
Чернь и бедняки бросились на детей боярских, дворян и людей боярских. Кто –то ударил воеводу копьём в живот. Он упал с лошади, один старый холоп снёс его в соборную церковь и положил на ковёр. Брат воевода был убит на повал. Стрельцы изменили вместе с астраханскими посадскими. Фрол Дурра, пятидесятник конных стрельцов, последовал вслед за Прозоровским в церковь и встал в дверях, обнаженным нижем, решившись не иначе пустить казаков в храм, как через своё мёртвое тело.
Начинали сбегаться в храм все, кому грозила смерть от своих рабов, подначальных и бедняков. Спешили туда и женщины с детьми. Прибежал и митрополит. Он был в большой дружбе с воеводою. С плачем припал старик к груди раненого, утешал, исповедовал и причастил. Двери храма были заперты железной решёткою. Занималась заря. Казаки с двух сторон входили в город. Толпа их бросилась на церковную паперть. Флор Дурра был изрублен в куски; казаки взломали решётку и ворвались в церковь Прозоровского, вынесли и положили под «раскатом», затем стали хватать всех бывших в церкви, вязали под руки и сажали под стенами колокольни в ожидании суда Стеньки.
В восемь часов явился Стенька на суд. Он начал с Прозоровского, приподнял его за руку и вывел на раскат. Все видели, как Стенька сказал что–то воеводе на ухо, а тот отрицательно покачал головою, вслед за тем Стенька столкнул воеводу с раската головой вниз. Дошла очередь и до связанных, которых было около четырёхсот пятидесяти человек. Всех приказал перебить Стенька. Чернь исполнила приказ атамана. По его приказу тела были свезены в Троицкий монастырь и погребены в одной могиле. Тут было и тело Прозоровского. Астрахань бала обращена в казачество.
Оставив в Астрахани атаманом Ваську Уса, Стенька выступил из Астрахани. После Царицина первым годом на пути был Саратов, а за ним Самара. Стенька взял оба города и ввёл там казацкое устройство. Из Самары Стенька отправился в Симбирск и прибыл туда 5 сентября, его тогда защищал значительный гарнизон под начальством Ивана Милославского. Стенька не смог взять город на помощь Милославскому, подоспел Юрий Барятинский. Во время сражения Стеньку хватили по голове саблей и прострелили ногу. После симбирского сражения Стенька убежал на Дон собирать новое войско, но казаки, потерявшие доверие к Разину, схватили его и Фролку и привезли в Москву. Братьев привезли в земский приказ и тот час начался допрос. Стенька молчал. Его повели к пытке.
Первая пытка была кнут. Стенька получил около ста ударов, но не проронил ни слова. Его положили на горящие угли. Стенька молчал. По его избитому обожженному телу стали водить раскаленным железом, и тут молчал Стенька.
Ему побрили макушку и стали лить на темя по капле холодную воду. Это было такое адское мучение, которого никто не мог вынести. Стенька его вытерпел. 6 июля 1670 года вывели Стеньку на Лобное место вместе с братом Фролкою. Собралось много народа. Прочитали длинный приговор, в котором излагались все преступления осуждённых. Стенька слушал спокойно. Палач взял его под руки. Стенька обратился к церкви, перекрестился, поклонился на все четыре стороны и сказал: «Простите»!
Его положили между двух досок. Палач сначала отрубил ему правую руку полокоть, потом левую ногу поколело. Стенька не показал даже знака, что чувствует боль. Между тем Фролка, ввиду мучений брата, которые ожидали его самого, растерялся и закричал:
- Я знаю дело и слово государево!
- Молчи, собака! – сказал Стенька.
Это были последние слова Стеньки. Палач отрубил ему голову. Его туловище рассекли на части и воткнули на копья, воткнули так же на кол голову, внутренности бросили собакам.
Так окончилась кровавая драма, имевшая значение попытки ниспровергнуть правление бояр и приказных людей, со всяким тяглом, с поборами и службами, и вольным, для всех равным, выбранным, общенародным.
Царствование Алексея Михайловича особенно в шестидесятых годах 17 века было чрезвычайно тяжёлым временем для России. Кроме тягостей, налагаемых правительством, кроме произвола всякого рода начальствующих и собирающих народ лиц. Русские несли на себе следствие обременительной и дурно веденной войны с Польшею. Побеги – давнее, обычное средство русских избавится от общей тяготы – увеличивались, несмотря на строгие распоряжения к удержанию людей на местах; умножались разбои. Несмотря на то, что ловля разбойников стала одной из самых главных забот правительства. Ненависть к боярам, воеводам и приказным людям богачам, доставлявшем выгоды казне и самим себе, приводила к тому, что жители перестали смотреть на разбойников как на врагов своей страны, лишь бы только разбойники грабили знатных и богатых. Но не трогали бедняков и простых людей. Разбойник стал представляться образом удали, молодечества, даже покровителем страждущих и угнетенных. При таком взгляде уже оставался один шаг, чтобы разбойник сделался главой народного восстания.
Толпы беглых укрывались на Дону и там устраивали себе понятия о казацком устройстве, при котором не было ни тягла, ни обременительных поборов, ни ненавистных воевод и дьяков, где все считались равными, где власти были выборные; казацкая вольность представлялась им самым желанным образцом общественного строя. По давнему казацкому обычаю всем давался приют на тихом, вольном Дону. Беглецы стали называть себя казаками. Природные казаки не мешали им в этом, хотя гордились перед ними и считали себя выше их: «старых» природных казаков признавало в этом звании правительство. Беглецов именовали не иначе, как «воровскими казаками». Сами природные казаки, по отношению к своему состоянию, различались на людей домовитых, или богатых, и на более бедных или простых. Домовитые расположены были держаться исключительно своего казацкого барства, по возможности, ладить с московским правительством, чтобы при его покровительстве сохранять свои вольности и чуждались бездомных беглецов, которых презрительно называли «голытьбою». Те же, которые были победнее, готовы были ради поживы браться с этой голытьбою или воровскими казаками. Но для голытьбы было мало средств для жизни на Дону; естественно, должно было явиться у неё желание вырваться куда-нибудь для поживы. Государство русское было для неё враждебно: там были её заклятые лиходеи-служивые, приказные и богатые люди; туда рвались воровские казаки не только для грабежа, но и для мщения; простой же русский народ был всё-таки для них родным. И вот возникла мысль: как было бы хорошо, если бы на Руси истребить всё, что давило простой народ и устроить казацкую вольницу. Нужно было только человека, который бы соединил около себя всю донскую голытьбу и поднял её на исполнение заветной думы, засевшей во многих головах.
Такой человек явился.
В 1665 году часть донских казаков с атаманом Разиным участвовала в походе князя Юрия Долгорукого против поляков. Атаман Разин стал просить князя отпустить его домой. Князь Долгорукий отказал наотрез. Атаман, считая, что служит белому царю по своему хотению, а не по долгу ушёл самовольно со своею станицею. Его догнали, и по приказу князя Долгорукого, казнили. Было у этого казненного атамана два брата: Степан или Стенька и Фролка.
Неизвестно, ушёл ли тогда Стенька из войска князя Долгорукого или дождался конца похода, но в следующем за тем году он не только задумал отомстить за брата, но и задать страха всем боярам и знатным людям Московского государства. Стенька Разин был человек крепкого сложения, необыкновенно предприимчивый и деятельный, человек непреодолимой воли, которая уже одна могла заставить преклониться перед ним толпу, своенравный и непостоянный, и вместе с тем неуклонный в приятном намерении, то мрачный и суровый, то разгульный до бешенства, то преданный пьянству и кутежу, то способный с нечеловеческим усилием переносить лишения, то некогда ходивший в богомолье в Соловецкий монастырь, то впоследствии пренебрегающий посты и не хотевший знать ни таинств, ни священников. В его речах было что-то обаятельное. Толпа чуяла в нём какую-то необыкновенную силу, перед которой нельзя было устоять, и называла его колдуном. Жестокий и кровожадный, он забавлялся как чужими, так и собственными страданиями. Закон, общество, церковь – всё, что стесняет личные побуждения человека, стали ему ненавистны. Сострадание, честь, великодушие были ему незнакомы. Это был выродок неудачного уклада общества; местью и ненавистью к этому обществу было проникнуто всё его существо.
Этот человек, как говорит о нём народная песня, «не хаживал в казацкий круг, не думал думушку со старыми казаками. А стал думать крупку думушку с голытьбою…» Люди, лишённые крова. Зачастую голодные, готовые на всякий бунт и разбой, нашли в нём своего “батюшку”. Стенька, собравший вокруг себя удалую ватагу, в апреле 1667 года посадил её на четыре струганые сруба и поплыл с нею вверх по Дону, туда, где Дон сближается с Волгой и, где всегда был сборный пункт воровских казаков.
Ватага Сеньки, состоявшая тогда из двух тысяч человек, имела казацкое устройство: была разделена на сотни и десятки; над сотней начальствовал сотник, над десятком десятник. Сенька был атаманом; есаулом у него был Ивашка Черноярец. Они стояли на берегу Волги, где именно, неизвестно. (Выше и ниже Камышина есть несколько мест, которые называют буграми Стеньки Разина). Стенька напал на весенний караван с хлебом, идущий в Москву. Тут и были казёные суда, патриаршие и струги частных лиц. На одном из них везли ссыльных в Астрахань. Начальника стрелецкого отряда изрубили; приказчика, отправленного при судах, повесили с тремя человеками. Ссыльные были освобождены. Стенька сказал простым рабочим и стрельцам: «Вам всем воля, идите себе, куда хотите, силою не стану принуждать быть у себя, а кто хочет идти со мной, будет вольный казак. Я пришёл бить бояр да богатых господ, а с бедными и простыми готов, как брат, всем поделиться.
Все рабочие и простые пристали к нему.
Стенька завладел судами и всем имуществом, какое было на них и поплыл вниз уже на тридцати стругах; проплыл под стенами Царицына, с которых стреляли по воровским казакам, но не сделали им никакого вреда: это было приписано ведовству Стеньки.
Под Черным Яром три астраханских струга со стрельцами пристали к ватаге Разина. Отсюда Стенька направился к северным берегам Каспийского моря, достиг устья Яика, оставил свою ватагу, не доходя Яицкого городка, а сам с тремя товарищами подошел к городу и попросился пустить их «Богу помолится». Яицкий стрелецкий голова пустил их, а гости затем, пользуясь оплошностью этого головы, отворили ворота всей своей ватаге. Стрелецкому голове, начальным людям и многим стрельцам отрубили головы, а остальным стрельцам и простым людям сказал Стенька: «Даю всем волю и вас не насилую; хотите - за мной идите в казаки, не хотите - ступайте себе в Астрахань». Говорил он это для того, чтобы расположить к себе чернь, и в полной уверенности, что все последуют за ним; но когда некоторые вздумали воспользоваться позволением Стеньки и действительно направились в Астрахань, то Стенька послал за ними в погоню с приказом рубить их и бросать в воду.
Стенька пробыл в Яике, а в сентябре отправился к устью Волги, разгромил кочевых татар, ограбил какое-то турецкое судно и вернулся в Яик на зиму
Астраханский воевода, князь Хилков, посылал в Яик казаков и просил отпустить астраханских и яицких стрельцов и улусных людей, взятых в полон. Стенька от имени всего казачьего круга отвечал: «Когда придет великого государя милостивая грамота ко мне, тогда мы все свою вину принесем великому государю и стрельцов отпустим, а теперь не пустим никого».
Новый астраханский воевода, сменивший Хилкова, князь Прозоровский попытался в свою очередь подействовать на Разина увещаниями и послал к нему для этой цели двух пятидесятников, но один из них вернулся в Астрахань с известием, что Разин убил его товарища.
В 1668 году Стенька вышел в море и более года не знали, где он обретается, а между тем к нему отправлялись одна за другою разные ватаги удальцов со своими атаманами. (Некто Сережка Кривой пробрался на Волгу со своей шайкой, а оттуда в море и нагнал Стеньку близ персидского города Раша или Решта. Вслед за тем составлялись и другие шайки. Терские воеводы доносили, что появились какой-то Алешка Протакин (Протокин) с двумя тысячами конных и запорожец Боба с четырьмястами запорожских казаков.) Казаки Стеньки по всему берегу Каспийского моря от Дербента до Баку сожгли деревни, замучивали жителей, делили между собой их имущества. В июле они достигли Гилянского залива. Тут они узнали, что на них готовится персидская военная сила. Стенька пустился на хитрости, вступил в переговоры и объявил, бежал со своими людьми от московского государя, желает поступить в подданство персидского шаха. Хитрость удалась: казакам дозволили, взявши то персиян заложников, послать трёх своих удальцов в Испагань предлагать подданство шаху, но сами казаки затем отправились к Фарабату, взяли этот город, разграбили, сожгли до основания, разорили увеселительные шаховы дворцы, выстроенные на берегу моря, перебили много жителей, набрали множество пленных. Стенька на полуострове пролива Фарабата заложил деревянный городок и остался там зимовать. Он объявил персиянам, чтобы они приводили к нему христианских невольников для обмена. Отсюда казаки делали по времени набеги на соседние острова.
Между тем посланные Стеньки достигли Испагани и были сначала приняты с честью: шах поручил своему первому министру выслушать их. Но мало-помалу до персидского правительства доходили слухи о казацком разорении на каспийском побережье; вдобавок в Испагань приехал московский посол и объяснил, что прибывшие в Испагань казаки-мятежники и разбойники. Персидское правительство стало снаряжать против Стеньки войско, но Стенька не дожидался исхода своей проделки, перебрался уже со своими казаками на восточный берег Каспийского моря. Казаки уселись на свином острове и оттуда делали набеги на берега. В июле напало на них войско, высланное шахом на семидесяти судах. Начальствовал астраханский Менеды – хан. С ним были сын и красавица дочь. После кровопролитной битвы казаки победили. Хан бежал с остатками войска. Сын и дочь его достались казакам. Стенька взял персиянку себе в наложницы. Однако казаки довольно дорого поплатились за эту победу. Они потеряли до пятисот человек, кроме того много их погибло от болезни, потому что они были вынуждены пить часто солёную воду и, не смотря на награбленные богатства, нередко оставались без хлеба. Казаки по этой причине поворотили домой и недалеко от устья Волги ограбили купеческую бусу, которая везла поминки персидского шаха русскому царю. Казаки захватили и полон хозяйского сына Семамбета и требовали за него выкуп пять тысяч рублей. Отец его с этой вестью прибежал в Астрахань.
Астраханский воевода Прозоровский тотчас отправил против казаков своего товарища, князя Львова, с отрядом вооружённых стрельцов. Утомившись погонею за казаками по морю, Львов отправил к нам посланца сказать, что они могут спокойно идти на Дон, если согласятся возвратить украденные на Волге пушки и струги, отпустят забранных им людей, а с ними купеческого сана Сехамбета и других пленников.
Казакам было на руку такое положение. Число их со дня на день уменьшалось от болезней. Стенька согласился на предложение Львова, но купеческого сына отдать не иначе, как за пять тысяч рублей. Львов привёл Стеньку к присяге и поплыл к Астрахани, а за ним туда плыл Стенька со своею ватагою.
Стенька отдал Львову купеческого сына за выкуп, который князя должен выдать из приказной палаты. Сам он, прибыв в город с главными казаками, положил свой бунчук в знак покорности. Казаки отдали пять медных и шесть железных пушек и несколько человек пленных персиян, а суда свои обещали отдать по окончанию плаванья по Волге.
Воеводы поспорили со Стенькой, домогались отдачи всех пушек и пленных, удержанных казаками, но Стенька поднёс воеводам поминки из дорогих персидских тканей, и они не перечили ему больше. Напрасно родственники и знакомые пленных персиян обращались к астраханским властям с просьбой о возвращении своих земляков, родных и имущества. Воеводы отказали персиянам под разными предлогами. Сами они подружились со Стенькой, ели, пили, прохлаждались с ним, то они приходили к нему, то он приходил к ним.
Казаки провели под Астраханью десять дней, и каждый день ходили по городу, щеголяя перед пёстрым астраханским населением щелковыми и бархатными одеждами, жемчугом и драгоценными камнями. Они величаво называли своего атамана «батюшкой» и не только снимали перед ним шапку, но и кланялись ему в землю. Расхаживая между нардом, Стенька со всеми говорил ласково и приветливо, щедро сыпал золото и серебро, помогал нуждающимся и тем заранее приобрёл расположение астраханской черни. На берегу Волги между астраханцами и казаками завязалась торговля, выгодная для астраханцев. Однажды атаман кутил на своём богати украшенном струге. Возле Стеньки сидела его наложница, пленная персидская княжна. Великолепное платье, вышитое золотом и серебром, жемчуг и драгоценные камни ещё более придавали блеску её ослепительной красоте. Поговаривали, что она начинала приобретать силу над суровым сердцем атамана. Стенька тогда сильно выпил и пришёл в ярость, как это с ним часто бывало. Вдруг он вскакивает со своего места, быстро подходит к краю струга и говорит: «Ах ты, Волга – матушка, река великая! Много ты дала мне злата и серебра и всего доброго; как отец и мать меня честью наделила, а я тебя ещё ничем не поблагодарил; наж тебе возьми!»
Он схватил княжну одной рукой за горло другой за ноги и бросил в волны.
Этот варварский поступок не был только пьяным порывом буйной головы. Стенька, как видно, завёл у себя запорожский обычай считать сношения казака с женщиной поступком, достойным смерти. Его увлечение красивой персиянкою, естественно, должно было возбудить негодование и ропот тех, которым Стенька не дозволял того, что дозволял себе, и, быть может, желая показать, что не в состоянии привязаться к женщине, он пожертвовал красивой персиянкою своему влиянию на товарищей! (Что касается обращения Стеньки к Волге, то здесь, по-видимому, он следовал народному поверью - бросить что-нибудь в реку из благодарности, после водного пути, поверье языческих времён, когда реки считались одушевлёнными существами.)
Из Астрахани Стенька с товарищами отправился на Дон 4 сентября на речных стругах, данных воеводами вместо морских и на десяти морских, которых Стенька удержал за собою, вопреки обещанию отдать их. По дороге к Царицыну к Стеньке пристало несколько служивых беглых людей. Жилец Плохово, сопровождал казаков из Астрахани, советовал Стеньке не принимать их, но Стенька отделался своей обычной фразой, что «никого не насилуют» и добавил, что у них, казаков, никогда не водилось, чтобы беглых выдавать. Под Царицыном к Стеньке пришла толпа казаков с разными жалобами на притязания воеводы Унковского. Взбешенный Стенька побежал в город к воеводе, в приказную избу с угрозами и требовал, чтобы воевода вознаградил обиженных казаков. Унковский заплатил всё, чего требовал Стенька.
-Смотри ж ты, воевода, - сказал тогда Стенька, - если услышу я, что ты будешь обирать и притеснять казаков, когда они приедут сюда за солью, начнешь отнимать у них лошадей и ружья да подвод деньги брать, - я тебя живого не оставлю!
Воевода выслушал нравоучение молча. Затем Стеньке донесли, что Унковский, ожидая его прибытия, приказал на кружечном дворе продавать вино вдвое дороже, из боязни, чтобы казаки не перепились и не стали буйствовать. Стенька с казаками опять приезжал на воеводский двор. Воевода, чуя беду, заперся в приказной избе.
-Выбивайте бревном дверь! – кричал Стенька. Унковский было скрылся в задней избе, но, когда начинали и туда ломиться казаки, он выскочил в окно. Стенька всюду искал его, бегал даже в церковь, кричал: «Задержу», но не мог отыскать Унковского. Тогда с досады Стенька приказал выпустить из тюрьмы колодников, а казаки хвастались, что пустят «красного петуха» и перебьют всех приказных и начальных людей. Однако на этот раз они только пугали.
Из Царицына Стенька пробрался на Дон, остановился на острове, устроили городок Кагальник и обнёс земляным валом. Сюда к нему стала стекаться голытьба с Хопра, Волги и Украины; вскоре число его людей дошло до 2700 человек. Стенька наделял всех имуществом, а сам жил, как все, в земляной избе, показывая этим, что не на одних словах проповедует равенство. Жена Стеньки и его Брат Флорка, находившиеся в Черкасске, тайно бежали оттуда в Кагальник. Московское правительство было недовольно Прозоровским за то, что он выпустил из рук Стеньку Разина. Хотя ему прежде и послана была милостивая грамота о казаках, но это делалось для вида: Прозоровский должен был сам догадаться и принять более крепкие меры к предупреждению дальнейшего «воровства». Из Москвы был послан жилец Евдокимов с царскою грамотой к донским казакам, на самом деле, чтобы узнать, что затевается у казаков Разина. Донской атаман Корнило Яковлев и прочёл милостивую царскую грамоту. Казаки поблагодарили и решили послать с ответом великому государю свою станицу. Но на другой день в Черкасск явился Стенька со своею ватагою и начал кричать, что московские бояре подстрекают царя нарушить казацкие вольности, собрал свой особый круг из преданных себе казаков и велел привести к себе Евдокимова.
-Зачем ты приехал сюда? – спросил Стенька.
Евдокимов отвечал:
-Приехал с царскою милостивою грамотою!
-Не с грамотой ты приехал, а с лазутчиком за мной приехал подсматривать и про нас узнать, - закричал Стенька и ударил Евдокимова, а за тем последовали казаки отвешивать удары.
-В воду, в воду его! Посадить в воду! – кричал Стенька.
Избитого Евдокимова бросили в воду, а товарищей его посадили под стражу. Последние были, потом тайно освобождены Яковлевым.
После этого смелого поступка Стеньки донские казаки толпами стали переходить к нему. Он громко объявлял, что пора идти на бояр и созывал молодцов на Волгу. Зная его щедрость, некоторые обратились к нему с просьбой восстановить храмы, незадолго перед тем сгоревшие в Черкасске.
-На что церкви? На что попы? – сказал им Стенька. – Венчать что ли? Да не всё ли равно: станьте в паре под дерево да пропляшите вокруг, вот и повенчались. (Вероятно, Стенька взял это из древней народной песни, где говорится о подобном венчании вокруг ракитова куста.)
В мае Стенька собрался в поход и направился к Царицину. По дороге к нему пристал известный вор Васька Ус. Четыре года перед тем, что с шайкой бедных крестьян разорял вотчинников и помещиков по воронежским и тульским окраинным местам. Стенька сделал его своим асаулом. В Царицине уже всё было готово к приходу Стеньки. Он заранее расположил к себе жителей, распустив через своих посланцев слух, будто к ним едет царское войско с тем, чтобы погубить их, а он, Стенька, станет их оборонять. Часть войск Стеньки подъехала на судах; другая половина пошла сухим путем и окружила город конницей и пехотою. Сменивший Унковского воевода Тургенев запер городские ворота и приготовился к защите. Но царицинцы пустили казаков в город. Тургенев заперся в башне с племянником, боярскими людьми, десятью стрельцами и темя царицинцами. Стенька был принят с почетом некоторыми духовниками: царицинцы устроили ему попойку. Покутивши с ним, Стенька принялся добывать башню, где засел воевода. Бывшие с Тургеневым люди погибли в свалке, а сам Тургенев был взят живым. Его повели на верёвке к Волге, кололи, ругались над ним, а потом бросили воду.
Тут донесли Стеньке, что сверху Волги плывут московские стрельцы, посланные на защиту низовых городов. Стенька вышел из города со своими казаками и застиг московский отряд в семи верстах от Царицина. Московские стрельцы, не зная, что происходит в Царицине, спешили к городу на судах, но их приняли в два огня: с города били из пушек, а с берега палили в них казаки. До пятисот человек погибло, триста сдались Стеньке. Начальников потопили, а простых Стенька обласкал и посадил на свои суда гребцами.
Стенька провёл в Царицине около месяца и ввёл там казацкое устройство: он разделил жителей на десятки и сотни и назначил городового атамана. Отсюда он разослал своих людей с возмутительными письмами к простому народу, а казаки его пограбили несколько судов и взяли Камышин. Весть о неожиданном взятии Царицына дошла до Астрахани и вызвала там большой переполох. Воеводы наскоро соорудили до сорока судов, снабдили их пушками, посадили на них до трёх тысяч человек и отправили против Стеньки под начальством князя Семёна Ивановича Львова.
Стенька тот час узнал, что из Астрахани послана военная сила. Он собрал круг и по приговору круга оставил в Царицине по человеку с десятка для охраны города, а сам с остальною силою, составлявшую от восьми до десяти тысяч человек, двинулся к Астрахани. Часть казаков вместе со Стенькой плыла по Волге навстречу Львову, отряд конницы под командованием Васьки Уса и Еремеева шёл по берегу. Под Чёрным Яром они увидали суда Львова. В войске последнего находилось несколько посланцев Стеньки. Они нашептывали стрельцам, что Стенька идёт за народ и, что, если они передадутся ему, то учинят добро себе и народу, и так успели настроить простых служивых, что, как только подошёл Стенька, так они приветствовали они его в один голос:
-Здравствуй, наш батюшка, смиритель всех нашил лиходеев!
Начальников связали и выдали казакам.
-Теперь, - сказал Стенька служивым, - мстите вашим мучителям, что хуже татар и турок держали вас в неволе: я пришёл даровать вам льготы и свободу! Вы мне братья и дети и будите вы так же богаты, как я, если останетесь мне верны и храбры!
Стрелецких голов, сотников и бояр, по обычаю перебили. Львов был оставлен в живых.
Стенька наводил справки, как примут его в Астрахани. Ему отвечали, что там все свои люди и сдадут город, как только он туда приедет. В Астрахани уже ждали прихода Разина. Воевода Прозоровский и митрополит Иосиф сознавали опасность своего положения. В Астрахани не было недостатка в оружии и запасах, но нельзя было рассчитывать на верность стрельцов и жителей. Ещё могла бы спасти их помощь из Москвы, но послать туда гонца совестью не предвиделось никакой возможности: по Волге шли струги Стеньки, в степи резались между собою калмыки…
Разные предзнаменования ещё более усиливали тревогу: тряслась земля, шли дожди с градом, на небе радужными цветами играли три столпа…
18 июля услыхали в Астрахани, что Стенька уже не далеко. Митрополит вместе с духовенством устроили вокруг города крестный ход. Впереди несли икону Божьей Матери; у каждых ворот совершалось молебствие. Воевода с городским приказчиком обошли все стены, осмотрели орудия, расставили стрельцов, пушкарей, затинщиков и воротников. Чтобы прекратить всякое общение, все ворота завалили кирпичом. Приготовлены были кучи камней и кипяток.
21 июля под вечер вдруг зазвонили колокола на астраханских башнях. Стенька и его казаки с лестницами шли на приступ Астрахани.
Воевода выехал со двора с братом своим. Затрубили в трубы на сигнал к сражению. Воевода со стрелецкими головами, дворянами, детьми боярскими и подьячими направились к Вознесенским воротам, так как казаки показывали вид, что хотят оттуда делать приступ, но на самом деле Стенька, пользуясь наступающее темнотою, велел подставлять лестницы в другом месте, где осажденные сами подавали казакам руки и пересаживали их через стены. Воевода тогда заметил свою оплошность, как услышал пять выстрелов, то был роковой сигнал на сдачу города.
Чернь и бедняки бросились на детей боярских, дворян и людей боярских. Кто –то ударил воеводу копьём в живот. Он упал с лошади, один старый холоп снёс его в соборную церковь и положил на ковёр. Брат воевода был убит на повал. Стрельцы изменили вместе с астраханскими посадскими. Фрол Дурра, пятидесятник конных стрельцов, последовал вслед за Прозоровским в церковь и встал в дверях, обнаженным нижем, решившись не иначе пустить казаков в храм, как через своё мёртвое тело.
Начинали сбегаться в храм все, кому грозила смерть от своих рабов, подначальных и бедняков. Спешили туда и женщины с детьми. Прибежал и митрополит. Он был в большой дружбе с воеводою. С плачем припал старик к груди раненого, утешал, исповедовал и причастил. Двери храма были заперты железной решёткою. Занималась заря. Казаки с двух сторон входили в город. Толпа их бросилась на церковную паперть. Флор Дурра был изрублен в куски; казаки взломали решётку и ворвались в церковь Прозоровского, вынесли и положили под «раскатом», затем стали хватать всех бывших в церкви, вязали под руки и сажали под стенами колокольни в ожидании суда Стеньки.
В восемь часов явился Стенька на суд. Он начал с Прозоровского, приподнял его за руку и вывел на раскат. Все видели, как Стенька сказал что–то воеводе на ухо, а тот отрицательно покачал головою, вслед за тем Стенька столкнул воеводу с раската головой вниз. Дошла очередь и до связанных, которых было около четырёхсот пятидесяти человек. Всех приказал перебить Стенька. Чернь исполнила приказ атамана. По его приказу тела были свезены в Троицкий монастырь и погребены в одной могиле. Тут было и тело Прозоровского. Астрахань бала обращена в казачество.
Оставив в Астрахани атаманом Ваську Уса, Стенька выступил из Астрахани. После Царицина первым годом на пути был Саратов, а за ним Самара. Стенька взял оба города и ввёл там казацкое устройство. Из Самары Стенька отправился в Симбирск и прибыл туда 5 сентября, его тогда защищал значительный гарнизон под начальством Ивана Милославского. Стенька не смог взять город на помощь Милославскому, подоспел Юрий Барятинский. Во время сражения Стеньку хватили по голове саблей и прострелили ногу. После симбирского сражения Стенька убежал на Дон собирать новое войско, но казаки, потерявшие доверие к Разину, схватили его и Фролку и привезли в Москву. Братьев привезли в земский приказ и тот час начался допрос. Стенька молчал. Его повели к пытке.
Первая пытка была кнут. Стенька получил около ста ударов, но не проронил ни слова. Его положили на горящие угли. Стенька молчал. По его избитому обожженному телу стали водить раскаленным железом, и тут молчал Стенька.
Ему побрили макушку и стали лить на темя по капле холодную воду. Это было такое адское мучение, которого никто не мог вынести. Стенька его вытерпел. 6 июля 1670 года вывели Стеньку на Лобное место вместе с братом Фролкою. Собралось много народа. Прочитали длинный приговор, в котором излагались все преступления осуждённых. Стенька слушал спокойно. Палач взял его под руки. Стенька обратился к церкви, перекрестился, поклонился на все четыре стороны и сказал: «Простите»!
Его положили между двух досок. Палач сначала отрубил ему правую руку полокоть, потом левую ногу поколело. Стенька не показал даже знака, что чувствует боль. Между тем Фролка, ввиду мучений брата, которые ожидали его самого, растерялся и закричал:
- Я знаю дело и слово государево!
- Молчи, собака! – сказал Стенька.
Это были последние слова Стеньки. Палач отрубил ему голову. Его туловище рассекли на части и воткнули на копья, воткнули так же на кол голову, внутренности бросили собакам.
Так окончилась кровавая драма, имевшая значение попытки ниспровергнуть правление бояр и приказных людей, со всяким тяглом, с поборами и службами, и вольным, для всех равным, выбранным, общенародным.
Кирилл Садков, 14 лет, Армавир
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |