ДВАДЦАТЫЙ ОТРЯД
1
Отгорел закат, и на теплые, прогретые недавним солнцем земли опустилась стылая синева. Остатки розоватого тусклого света вяло скрывались за зубчатой стеной леса, который плавно отходил ко сну. Мутный туман медленно стелился по шелковистой зеленой траве просторных полей и холмов русской земли, близ села Бородино.
И лишь только одинокие костры французского лагеря отважно боролись с прохладной и бездонной тьмой. Тоненькие беззащитные искорки, порожденные пламенем, хаотично улетали ввысь, где безвозвратно исчезали, погибая в пустынном мраке.
– Только бы русские не отступили, – прошептал Наполеон, когда очередное собрание командиров кончилось и все разошлись, покинув шатер. Все, кроме самого французского императора.
Он сел в деревянное кресло, стоящее во главе длинного стола, и положил ногу на ногу. Некоторое время взгляд императора был словно стеклянным, безжизненным и совершенно пустым.
От тягостных дум его избавил Михаил Сокольницкий, который вернулся в шатер спустя некоторое время. Он бросил взгляд на императора и уселся за стол напротив него.
– Двадцатый французский отряд из пятидесяти конников готов и ожидает приказаний, господин, – сказал Сокольницкий и, казалось, криво улыбнулся.
– Скажи мне, – приподнял одну бровь император. – Чем силен русский дух? Ведь они же явно видят наше превосходство над ними. Они знают нашу силу, нашу мощь и величие, но при этом все равно рвутся в бой. Почему?
Сокольницкий нахмурился и ничего не ответил.
– Пускай отряд ударит на рассвете, – прищурился Наполеон. – Прямо перед нашим наступлением двадцать шестого августа. Русские меньше всего будут ожидать нечто подобное непосредственно перед основным и решающим боем!
Сокольницкий потер костлявый кулак и вздохнул.
– Вам бы поспать перед наступлением, – сказал он.
– Нет, – усмехнулся император. – Отосплюсь я тогда, когда солдаты русской армии будут безжалостно разбиты великой французской мощью!..
2
Дул прохладный ветерок, и серые тучи сгущались в небе, собираясь тяжелыми темными пятнами, готовыми вот-вот обрушить на землю кристальные капли дождя. Деревья вяло покачивались, тихо и нежно шептали, шелестя зеленой шелковистой листвой, которая весело поигрывала на тонких и могучих ветках.
Дюжина деревянных, нагруженных до предела крытых повозок, двигались по тракту, гремя и поскрипывая давно уже постаревшими колесами. Их сопровождали драгуны на лошадях, пешие гренадеры, несколько гражданских и командир.
И все было хорошо до того момента, пока колесо последней повозки с треском не отлетело. Послышалась грубая мужская матерщина и недовольное ворчание. Замыкающий колонну драгун Ярослав что-то крикнул впереди идущим солдатам, и обозы остановились.
– Есть кто из мастеровых? – крикнул он.
– Имеются, – ответил молодой рослый кузнец по имени Иван.
Осмотрев накренившуюся повозку и оценив ситуацию, кузнец что-то пробурчал себе под нос и смачно сплюнул наземь.
– Встряли мы, – сказал он, нахмурив брови.
– Починить сможешь? – спросил драгун Ярослав, который охранял сломанную повозку.
– Смочь-то смогу, – ответил Иван. – Вот только не быстрое это дело.
– Ясно, – вздохнул Ярослав. – Что ж, бери инструмент и приступай, а я сообщу командиру о случившемся. Пускай колонна дальше без нас идет…
Не прошло и двух минут, как обозы двинулись дальше, а Иван со своим отцом Василием Петровым и Ярослав с гренадером Петром остались возле сломанной повозки для охраны.
Иван в поте лица прилагал все усилия для того, чтобы починить колесо, но все попытки оказывали тщетными.
Вскоре стало смеркаться. Лес постепенно укутывался в белесый туман, понемногу холодея и утихая, отходя к обыденному сумрачному дрему.
– Небо тяжелое, – вздохнул Василий Петров, глядя на томные, тягучие, тучи. – И тихо, – добавил он, сделав долгую паузу.
Ярослав все наблюдал за безнадежной попыткой Ивана починить колесо и ходил взад-вперед, явно нервничая.
– Ладно, – вскоре сказал он. – Бросай ты это дело. Вот-вот стемнеет. Нужно уводить телегу с тракта вглубь леса. Переночуем, а там раненько по утру я поскачу к нашим. Может, кого дадут в помощь.
Неожиданно высокие кустарники зашуршали, и из них появился невысокий мужик. Ярослав и Петр тут же ухватились за оружие.
– Бог в помощь, – сказал незнакомец, махнув рукой.
Драгун и гренадер опустили оружие. Иван кивнул головой.
– Как хорошо, что я вас здесь встретил, – молвил незнакомец. – Меня зовут Матвеем. Я егерь с Бородинского села. Решил в добровольцы податься. А у вас случилось что?
– Случилось, – ответил Ярослав. – Вон, колесо, зараза, с корнями отлетело.
Егерь Матвей подошел чуть ближе и наклонился, чтобы получше разглядеть поломку.
– У-у-у, – протянул он, – дело дрянь.
– Дрянь или не дрянь, а чинить нужно, – сказал Иван и, казалось, погрустнел.
– Может, помочь чем? – поинтересовался егерь.
– Да чем-чем… – вздохнул Ярослав. – Оттащить с тракта помоги…
3
Костер ярко освещал сосны, которые образовывали дивный круг своим расположением. Язычки пламени интенсивно жалили свежее полено, под которым пеклись раскаленные угли, переливающиеся различными оттенками красного и желтого. Через непродолжительное время огонь жадно поглотил полено и стал нервно плясать, будто не мог нарадоваться влажной, шипящей от жара, древесине. Пламя усилилось, и тени, падающие от травы, кустарников и деревьев, стали хаотично дергаться, то влево, то вправо и ввысь. Тоненькие искорки вздымались к темному небу, к звездам, но не успевали долететь до колючих ветвей сосен, как тут же затухали, растворяясь в ночном мраке.
Гренадер Петр жонглировал тремя черными ядрышками с толстыми веревочными фитилями, закрученными в спираль. Несмотря на то, что развлекался он вблизи от костра, никто не делал ему замечаний, хотя простая ошибка «жонглера» могла стоить жизни всем.
– Тихо-то как, – вздохнул Василий Петров. – Лес уж задремал совсем.
– Будет что-то, – сказал Матвей, ломая тонкие сухие веточки и бросая их в ненасытный огонь. – С тех пор как пришли французы, лес этот тихим стал, словно вымер. Да и листва потускнела. Порой, бывало, выйдешь на улицу, а зелень, как летняя, совсем еще молодая.
– Хех, – усмехнулся Петр. – Пускай месье Наполеон радуется. Зимушку нашу еще испробует на вкус. Ну, если, конечно, доживет до тех пор.
– Вот ты все веселишься, Петька, – покачал головой Ярослав, – а нашим оружия не хватает. Француз наглый, поэтому делает все, что на ум придет. Ребят молодых жалко…
– Жалко, – согласился Василий Петрович. – Как мухи нынче гибнут. И лишь только потому, что какому-то самоуверенному дурачку захотелось так.
– Но гибнут ребята за правое дело, – ускорил свое выступление Петр. – Русский народ всегда пытались побить и уничтожить. И вот такие молодые ребята, которых, несомненно, жалко, гибнут за родину свою. И это есть правое дело.
– А скажи, – усмехнулся Иван, – за правое ли дело мы сегодня все погибнем, если твои ловкие руки тебя вдруг неожиданно подведут?
– Не подведут, – ответил Петр и засмеялся. – Я столько лет жонглирую, что руки мои меня никогда не подводят.
Егерь Матвей резко встал и посмотрел вглубь леса.
– Тихо! – резко сказал он, махнув рукой.
Петр осекся, и руки его подвели. Черное ядрышко пролетело мимо его ладони и стремительно направилось к земле. Зрители, Иван, Ярослав и Василий Петрович, интуитивно напряглись и, казалось, были готовы бежать во все стороны.
Ловкач Петр быстро сориентировался и ловко поймал ядрышко на ногу, а затем подбросил его кверху и схватил в ладонь.
– Тьфу ты! – сплюнул наземь Василий Петров. – Игрун! Доиграешься же ведь…
– Да тихо, я вам говорю, – вновь попытался добиться тишины Матвей.
Он чуть отошел дальше и прислушался.
– Слышите? – шепотом спросил он.
Иван прищурился и слегка свел брови. Петр и Ярослав переглянулись.
– Кони ржут, – тихо протянул Василий Петров.
– А там, откуда доносится звук, ничего нет, – покачал головой Матвей. – Лес да поля. Ни единого поселения. Даже дороги нет.
– Может, наши? – предположил Иван, хотя сам сомневался в своем предположении.
Петр подбросил кверху ядро и хмыкнул. До недавнего времени он был совершенно спокоен и весел, а теперь стал угрюм и серьезен.
– Нужно проверить, – сказал Ярослав и интуитивно положил руку на рукоять сабли…
4
– А ну тебя в дышло, – прошипел Василий Петров, глядя из-за кустарника сквозь тьму.
– Пятьдесят конников, – сказал Ярослав. – Пятьдесят клятых французских конников.
– Какого черта они сидят в этой котловине? – спросил Иван.
– Тише вы, – пытался прислушаться Ярослав. – Они что-то говорят.
Драгун долго вслушивался в разговор двух французов, силуэты которых еле виднелись в колющей глаз темноте.
– Дело дрянь, – спустя некоторое время сказал Ярослав.
– Чего? – поинтересовался Матвей. – Что они сказали?
– Сегодня на рассвете, перед боем, они будут выступать, – прошептал драгун. – На рассвете…
– Куда? Зачем?
– На ставку Кутузова они готовят нападение. Хотят обезглавить русскую армию.
– Сколько еще времени осталось? – спросил Иван.
– Мало. Катастрофически мало.
– Успеем сообщить? – задумался Петр.
– Эх, – вздохнул Василий Петров. – Неправильно мыслишь. Уж послушай старого солдата.
– Отец прав, – сказал Иван. – Можем не успеть добраться.
– Вы понимаете, что это гиблое дело? – фальшиво усмехнулся Петр.
– Ну тогда вперед!
5
Резкая вспышка с последующим грохотом разорвала воздух, и французские лошади нервно заржали. Послышались человеческие крики, раздающиеся по всему, до недавнего времени тихому лесу.
Гренадер Петр поджег фитиль второй гранаты и тут же бросил ее в гущу французского отряда. Противник начал стрелять из ружей и пистолетов, призывая к бою своих братьев по оружию.
Иван оббежал котловину вокруг, стреляя по очереди из заряженных винтовок, которые он взял из сломанной повозки. Так же поступили Матвей, скрывшийся в лесных зарослях, словно лис, и Ярослав с Василием Петровым. Все они стреляли практически вслепую, но крики французских солдат подтверждали точность попаданий.
Иван отстрелял все заряды и вернулся обратно к месту, где лежало еще несколько ружей. Там он встретился с Ярославом, который, так же, как и кузнец, вернулся за оружием.
– Чего ты улыбаешься? – поинтересовался Иван, разглядев в темноте выражение лица драгуна.
– Хорош план-то, – ответил он. – Француз думает, что на них напал целый полк…
Разразившая тьму вспышка и грохот от взрыва гранаты Петра интуитивно заставили пригнуться бойцов. Клочки земли и щепки полетели в воздух, постепенно оседая наземь.
– Полк? – усмехнулся Иван. – Не подготовлен француз, раз так плохо русского мужика знает!
Тут подбежал Петр за очередной партией гранат.
– Чего расселись? Хватайте ружья! Француз нынче не так смел, нежели с пушками! – с ноткой веселья в голосе проговорил он.
– Беги! Беги, подлый император! Это наша земля! – орал Василий Петрович, стреляя из ружей, перебегая от дерева к дереву.
Французы стреляли наугад, наивно считая, что их окружили.
Бой тянулся, словно улитка, и предрассветный свет уже порядком осветил темное небо. Грохот перестрелки не стихал. Пули свистели, ломали ветки, застревали в деревьях.
Иван бежал вокруг котловины, держа наготове последнее заряженное ружье. Увидев спину своего отца, он тут же направился к нему, но странное предчувствие как-то внезапно взвилось вихрем в грудной клетке, тихонько щекоча душу, пульсируя сильными толчками в голове.
– Бать! – крикнул Иван, но ответа не дождался.
Прорываясь сквозь кустарники, кузнец достиг своего отца, и сердце замерло в странном порыве чувств. Василий Петров совершенно не желал отзываться и сидел на земле, оперевшись о дерево.
– Бать! Ты чего? – спросил Иван и схватил отца за плечо.
Тело старика свободно прильнуло к земле, и кузнец встретил совершенно холодный и пустой взгляд стеклянных глаз. Темное пятно разошлось на груди отца кузнеца, остановив мужественное сердце.
И время остановилось.
Больше не было того грохота, что распространяли ружья.
– Бать… ты чего? – практически шепотом спросил Иван, не желая верить в увиденное. – Батя…
Кузнец оцепенел, руки выпустили ружье, и кулаки сжались в страшной силе, захрустев в суставах.
Иван заревел страшным зверем, оглушая кавалькаду грохота ружей. Словно медведь, он яростно орал, разрывая воздух вокруг себя. Сердце забилось в страшном темпе, и ярость заполонила разум кузнеца, наполнив жесткие мышцы невероятной силой.
Он сорвался с места и, оглушительно вопя, помчался прямо на французов. В дыму и суматохе кузнец бил врага голыми руками, давил его, словно волкодав серых одичавших волков, озверевших и оголодавших жадностью. И не было в нем страха, и не было в нем безумства, и не было жалости, а была только злость, которую он хотел вылить из кипящего котла на французских солдат. Пули свистели мимо ушей, зловеще шипя, так и не достигая своей заветной цели.
Французский солдат бросился на Ивана, разя блестящей саблей. Но не помогла она ему. Кузнец схватил своего врага за горло и поднял над землей. Француз захрипел и выронил из рук оружие, схватившись за стальные руки кузнеца, давно уже закаленные железом, жаром и молотом. И русские руки оказались крепче тонкой французской шеи…
Ярослав схватил сразу две сабли и рванул в бой, в самое пекло, в самую гущу, громко крича исконно русскую ругань. Бился он славно, словно былинный витязь, отдавший клятву при рождении защищать и беречь русскую землю. И не было в нем страха, и не было в нем жалости, а только геройское чувство гордости за русский могучий дух.
И Петр пошел в бой, оставив про запас последнюю гранату. Он тоже бился славно. Ведь было за что…
Подлый штык французского ружья достиг груди драгуна, так ловко управляющегося с саблями. Достиг и водворил острую боль, которая все равно не была способна остановить смелого воина. Вражеский штык пал под гнетом русской сверкающей стали. Ярослав, переступив через себя, продолжил бой. И много тогда врагов он положил, много он отправил на тот свет французских солдат. И только резкая слабость свалила драгуна на землю. На ту самую, за которую он отдал свою жизнь. За ту землю, по которой ходили, ходят и будут ходить наши предки, наши сыны, дочери и жены…
Ловкач Петр все это видел, он взволнованно вбежал в гущу врагов, разя саблей, что как раскаленный нож, режущий масло, рвала кожу, мышцы и кость, отнимая жизнь.
И боль в спине, и боль в груди, боль в животе и плече. Холодная сталь настигла Петьку-ловкача, и зов предков услышал он вдалеке. Дух леса звал его, и он скоро придет.
Но не мог гренадер так просто броситься в гущу врагов, не оставив небольшой, но довольно весомый подарок врагу. Черное ядро с тлеющим фитилем мягко упало на землю, отскочив слегка и перевернувшись в воздухе. Но никто не увидел улыбки Петра, когда то самое ядро разорвалось под французскими ногами солдат, которые так и не поняли, что произошло…
И тишина.
Бесконечная тишина на рассвете. Мертвая тишина. Пороховой туман не желал покидать место боя, где был он порожден.
Множество поруганных тел лежало на поле брани, в безумном и сумасшедшем молчании. Ни стонов, ни криков, ничего…
Иван залился тяжелым кашлем и попытался скинуть с себя тело французского солдата, лежавшее на нем бездыханным мертвым грузом. В ушах гудело, тело ломило, колотая рана в боку кровоточила и противно ныла, сводя все внутри адским спазмом.
Кузнец заорал, преодолев боль, и скинул с себя мертвое тело. Силы еще оставались, и он поднялся. И узрели его очи страшное зрелище, смысл которого сознание противилось принимать и всеми сила отвергало.
Ярослав, Петр, Матвей, отец…
Все они лежали без каких-либо признаков жизни. И один только Иван, держась за раненный бок, смотрел на них и был живым. Ему хотелось орать от безумия, что охватило его, вопить от бессилия и боли, выть страшным волком.
– Жизнь так скоротечна, – прошептал он, и на глазах его появились мелкие кристально чистые блестящие капельки слез. – И ведь каждый из них до самого конца все равно верил в то, что останется в живых… И нет никому прощение за все те войны, что породил человек, и нет никому прощение за то, сколько сынов и матерей погибли от рук вражеских солдат.
В гуще мертвых тел один из французских раненых солдат застонал и попытался встать. Совсем еще мальчишка. Иван подошел к нему, и француз посмотрел на него жалостливыми глазами. Кузнец протянул ему руку и помог подняться.
– Беги, – сказал он. – Здесь нет тебе места. Ведь твое место там, где мать с отцом тебя ждут. Иди…
И не нужно было знать французу чужого языка, чтобы понять, что сказал ему кузнец.
Иван посмотрел на посветлевшее, выгнутое стеклянным куполом небо и вдалеке он услышал канонаду завязавшейся великой битвы, начало которой было здесь, где пал французский двадцатый отряд…
Отгорел закат, и на теплые, прогретые недавним солнцем земли опустилась стылая синева. Остатки розоватого тусклого света вяло скрывались за зубчатой стеной леса, который плавно отходил ко сну. Мутный туман медленно стелился по шелковистой зеленой траве просторных полей и холмов русской земли, близ села Бородино.
И лишь только одинокие костры французского лагеря отважно боролись с прохладной и бездонной тьмой. Тоненькие беззащитные искорки, порожденные пламенем, хаотично улетали ввысь, где безвозвратно исчезали, погибая в пустынном мраке.
– Только бы русские не отступили, – прошептал Наполеон, когда очередное собрание командиров кончилось и все разошлись, покинув шатер. Все, кроме самого французского императора.
Он сел в деревянное кресло, стоящее во главе длинного стола, и положил ногу на ногу. Некоторое время взгляд императора был словно стеклянным, безжизненным и совершенно пустым.
От тягостных дум его избавил Михаил Сокольницкий, который вернулся в шатер спустя некоторое время. Он бросил взгляд на императора и уселся за стол напротив него.
– Двадцатый французский отряд из пятидесяти конников готов и ожидает приказаний, господин, – сказал Сокольницкий и, казалось, криво улыбнулся.
– Скажи мне, – приподнял одну бровь император. – Чем силен русский дух? Ведь они же явно видят наше превосходство над ними. Они знают нашу силу, нашу мощь и величие, но при этом все равно рвутся в бой. Почему?
Сокольницкий нахмурился и ничего не ответил.
– Пускай отряд ударит на рассвете, – прищурился Наполеон. – Прямо перед нашим наступлением двадцать шестого августа. Русские меньше всего будут ожидать нечто подобное непосредственно перед основным и решающим боем!
Сокольницкий потер костлявый кулак и вздохнул.
– Вам бы поспать перед наступлением, – сказал он.
– Нет, – усмехнулся император. – Отосплюсь я тогда, когда солдаты русской армии будут безжалостно разбиты великой французской мощью!..
2
Дул прохладный ветерок, и серые тучи сгущались в небе, собираясь тяжелыми темными пятнами, готовыми вот-вот обрушить на землю кристальные капли дождя. Деревья вяло покачивались, тихо и нежно шептали, шелестя зеленой шелковистой листвой, которая весело поигрывала на тонких и могучих ветках.
Дюжина деревянных, нагруженных до предела крытых повозок, двигались по тракту, гремя и поскрипывая давно уже постаревшими колесами. Их сопровождали драгуны на лошадях, пешие гренадеры, несколько гражданских и командир.
И все было хорошо до того момента, пока колесо последней повозки с треском не отлетело. Послышалась грубая мужская матерщина и недовольное ворчание. Замыкающий колонну драгун Ярослав что-то крикнул впереди идущим солдатам, и обозы остановились.
– Есть кто из мастеровых? – крикнул он.
– Имеются, – ответил молодой рослый кузнец по имени Иван.
Осмотрев накренившуюся повозку и оценив ситуацию, кузнец что-то пробурчал себе под нос и смачно сплюнул наземь.
– Встряли мы, – сказал он, нахмурив брови.
– Починить сможешь? – спросил драгун Ярослав, который охранял сломанную повозку.
– Смочь-то смогу, – ответил Иван. – Вот только не быстрое это дело.
– Ясно, – вздохнул Ярослав. – Что ж, бери инструмент и приступай, а я сообщу командиру о случившемся. Пускай колонна дальше без нас идет…
Не прошло и двух минут, как обозы двинулись дальше, а Иван со своим отцом Василием Петровым и Ярослав с гренадером Петром остались возле сломанной повозки для охраны.
Иван в поте лица прилагал все усилия для того, чтобы починить колесо, но все попытки оказывали тщетными.
Вскоре стало смеркаться. Лес постепенно укутывался в белесый туман, понемногу холодея и утихая, отходя к обыденному сумрачному дрему.
– Небо тяжелое, – вздохнул Василий Петров, глядя на томные, тягучие, тучи. – И тихо, – добавил он, сделав долгую паузу.
Ярослав все наблюдал за безнадежной попыткой Ивана починить колесо и ходил взад-вперед, явно нервничая.
– Ладно, – вскоре сказал он. – Бросай ты это дело. Вот-вот стемнеет. Нужно уводить телегу с тракта вглубь леса. Переночуем, а там раненько по утру я поскачу к нашим. Может, кого дадут в помощь.
Неожиданно высокие кустарники зашуршали, и из них появился невысокий мужик. Ярослав и Петр тут же ухватились за оружие.
– Бог в помощь, – сказал незнакомец, махнув рукой.
Драгун и гренадер опустили оружие. Иван кивнул головой.
– Как хорошо, что я вас здесь встретил, – молвил незнакомец. – Меня зовут Матвеем. Я егерь с Бородинского села. Решил в добровольцы податься. А у вас случилось что?
– Случилось, – ответил Ярослав. – Вон, колесо, зараза, с корнями отлетело.
Егерь Матвей подошел чуть ближе и наклонился, чтобы получше разглядеть поломку.
– У-у-у, – протянул он, – дело дрянь.
– Дрянь или не дрянь, а чинить нужно, – сказал Иван и, казалось, погрустнел.
– Может, помочь чем? – поинтересовался егерь.
– Да чем-чем… – вздохнул Ярослав. – Оттащить с тракта помоги…
3
Костер ярко освещал сосны, которые образовывали дивный круг своим расположением. Язычки пламени интенсивно жалили свежее полено, под которым пеклись раскаленные угли, переливающиеся различными оттенками красного и желтого. Через непродолжительное время огонь жадно поглотил полено и стал нервно плясать, будто не мог нарадоваться влажной, шипящей от жара, древесине. Пламя усилилось, и тени, падающие от травы, кустарников и деревьев, стали хаотично дергаться, то влево, то вправо и ввысь. Тоненькие искорки вздымались к темному небу, к звездам, но не успевали долететь до колючих ветвей сосен, как тут же затухали, растворяясь в ночном мраке.
Гренадер Петр жонглировал тремя черными ядрышками с толстыми веревочными фитилями, закрученными в спираль. Несмотря на то, что развлекался он вблизи от костра, никто не делал ему замечаний, хотя простая ошибка «жонглера» могла стоить жизни всем.
– Тихо-то как, – вздохнул Василий Петров. – Лес уж задремал совсем.
– Будет что-то, – сказал Матвей, ломая тонкие сухие веточки и бросая их в ненасытный огонь. – С тех пор как пришли французы, лес этот тихим стал, словно вымер. Да и листва потускнела. Порой, бывало, выйдешь на улицу, а зелень, как летняя, совсем еще молодая.
– Хех, – усмехнулся Петр. – Пускай месье Наполеон радуется. Зимушку нашу еще испробует на вкус. Ну, если, конечно, доживет до тех пор.
– Вот ты все веселишься, Петька, – покачал головой Ярослав, – а нашим оружия не хватает. Француз наглый, поэтому делает все, что на ум придет. Ребят молодых жалко…
– Жалко, – согласился Василий Петрович. – Как мухи нынче гибнут. И лишь только потому, что какому-то самоуверенному дурачку захотелось так.
– Но гибнут ребята за правое дело, – ускорил свое выступление Петр. – Русский народ всегда пытались побить и уничтожить. И вот такие молодые ребята, которых, несомненно, жалко, гибнут за родину свою. И это есть правое дело.
– А скажи, – усмехнулся Иван, – за правое ли дело мы сегодня все погибнем, если твои ловкие руки тебя вдруг неожиданно подведут?
– Не подведут, – ответил Петр и засмеялся. – Я столько лет жонглирую, что руки мои меня никогда не подводят.
Егерь Матвей резко встал и посмотрел вглубь леса.
– Тихо! – резко сказал он, махнув рукой.
Петр осекся, и руки его подвели. Черное ядрышко пролетело мимо его ладони и стремительно направилось к земле. Зрители, Иван, Ярослав и Василий Петрович, интуитивно напряглись и, казалось, были готовы бежать во все стороны.
Ловкач Петр быстро сориентировался и ловко поймал ядрышко на ногу, а затем подбросил его кверху и схватил в ладонь.
– Тьфу ты! – сплюнул наземь Василий Петров. – Игрун! Доиграешься же ведь…
– Да тихо, я вам говорю, – вновь попытался добиться тишины Матвей.
Он чуть отошел дальше и прислушался.
– Слышите? – шепотом спросил он.
Иван прищурился и слегка свел брови. Петр и Ярослав переглянулись.
– Кони ржут, – тихо протянул Василий Петров.
– А там, откуда доносится звук, ничего нет, – покачал головой Матвей. – Лес да поля. Ни единого поселения. Даже дороги нет.
– Может, наши? – предположил Иван, хотя сам сомневался в своем предположении.
Петр подбросил кверху ядро и хмыкнул. До недавнего времени он был совершенно спокоен и весел, а теперь стал угрюм и серьезен.
– Нужно проверить, – сказал Ярослав и интуитивно положил руку на рукоять сабли…
4
– А ну тебя в дышло, – прошипел Василий Петров, глядя из-за кустарника сквозь тьму.
– Пятьдесят конников, – сказал Ярослав. – Пятьдесят клятых французских конников.
– Какого черта они сидят в этой котловине? – спросил Иван.
– Тише вы, – пытался прислушаться Ярослав. – Они что-то говорят.
Драгун долго вслушивался в разговор двух французов, силуэты которых еле виднелись в колющей глаз темноте.
– Дело дрянь, – спустя некоторое время сказал Ярослав.
– Чего? – поинтересовался Матвей. – Что они сказали?
– Сегодня на рассвете, перед боем, они будут выступать, – прошептал драгун. – На рассвете…
– Куда? Зачем?
– На ставку Кутузова они готовят нападение. Хотят обезглавить русскую армию.
– Сколько еще времени осталось? – спросил Иван.
– Мало. Катастрофически мало.
– Успеем сообщить? – задумался Петр.
– Эх, – вздохнул Василий Петров. – Неправильно мыслишь. Уж послушай старого солдата.
– Отец прав, – сказал Иван. – Можем не успеть добраться.
– Вы понимаете, что это гиблое дело? – фальшиво усмехнулся Петр.
– Ну тогда вперед!
5
Резкая вспышка с последующим грохотом разорвала воздух, и французские лошади нервно заржали. Послышались человеческие крики, раздающиеся по всему, до недавнего времени тихому лесу.
Гренадер Петр поджег фитиль второй гранаты и тут же бросил ее в гущу французского отряда. Противник начал стрелять из ружей и пистолетов, призывая к бою своих братьев по оружию.
Иван оббежал котловину вокруг, стреляя по очереди из заряженных винтовок, которые он взял из сломанной повозки. Так же поступили Матвей, скрывшийся в лесных зарослях, словно лис, и Ярослав с Василием Петровым. Все они стреляли практически вслепую, но крики французских солдат подтверждали точность попаданий.
Иван отстрелял все заряды и вернулся обратно к месту, где лежало еще несколько ружей. Там он встретился с Ярославом, который, так же, как и кузнец, вернулся за оружием.
– Чего ты улыбаешься? – поинтересовался Иван, разглядев в темноте выражение лица драгуна.
– Хорош план-то, – ответил он. – Француз думает, что на них напал целый полк…
Разразившая тьму вспышка и грохот от взрыва гранаты Петра интуитивно заставили пригнуться бойцов. Клочки земли и щепки полетели в воздух, постепенно оседая наземь.
– Полк? – усмехнулся Иван. – Не подготовлен француз, раз так плохо русского мужика знает!
Тут подбежал Петр за очередной партией гранат.
– Чего расселись? Хватайте ружья! Француз нынче не так смел, нежели с пушками! – с ноткой веселья в голосе проговорил он.
– Беги! Беги, подлый император! Это наша земля! – орал Василий Петрович, стреляя из ружей, перебегая от дерева к дереву.
Французы стреляли наугад, наивно считая, что их окружили.
Бой тянулся, словно улитка, и предрассветный свет уже порядком осветил темное небо. Грохот перестрелки не стихал. Пули свистели, ломали ветки, застревали в деревьях.
Иван бежал вокруг котловины, держа наготове последнее заряженное ружье. Увидев спину своего отца, он тут же направился к нему, но странное предчувствие как-то внезапно взвилось вихрем в грудной клетке, тихонько щекоча душу, пульсируя сильными толчками в голове.
– Бать! – крикнул Иван, но ответа не дождался.
Прорываясь сквозь кустарники, кузнец достиг своего отца, и сердце замерло в странном порыве чувств. Василий Петров совершенно не желал отзываться и сидел на земле, оперевшись о дерево.
– Бать! Ты чего? – спросил Иван и схватил отца за плечо.
Тело старика свободно прильнуло к земле, и кузнец встретил совершенно холодный и пустой взгляд стеклянных глаз. Темное пятно разошлось на груди отца кузнеца, остановив мужественное сердце.
И время остановилось.
Больше не было того грохота, что распространяли ружья.
– Бать… ты чего? – практически шепотом спросил Иван, не желая верить в увиденное. – Батя…
Кузнец оцепенел, руки выпустили ружье, и кулаки сжались в страшной силе, захрустев в суставах.
Иван заревел страшным зверем, оглушая кавалькаду грохота ружей. Словно медведь, он яростно орал, разрывая воздух вокруг себя. Сердце забилось в страшном темпе, и ярость заполонила разум кузнеца, наполнив жесткие мышцы невероятной силой.
Он сорвался с места и, оглушительно вопя, помчался прямо на французов. В дыму и суматохе кузнец бил врага голыми руками, давил его, словно волкодав серых одичавших волков, озверевших и оголодавших жадностью. И не было в нем страха, и не было в нем безумства, и не было жалости, а была только злость, которую он хотел вылить из кипящего котла на французских солдат. Пули свистели мимо ушей, зловеще шипя, так и не достигая своей заветной цели.
Французский солдат бросился на Ивана, разя блестящей саблей. Но не помогла она ему. Кузнец схватил своего врага за горло и поднял над землей. Француз захрипел и выронил из рук оружие, схватившись за стальные руки кузнеца, давно уже закаленные железом, жаром и молотом. И русские руки оказались крепче тонкой французской шеи…
Ярослав схватил сразу две сабли и рванул в бой, в самое пекло, в самую гущу, громко крича исконно русскую ругань. Бился он славно, словно былинный витязь, отдавший клятву при рождении защищать и беречь русскую землю. И не было в нем страха, и не было в нем жалости, а только геройское чувство гордости за русский могучий дух.
И Петр пошел в бой, оставив про запас последнюю гранату. Он тоже бился славно. Ведь было за что…
Подлый штык французского ружья достиг груди драгуна, так ловко управляющегося с саблями. Достиг и водворил острую боль, которая все равно не была способна остановить смелого воина. Вражеский штык пал под гнетом русской сверкающей стали. Ярослав, переступив через себя, продолжил бой. И много тогда врагов он положил, много он отправил на тот свет французских солдат. И только резкая слабость свалила драгуна на землю. На ту самую, за которую он отдал свою жизнь. За ту землю, по которой ходили, ходят и будут ходить наши предки, наши сыны, дочери и жены…
Ловкач Петр все это видел, он взволнованно вбежал в гущу врагов, разя саблей, что как раскаленный нож, режущий масло, рвала кожу, мышцы и кость, отнимая жизнь.
И боль в спине, и боль в груди, боль в животе и плече. Холодная сталь настигла Петьку-ловкача, и зов предков услышал он вдалеке. Дух леса звал его, и он скоро придет.
Но не мог гренадер так просто броситься в гущу врагов, не оставив небольшой, но довольно весомый подарок врагу. Черное ядро с тлеющим фитилем мягко упало на землю, отскочив слегка и перевернувшись в воздухе. Но никто не увидел улыбки Петра, когда то самое ядро разорвалось под французскими ногами солдат, которые так и не поняли, что произошло…
И тишина.
Бесконечная тишина на рассвете. Мертвая тишина. Пороховой туман не желал покидать место боя, где был он порожден.
Множество поруганных тел лежало на поле брани, в безумном и сумасшедшем молчании. Ни стонов, ни криков, ничего…
Иван залился тяжелым кашлем и попытался скинуть с себя тело французского солдата, лежавшее на нем бездыханным мертвым грузом. В ушах гудело, тело ломило, колотая рана в боку кровоточила и противно ныла, сводя все внутри адским спазмом.
Кузнец заорал, преодолев боль, и скинул с себя мертвое тело. Силы еще оставались, и он поднялся. И узрели его очи страшное зрелище, смысл которого сознание противилось принимать и всеми сила отвергало.
Ярослав, Петр, Матвей, отец…
Все они лежали без каких-либо признаков жизни. И один только Иван, держась за раненный бок, смотрел на них и был живым. Ему хотелось орать от безумия, что охватило его, вопить от бессилия и боли, выть страшным волком.
– Жизнь так скоротечна, – прошептал он, и на глазах его появились мелкие кристально чистые блестящие капельки слез. – И ведь каждый из них до самого конца все равно верил в то, что останется в живых… И нет никому прощение за все те войны, что породил человек, и нет никому прощение за то, сколько сынов и матерей погибли от рук вражеских солдат.
В гуще мертвых тел один из французских раненых солдат застонал и попытался встать. Совсем еще мальчишка. Иван подошел к нему, и француз посмотрел на него жалостливыми глазами. Кузнец протянул ему руку и помог подняться.
– Беги, – сказал он. – Здесь нет тебе места. Ведь твое место там, где мать с отцом тебя ждут. Иди…
И не нужно было знать французу чужого языка, чтобы понять, что сказал ему кузнец.
Иван посмотрел на посветлевшее, выгнутое стеклянным куполом небо и вдалеке он услышал канонаду завязавшейся великой битвы, начало которой было здесь, где пал французский двадцатый отряд…
Петришин Денис, 17 лет, Апшеронск
Рейтинг: 3
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |