Хрустальное чудо
Я как всегда возвращался домой с универа. Погода была как раз под стать середине зимы. Хлопья белоснежного снега кружились в причудливом танце и медленно опускались на сверкающую, уже устланную белым одеялом землю. Они падали на мои растрепанные волосы и заваливали плечи. Уставшие деревья под весом снега лениво клонились к земле. Все вокруг было белым. Это давило на глаза, невозможно было смотреть на что-то столь чистое и прекрасное, как этот только что выпавший снег. В этом белоснежном, дремлющем мире остался только я, идущий в переулке между спящих домов. Это было довольно странно, но кругом не было ни одного человека. Я взглянул на стоящие рядом дома в надежде увидеть высунувшуюся из окна хозяйку, поспешно снимающую белье, но все окна были плотно закрыты.
Меня как будто спрятали за белоснежной стеной. Отгородили от мира, выгнали из моего времени, забрали все заботы. И как бы плохо все ни было в моей жизни сейчас, это не имело значения. То ли это был не я, то ли это был не мой мир. И пусть мать снова расплачется, узнав о решении выгнать меня из университета, а друзья в пропахшей табаком общаге сунут в руку рюмку, все это будет позже. Сейчас мою грудь сдавливало острое, почти невозможное ощущение счастья. Через неделю Новый год. Только сейчас мне по-настоящему захотелось чуда. Настоящего чуда!
Снег продолжал падать. Я поймал несколько снежинок в ладонь и посмотрел, как они тают на моей теплой коже.
Чудо… Что это вообще такое? Разве можно назвать чудом упавшие на тебя с неба деньги или очередную красавицу, упавшую на тебя с лестницы? Что судьба может дать мне в качестве чуда?
Теперь я лишь горько усмехнулся. Какое у меня может быть чудо? Я слишком приземлен, а чудо – это что-то воздушно-эфирное. Вот если бы снег не таял на моих ладонях, я мог бы просить чуда. А сейчас я могу лишь прийти домой и снова слушать причитания матери, стыдливо пряча глаза. Поэтому мне и не хотелось покидать эту искрящуюся вселенную.
Подойдя к краю дороги, туда где начинались сугробы, я начал лепить из снега маленькие комочки.
Я сам не знал, что на меня нашло, наверное, просто какое-то помутнение. Чудо… Смешно же ведь. Я резко стряхнул с волос снежинки и прошелся рукой по плечам. Взрослый парень, а на снег как ребенок реагирую.
Снежков накопилось уже довольно много. Я взял один и положил в сторону, к нему приложил еще один. Потом еще. И так, пока снежками я не выложил слово «Чудо». Этого показалось мне мало, и я продолжил. Через несколько минут на снегу появилось слово «Новогодние». Я встал с колен и, проваливаясь в снег, отошел, чтобы полюбоваться своим творением.
Вдруг я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Я поднял глаза вверх и увидел, что, высунувшись из окна на первом этаже, за мной наблюдает ребенок. Маленькая девчонка, лет десяти. Она внимательно смотрела на выложенную мной надпись, а я смотрел на нее. Кажется, что она о чем-то напряженно размышляла, чуть поджав губы, и смешно морщила лоб. Потом ее как будто осенило. Ребенок поднял на меня глаза и, улыбаясь, показал на надпись.
- Не «новогодние», а «новогоднее чудо». Ты неправильно написал, - тонким голоском обратилась она ко мне.
Я взглянул на свое творение и действительно увидел эту ошибку. Я был немного раздражен, что маленький ребенок заметил это, а я нет.
- Это мое чудо. И я хочу, чтобы оно было «Новогодние»!
Не знаю, чего это я вдруг решил спорить, но теперь отступать было поздно, и смотрел на девчушку.
- Но это ведь неправильно! Если написано неправильно, то и чудо будет неправильным! – кажется, девочка была оскорблена до глубины души моим ответом.
Я рассмеялся. Странная девчушка. Нет бы смутиться, так она с каким-то непонятным мной ругаться полезла.
- Эй, какая тебе разница? Чуда-то все равно не будет… - наверное, я сказал это слишком мрачным тоном.
Ребенок сразу поменялся в лице, теперь он выглядела скорее удивленной, чем рассерженной.
- Как не будет? Чудо будет! Обязательно будет! Ведь Новый год для того и есть, чтобы мерцание огоньков на домах и искры снежинок заманивали к нам чудо! И я знаю, что оно придет в каждый дом и в каждом оставит свою частичку!
- Замолчи! Ты просто еще мелкая, поэтому во всякую ерунду веришь! Для тебя чудо – это кукла под елкой, которую тебе туда подкинет мама! А что будет моим чудом? Ничего!!! Нет для меня чуда ни на Новый год, ни в другое время!
Докатился… Накричал на ребенка. Девчонка, кажется, даже заплакала. Но нет, она лишь как-то странно смотрела на меня своими серыми глазами, как будто не я только что как сумасшедший орал на нее.
- Чудо… Если ты не веришь, то его и не будет, и дело совсем не в том, есть оно для тебя или нет, а в том, веришь ты или нет. Я верю, и оно будет. Знаешь, я хочу, чтобы и у тебя было чудо, так что я буду верить и за тебя тоже, - ребенок лучезарно улыбнулся мне.
Больше не хотелось злиться. Я улыбнулся в ответ. Вдруг стало как-то тепло. Я до сих пор не верю в чудо, но, даже, несмотря на это, мне вдруг сильно захотелось, чтобы хотя бы для этого ребенка оно денек погостило на земле.
- Ну ладно, я тогда буду верить, что ты будешь верить, - сказав это, я начал пробираться к надписи на снегу. - Хочешь, выходи, и мы вместе напишем еще одно чудо?
Это, наверное, звучало довольно страшно… Какой-то незнакомый дядька зовет ребенка одного на улицу. Я уже пожалел, что сказал это.
- Мне нельзя выходить… - девочка как-то погрустнела.
- Нет, ты не подумай, я не маньяк какой-нибудь. Хочешь, можешь меня даже родителям показать…
Ребенок рассмеялся:
- Ты не похож на маньяка, у тебя глаза добрые. А мне никогда нельзя выходить.
- Вообще-то только у маньяков глаза добрыми и бывают, - ляпнул я, а потом вдруг до меня дошел смысл всей фразы. - А почему тебе никогда нельзя выходить? Натворила что ли что-то?
Хотя эта девчонка не была похожа на хулиганку. Очень бледная кожа, серые глаза и тонкая полоска окоченевших на морозе губ. Личико было обрамлено копной пшеничных волос. Видимо, ребенок стоял коленями на табуретке, поэтому ее было видно лишь по грудь. Она создавала впечатление фарфоровой куколки. За время нашего разговора она не сделала ни одного резкого движения. Никакого ребячьего задора и детской неусидчивости, одно спокойствие и осторожность в словах и движениях исходили от нее. Только глаза периодически загорались живым огоньком.
- Нет, не натворила.
Я ждал пояснений, но их не последовало. Я недоумевал. Как ребенок может никогда не выходить из дома? Может, эта засранка смеется надо мной?
- Эй, а снеговика слепить не хочешь?
Она округлила глаза.
- Из снега?
- А из чего же еще?
Вот уж странный ребенок.
- Я никогда не держала в руках снега.
Нет, она точно смеялась надо мной! Разве может ребенок в ее возрасте ни разу не лепить ничего из снега? Эта игра мне порядком надоела. Наклонившись, я взял маленький комочек снега и прицельно запустил им в ее окно. Я сделал это несильно, чтобы не попасть в ребенка и не разбить окно, но девочка все равно испуганно подалась назад.
- Ты чего? – в ее голосе читался ужас.
Кусочки снежка сползали вниз по стеклу.
- Потрогай снег! – я указал девочке на снежинки на окне.
Ребенок опасливо протянул руку и коснулся снежинок, тут же отдернув ручку. Потом, уже смелее, девочка поднесла руку к стеклу, позволив комочку упасть на ее ладонь. Он почему-то не спешил таять от тепла ее рук. Она поднесла снег к лицу и внимательно рассмотрела его. Дотронувшись до снежка пальцем второй руки, она заставила его распасться на маленькие кусочки. Девчушка рассмеялась, смотря, как снег превращается в воду на ее ладони и струйки торопливо ползут вниз, стремясь упасть.
- Похож на меня, только дотронешься, и сразу ломается. Хрупкий, как будто хрустальный… - сказала она.
Почему же я услышал в этих словах несвойственную ребенку грусть?
Похож на нее? Что за нелепое сравнение? Я снова взглянул на девочку. Она была чем-то опечалена, я чувствовал это так остро, что хотелось кричать. Ее печаль как будто разрывала меня изнутри… Разве можно так почувствовать человека только лишь после 15 общения? Я почувствовал.
- Почему ты плачешь? – после минутного молчания спросила она.
Я удивленно поднял глаза. Я ведь не уронил ни слезинки… Я уже забыл, когда в последний раз плакал. Все чаще печаль заменялась злобой, а грусть – раздражением. Но сейчас мне действительно было не по себе. Я и девочка в «хрустальном» мире. Два человека со слезами, спрятанными где-то в душе. Не зная, что ответить, я лишь повторил ее вопрос:
- А почему плачешь ты?
***
Вчера все случилось точно по моему сценарию.
Мать сначала кричала на меня, потом просто плакала. А я долго извинялся, оправдывался. Говорил, что завтра же принесу ректору свои извинения вместе с бутылкой хорошего коньяка. Что он не выгонит меня, что я стану учиться, что я буду вести себя как человек, что я буду…
Потом я ушел. Позвонили друзья, предложили отметить чей-то там день рождения. Я пил, лапал какую-то девку и курил в затяг. Но лучше от этого не становилось, напротив, мне было как-то мерзко. В голову постоянно лезли мысли о той девочке... Мы с ней долго говорили. Все-таки она умна не по годам.
Девка в моей постели страстно дыхнула на меня перегаром. Я отодвинулся от нее и, закрыв лицо руками, засмеялся. Вот оно, мое чудо... Грудастая девка в моей постели. Что мне еще нужно? Что еще мне могут предложить? В голову, как и вчера, лезли глубокие серые глаза ребенка.
Я оборвал смех и закрыл глаза. Девка что-то говорила, подбирая с пола разбросанные в пьяной страсти вещи.
Я думал о том, как сегодня снова пойду к её окну. Она ведь просила её навешать. Но я боялся идти, чувствовал себя грязным. Мне казалось, что даже после хорошего душа на мне останется тошнотворный запах духов этой девки, сигарет и вся грязь вчерашнего дня. Ребенку не стоит знать то, чему я посвятил ночь. Для нее я, кажется, стал чем-то светлым и чистым. Теперь ей не составит труда увидеть грязь, вчера так хорошо скрытую снегом.
Я с опаской взглянул на часы. Час дня... Вчера я увидел её в два. Скорее всего, и сегодня девчушка будет ждать меня в это же время. Я вскочил с постели, и, не обращая внимания на головную боль, помчался в душ. Выйдя из ванной, я все равно чувствовал себя грязным.
Съев на кухне какую-то полусъедобную гадость, я оделся и выбежал из дома.
Погода была не такой, как вчера. Волшебство не исчезло, но изменилось. Было тихо. До одури тихо и спокойно. Вчерашний снег застыл на деревьях и крышах. Будто сковав их в ледяные доспехи. Снующие туда-сюда люди стали фоном, элементом, оттеняющим это безмолвие. Не чувствовалась предновогодняя суета, что хозяйничала в центре города. Скорее это было предновогоднее затишье.
Я неловко лавировал между сугробами и людьми. Чертыхался и сшибал с пути менее маневренных прохожих. Они смеялись и, поднимаясь, отряхивали с себя снег. Потом я скользил и падал, заглядевшись на витрины магазинов. Наконец я добрел до её окна.
Я не ошибся. Девчушка, как и вчера, выглядывала из окна.
- Привет! - весело крикнул я.
Она, подождав пока я подойду еще ближе, сдержанно ответила:
- Здравствуй! Я и не думала, что ты придешь.
У меня тряслись руки. Казалось, что сейчас она поведет носиком и, скривившись от моей вони, в ужасе отбежит от окна.
- А зачем же тогда здесь стоишь?
Ребенок рассмеялся.
- Странный ты! Если бы я не стояла, ты бы точно не пришел.
- Почему? - её ответ немного озадачил меня.
- Потому что когда ничего не ждешь, ничего и не приходит.
- Ясно...
- Ты сегодня не такой как вчера.
Я вздрогнул от этих слов. По моей спине скатилась капелька холодного пота. Она заметила.
- Ты как-то напряжен. Что-то случилось? – девочка улыбнулась. - Ты можешь мне рассказать.
Только дети могут так улыбаться. Стало как-то легче, не то что бы ушла грязь, а просто я почувствовал, что эта девочка не обожествила меня, а просто приняла таким, какой я есть вчера. Захотелось выговориться, как на духу выложить ей все проблемы и тревоги. Расплакаться, рассмеяться, разозлиться под взглядом лукавых серых глаз. Но ей лучше не знать подробностей. И поэтому я, глядя в сторону и как будто даже не ей, произнес:
- Грязным себя чувствую…
Сказал и тут же пожалел. Она же просто ребенок, она не поймет. Не уловит разницу в голосе, не обратит внимания на значение слов.
- Грязный… Знаешь, ты же можешь отмыться, - конечно же, она не поняла, в каком смысле я сказал это. – Просто ты еще не нашел ту воду, которая сможет очистить тебя. Но знаешь, когда-нибудь с тебя смоют грязь, позволив снова почувствовать себя чистым…
Я рассмеялся. Не стоит недооценивать эту девочку.
- То есть ты хочешь сказать, что я не в той воде моюсь.
- Ага, в грязной воде отмыться пытаешься… Уйди оттуда и найди чистый родник или же открой свой источник.
Черт, детские слова как пощечина. Как она узнала? Как может так легко с той же улыбкой тыкать меня лицом в то, что я так старательно прятал?
- Ладно, считай, я этого не говорила! – девочка шутливо подмигнула мне.
Я переминался с ноги на ногу. Было довольно тяжело стоять, задрав голову вверх по колени в снегу.
- Может, я отпрошу тебя у родителей, и мы часок по городу походим? Там уже все к Новому году украшено и елка в центре большая-большая – я, подпрыгнув и разведя руками, попытался показать размер елки.
- Я же говорила, что не могу выходить на улицу. Тем более мама на работе.
- Ну, тогда скажи, что тебе на Новый год подарить? Всего-то шесть дней осталось.
Девочка посмотрела на меня. Глаза удивленно округлились.
- Ты сделаешь мне подарок? – в ее голосе слышался трепет и восхищение.
- А как же! Ведь праздник все-таки! Говори, что хочешь! – я просто не удержался от улыбки во весь рот.
- А можно, это сюрприз будет?
- Конечно!
Ребенок просто сиял от счастья. Ее руки дернулись в попытке захлопать в ладоши, но на середине движения она остановила себя. И просто улыбаясь, глядела на меня.
- Тогда… Тогда я тоже подарю тебе что-нибудь! Что-нибудь очень-очень красивое!!! - вот теперь она не сдержалась и сжала свои ручки в кулачки.
- Эй, эй, ты только не заплачь от счастья!
Мне тоже передалась эйфория этого ребенка, и я был готов сам удариться в слезы.
- Можно попросить? – чуть покраснев, сказала она.
- Давай! – разрешил я.
- А можно, это будет что-то из хрусталя? – румянец сильнее выступил на ее щеках. – Пусть маленькое, но из хрусталя, можно?
Глядя на ее смущенное личико, я просто не мог отказать. Хоть хрусталь и стоит прилично, но раз в год я могу позволить себе это. Тем более если это хоть немного приблизит ее к чуду.
- Конечно, ведь Новый год все-таки.
Она вдруг стала печальной и еле слышно произнесла:
- Хрустальный как я.
***
Тридцать первое декабря!!! Я уже давно не чувствовал такого счастья. Особенно чуждо мне то, что оно пришло по такому поводу. Может, только в глубоком детстве, я чувствовал нечто подобное, но все это забылось, и сегодняшняя эйфория как будто впервые затопила меня. Мне хотелось носиться по дому. Громко петь, дико танцевать, достать из кладовки шары и гирлянды и наконец нарядить елку. Мать глядела на меня как на сумасшедшего. Она привыкла, что, навещая ее в Новый год, я маюсь от скуки и постоянно издеваюсь над ее порывами как-то подготовиться к празднику. И вот теперь я тереблю мать и, дрожа от нетерпения, пытаюсь, как непослушный пес, выхватить из ее рук список продуктов для праздничного стола.
Мама, подняв руку, провела по моей щеке и растормошила волосы на затылке:
- Вот теперь-то хоть на живого похож, а не как мертвец ходячий, - я замотал головой, пытаясь скинуть руку матери, но она лишь притянула меня к себе, обнимая. - Что же за чудо с тобой произошло? – совсем тихонько сказала она.
Я взял список и выбежал за дверь.
Наконец я оказался на улице! Холодный ветер дул в лицо, о щеки кололись снежинки, принесенные им. Небо было серым и каким-то низким. Оно угрожающе нависло над городом. Деревья клонились вниз, с облегчением сбрасывая с себя снежную корку. Но все-таки погода была довольно терпимой. Солнце еще глядело на нас своими янтарным глазом и пусть иногда будто «моргало», скрываясь за облачками, все равно освещало мой путь.
Еще вчера я ходил выбирать подарок, но как назло мне не хватило каких-то ста рублей на то, что я так долго искал. Если бы меня попросили нарисовать чудо, я бы изобразил именно то, что выбрал вчера. Это был кораблик из хрусталя. Маленький кораблик с уймой тонких парусов, острой мачтой и флажками на верхушке! Он был как настоящий. Казалось, что он сорвется с подставки и пойдет в плаванье по снежному небу. Когда я увидел его, я сразу понял, что он и есть то, что я искал.
А продавался он в одной из малозаметных лавочек в центре города. Работал там забавный старик, который жил на этаж выше своей лавки Узнав, что денег мне не хватает, старичок предложил сегодня забежать к нему и донести оставшиеся деньги. Я с радостью согласился и поэтому сейчас с такой скоростью несся к центру.
Сверкали витрины магазинов, смешные промоутеры пихали мне в руки листовки, играла музыка. Вокруг было много детей. Малышня резвилась на горках и общипывала елку. На миг мне показалось, что она есть среди них, но я знал, что это не так. Просто я понял, что не могу представить ее среди других детей. Она жила в своем мире, где вечно правило спокойное, несуетливое, улыбчивое Ожидание Чуда. Девочка не могла играть с другими детьми, но и не могла заразиться от них мелочностью и завистью. Все просто.
Я до сих пор помнил ее странные слова. Сказала что «хрустальный ребенок». Как это понимать? Очередное глупое сравнение, или она действительно игра моего воображения, сделанная из хрусталя?
Бедный ребенок, я бы на нее месте совсем сошел с ума. Она рассказала, что из родителей у нее только мама. Да и то она вкалывает на трех работах и почти не бывает дома… Даже Новый год, если бы не я, ей пришлось бы праздновать в одиночестве.
Я свернул за угол и оказался прямо у дверей лавочки. Старичок уже ждал меня на первом этаже. У него в руках была красная коробочка, в которой лежал кораблик.
- Вот деньги. Огромное спасибо, что придержали его для меня, - я пожал старичку руку.
- Ну что ты, мне совсем не трудно! С наступающим тебя и будущую владелицу кораблика. Не хочешь чайка с конфетами выпить? А то мне совсем одиноко сидеть здесь.
Я бросил взгляд на часы на стене, было шесть часа вечера. Можно было чуть-чуть побыть здесь. Потом быстро забегу к матери. Отнесу продукты и предупрежу, что возможно приду очень поздно и побегу к девочке.
Закрыв коробочку с корабликом, я положил ее в сумку и ответил старичку:
- Конечно. Если вам хочется, то я могу часок-другой посидеть с вами.
Он улыбнулся, и взяв меня за рукав, повел вверх по лестнице.
Дом был очень старый. В нем пахло пылью и лаком, которым обычно покрывают антикварные вещи. На стенах висели картины, они тоже были выставлены на продажу. В середине комнаты стояла елка. Громадная зеленая красавица. На ней пыльными гроздьями висели игрушки. Рыжие кролики, балерины и цирковые лошадки неслись по ее зеленым ветвям. На окнах висели самодельные снежинки. Стол были накрыт красной скатертью. На нем стояли свечки и две кружечки с чаем. Также там была вазочка с чем-то вкусным.
Дедушка, поставив на стол вазочку с вареньем, заварник и мандарины, сел напротив меня.
- Любишь мандарины?
- Очень, особенно в Новый год.
Я взял один оранжевый шарик и принялся чистить.
- Я тоже люблю. И жена моя любила, и мать любила. Знаешь, тот кораблик, что у тебя в сумке еще мою мать помнит. Она говорила, что он для нее символом, эдаким талисманом был. Хорошая вещь. Ты его для девушки, поди, приглядел?
Я замотал головой, и докушав сладкую мандариновою дольку, ответил:
- Нет. Это для ребенка. Она очень просила что-нибудь из хрусталя.
- А на кой ребенку что-то хрустальное? Ты бы лучше ей коняшку али куколку взял.
Лукавые морщинки залегли у глаз старичка. Он неспешно, с прихлебом попивал чай, медленно разворачивая конфетку.
- Не знаю, но девочка, почему-то говорит что она похожа на этот камень.
- На хрусталь?
Не зная, с чего это я так разболтался, я долго рассказывал старичку о девочке. Объяснял, что она сама не хочет выходить из дома, и я каждый день хожу к ней. И сегодня в этот новогодний вечер я тоже пойду к ней.
Дедушка внимательно слушал меня, но с каждым моим словом лицо его становилось мрачнее. И когда я дошел до нашей вчерашней беседы, он вскочил с места и, проворно огибая елку, унесся куда-то.
- Внучок, ты это только побыстрее к ней поди. Вот тебе книжица, сам не расскажу, ты лучше сейчас прочти ее, да и иди.
Я снова глянул на часы. Надо же, мы разговаривали уже два с половиной часа. Сорвался с места.
- Дедушка, извините, сейчас мне не до книжек, давайте потом. Мне уже бежать надо.
Я подошел к старичку и еще раз пожал его руку. Он все-таки дал мне книжку и проводил к двери, взяв обещание навещать его и как можно скорее пойти к девочке.
Не знаю почему меня не насторожили его слова, наверное, было просто не до этого.
Погода все-таки испортилась. Небо потемнело. Ветер усилился, и теперь деревья почти припали к земле. Ветер задувал в щели между домов и невольно становилось страшно от звука, который при этом получался. Противными колкими песчинками снег жег кожу. Идти было трудно, гололедица и ветер мешали моим движениям, но я все равно пробирался к дому.
Добравшись до двери, я забарабанил в нее. Взволнованная мать дала мне подзатыльник за задержку и впустила домой.
- Ма, я сегодня поздно подойду! Так что может теть Веру и всех остальных пригласить, я обещаю трезвым прийти! – крикнул я, забегая в ванну.
Мне требовался теплый душ.
- Поешь и пойдешь!
Я в одном полотенце влетел на кухню и быстро проглотил картошку с мясом, вливая в себя стакан уже поднадоевшего чая. За это я снова получил подзатыльник от матери.
- Куда ж ты так спешишь?
- Мааа, - прогнусил я, - Дедом Морозом подрабатывать буду.
Подмигнув, я выбежал из кухни.
Быстро напялив на себя джинсы и толстовку, я проверил время. Полтора часа до Нового года.
- Ма, я пошел!
Схватив сумку, я выскочил за дверь.
В подъезде было темно и противно воняло чем-то. Я уже подошел к двери на улицу, как услышал чье-то покашливание за спиной. Я оторопело оглянулся.
- Привет. Узнал?
Я напряг зрение, но все равно было слишком темно, чтобы я мог хоть что-то рассмотреть. Я видел лишь силуэт. Видимо, это была девушка
- Не видишь, что ли?
Отступив на шаг, силуэт вышел в то место, где было чуть светлее. Точно, это была девушка. Большие накрашенные глаза, ровный цвет лица, полученный с помощью какой-то там пудры. Тонкая кожаная курточка, плотно обегающая довольно большую грудь. Ножки в джинсах-«сигаретках». Таких кажется, называют красивыми.
И что же этому «чуду» от меня понадобилось?
- Эмм… Привет. Ты что-то хотела?
Ее глаза округлились так, я что невольно испугался, что они могут вывалиться.
- Ты что, не узнал?
Я снова присмотрелся. Точно, что-то знакомое в ней было. Глянул на лицо, снова перевел глаза на грудь. Кажется, она – та девушка, которая была у меня после разговора с девочкой.
Я наугад ляпнул какое-то имя и, кажется, все-таки промахнулся…
- Да как ты смеешь? Мне твои друзья сказали, что тебе не с кем Новый год отпраздновать, я пришла, а ты уже даже меня не помнишь?
В ушах звенело от ее истеричного голоса.
- Знаешь, я тороплюсь, давай завтра обсудим то, какая я сволочь.
Я попытался выйти из подъезда, но девушка схватила меня за рукав.
- Никуда ты не пойдешь! Ты же еще недавно мне в любви признавался!
Меня решительно бесила эта ситуация. Тем более меня не покидала смутная тревога.
- Еще недавно я тебя не знал даже. Отцепись, пожалуйста, я спешу!
Девка зашипела и прижала меня к стене.
- Ты никуда, никуда, никуда от меня не денешься!!!
От нее пахло корицей и сигаретами. Меня тошнило от этого запаха, но она все упорнее впивалась в мои губы. Не выдержав, я оттолкнул ее и вытер губы.Она стянула с меня сумку и скинула ее на пол.
- Что там, подарочки? – она хохотнула. - Хочу посмотреть!
Она наступила безобразным алым каблуком на сумку. И еще раз, как будто знала, что там есть что-то, что может разбиться. Еще немного, и она раздавит кораблик. Я подбежал и отшвырнул ее прочь.
- Тварь, зачем тебе это все? Сгинь!!! - я был действительно зол.
Мне было все равно на то, что передо мной была девушка, а не демон. Но она лишь смеялась. Громко и глухо.
- Ты думаешь, я тварь? А вот и нет! Это ты тварь!!! Посмотри, я хотя бы признаю это и согласна оставаться в дерьме, раз здесь мое место. А ты по уши в нем увяз и все равно цепляешься за чистых!!! Ты затягиваешь их в свое дерьмо тоже. Ты тварь… За счет других к солнцу… Лезь, давай, лезь!
Она закрыла глаза и, кажется, упала в обморок.
Я поднял свою сумку. Она открылась, и на полу осталась книжка, врученная мне старичком. Я наклонился, чтобы поднять ее и вдруг мой взгляд зацепился за строчку.
«Хрустальные дети»…
Так начиналась страница, на которой открылась книга. Я поднял ее с пола и начал читать.
«Хрустальные дети – это дети, которые больны несовершенным остеогенезом, то есть хрустальной ломкой костей. Их кости такие хрупкие, что ломаются даже под тяжестью одеяла. Они редко доживают до совершеннолетия. Эти дети редко выходят из дома, потому что каждое неосторожное движение для них чревато переломом, а падения равны смерти…»
Перед глазами плыло.
«Ломаются под тяжестью одеяла… Переломы… Смерть… Хрустальный ребенок».
Меня тошнило, вдруг накатила тревога. Она звенела в ушах, заставляла сердце плясать сумасшедший танец. Книга выпала из моих рук. Меня не покидало чувство, что что-то должно случиться.
Я побежал к двери, ударился плечом. Нашарил кнопку и вылетел на улицу.
Ветер стал еще сильнее. Теперь это был настоящий ураган. Темное грозное небо, казалось, висело в сантиметре от меня.
Я как в лихорадке метался по улице, пытаясь понять, куда мне надо идти. Перед глазами стояло лицо девочки, мне виделось, что оно рассыпается на кусочки и разлетается стеклянными брызгами.
Дыхание срывалось. Быстрее, быстрее, мне нужно быстрее к ней. Столько драгоценного времени было потрачено на всякие пустяки.
Часы на руке показывали одиннадцать с половиной часов. Я побежал. Спотыкаясь, задыхаясь от предчувствия и неспособности что-либо сделать.
Неудержимым потоком на меня нахлынуло это чувство. Ему нет названия, был это ужас или что-то еще, но это был почти предел натяжения нервных волокон.
В глазах мутнело. Мне еще никогда не было так страшно. Возможно, сейчас я сотру ту грань, которая отделяет это чувство от сумасшествия. Я сам не замечал, как с бега переходил на какой-то странный нечеловеческий шаг. Я был уже почти в центре, еще чуть-чуть и я успею.
В сумке гремел хрустальный кораблик. Я держал на нем руку, будто это пропуск в ее мир и то, что держит ее в нем.
Мир… Сейчас, вот-вот, через миг. Рассыплется, расколется, разобьется.
Я задыхался.
***
Девочка все сильнее высовывалась из окна, она уже порядком устала стоять на этой табуретке коленями. Поэтому она стала подниматься на ноги. Носочки скользили по лакированной поверхности стула. Девочка перегибалась через подоконник, пытаясь высмотреть кого-то… Табуретка наклонялась под весом девочки.
***
Я прорывался сквозь толпы празднующих людей в центре и продолжал свою бешеную гонку.
Наконец я оказался около домов ее района. Совсем немного. Ветер дул так же сильно. Меня сдувало, я еле двигался. Я скользил по этому проклятому льду. Падал. Кажется, я ушиб ногу при падении, мне было все труднее идти.
Я видел девочку, выглядывающую из окна, в своем воображении. Я мчался к ней и успевал поймать ее в момент падения, но это была лишь мечта. На самом деле в безуспешных попытках подняться я застрял в каких-то пятистах метрах от ее дома. В окне каждого дома меня виделась ее фигурка…
Я прижимал к груди кораблик…
***
Девочка уже почти наполовину выглянула из окна. Скоро уже будет полночь, а его все не было. Наверное, он уже рядом, надо просто выглянуть чуть дальше, чтобы увидеть его. Да, да надо выглянуть подальше…
Еще чуть-чуть…
Ноги соскользнули…
***
Кораблик разбился…
Он выпал из моих рук и упал на лед. Разлетелся на куски. Вдребезги.
Я остановился. Не было смысла продолжать бег. Услужливое воображение уже нарисовало мне картину.
Девочка на снегу. Маленькие ручки вывернуты под неестественным углом. Как-то причудливо изогнулась шейка. Как сломанная кукла. Хрустальной пылью рассыпались кости в ее ногах. Вот так обычно ломаются игрушки.
Я упал рядом с корабликом.
- Сейчас, сейчас мы тебя склеим… Да. Я же не могу явиться без подарка.
Мои замерзшие руки упорно прислоняли осколки друг к другу. Но ветер уносил их прочь…
Что-то оборвалось во мне.
Из чьих-то окон донесся издевательский бой курантов.
***
Я легонько крутил бокал. Алая жидкость в нем кружилась и подбиралась все ближе к краям. На стеклянной поверхности отражался мой глаз и часть лица. Довольно жутко смотрится. Тем более бокал хрустальный…
Прошло уже много лет. Слишком много, чтобы помнить сколько. Я ошибся за эти годы столько раз, что ошибкой было бы считать. Но все-таки я выбрался, выкарабкался. И сейчас на кухне хозяйничает моя беременная жена.
Мне до сих пор немного больно, но теперь я понимаю, что если бы не та хрустальная девочка, я бы погиб. Задохнулся бы в зловонной жиже, в которой плавал до тех пор. А она хоть и погасла, но все же показала, что где-то может быть свет.
…Тогда я пришел к ее дому только через несколько минут. Пришел и увидел скорую помощь, ее рыдающую у носилок мать и увидел смерть. Она смотрела на меня из закрытых глаз, она выглядывала из-за сломанных рук и вывернутых ног моей девочки. Нет, я не плакал. Я бился в истерике. Я сжимал осколки «чуда» так, что из ладоней сочилась кровь. До последнего не верил. Расталкивая врачей, подошел к носилкам. Встретившись с моим взглядом, даже ее мать отошла в сторону. Я дотронулся до ее плеча. Холодная. Посмотрел на лицо. На золотистые локоны и все такую же тонкую полоску губ.
Следующий год прошел, как во сне… Я метался как зверь в клетке. Начал пить. Ушел из института. Больше я ничего об этом времени не помню.
А потом я встретил ее мать. Закутанную в черное пальто низенькую женщину с выцветшими слезящимися глазами. Она взяла меня за руку и куда-то повела. Через пять минут мы стояли у входа на кладбище.
Вот тогда я и заплакал. Разрыдался как маленький, глядя на одинокий цветочек на ухоженной могилке. Как я мог? Строил из себя главного пострадавшего, а ей даже цветов ни разу не принес. Было больно. Все внутри рвалось на части. Я горел, но теперь не для того чтобы сгореть, а для того чтобы возродиться
…Вино почти выплеснулось из бокала.
Я теперь врач-хирург. Закончил мединститут с красным дипломом и работаю в престижной клинике, каждый день спасая людей. Каждые полгода я бываю на ее могиле. Каждые полгода я рассказываю ей о жизни. Я думаю, она бы обрадовалась, узнав, что я теперь по-настоящему живу. Девочка стала тем, что научило меня жить. Стала моим чудом.
…Я залпом выпил вино под первые удары курантов.
Меня как будто спрятали за белоснежной стеной. Отгородили от мира, выгнали из моего времени, забрали все заботы. И как бы плохо все ни было в моей жизни сейчас, это не имело значения. То ли это был не я, то ли это был не мой мир. И пусть мать снова расплачется, узнав о решении выгнать меня из университета, а друзья в пропахшей табаком общаге сунут в руку рюмку, все это будет позже. Сейчас мою грудь сдавливало острое, почти невозможное ощущение счастья. Через неделю Новый год. Только сейчас мне по-настоящему захотелось чуда. Настоящего чуда!
Снег продолжал падать. Я поймал несколько снежинок в ладонь и посмотрел, как они тают на моей теплой коже.
Чудо… Что это вообще такое? Разве можно назвать чудом упавшие на тебя с неба деньги или очередную красавицу, упавшую на тебя с лестницы? Что судьба может дать мне в качестве чуда?
Теперь я лишь горько усмехнулся. Какое у меня может быть чудо? Я слишком приземлен, а чудо – это что-то воздушно-эфирное. Вот если бы снег не таял на моих ладонях, я мог бы просить чуда. А сейчас я могу лишь прийти домой и снова слушать причитания матери, стыдливо пряча глаза. Поэтому мне и не хотелось покидать эту искрящуюся вселенную.
Подойдя к краю дороги, туда где начинались сугробы, я начал лепить из снега маленькие комочки.
Я сам не знал, что на меня нашло, наверное, просто какое-то помутнение. Чудо… Смешно же ведь. Я резко стряхнул с волос снежинки и прошелся рукой по плечам. Взрослый парень, а на снег как ребенок реагирую.
Снежков накопилось уже довольно много. Я взял один и положил в сторону, к нему приложил еще один. Потом еще. И так, пока снежками я не выложил слово «Чудо». Этого показалось мне мало, и я продолжил. Через несколько минут на снегу появилось слово «Новогодние». Я встал с колен и, проваливаясь в снег, отошел, чтобы полюбоваться своим творением.
Вдруг я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Я поднял глаза вверх и увидел, что, высунувшись из окна на первом этаже, за мной наблюдает ребенок. Маленькая девчонка, лет десяти. Она внимательно смотрела на выложенную мной надпись, а я смотрел на нее. Кажется, что она о чем-то напряженно размышляла, чуть поджав губы, и смешно морщила лоб. Потом ее как будто осенило. Ребенок поднял на меня глаза и, улыбаясь, показал на надпись.
- Не «новогодние», а «новогоднее чудо». Ты неправильно написал, - тонким голоском обратилась она ко мне.
Я взглянул на свое творение и действительно увидел эту ошибку. Я был немного раздражен, что маленький ребенок заметил это, а я нет.
- Это мое чудо. И я хочу, чтобы оно было «Новогодние»!
Не знаю, чего это я вдруг решил спорить, но теперь отступать было поздно, и смотрел на девчушку.
- Но это ведь неправильно! Если написано неправильно, то и чудо будет неправильным! – кажется, девочка была оскорблена до глубины души моим ответом.
Я рассмеялся. Странная девчушка. Нет бы смутиться, так она с каким-то непонятным мной ругаться полезла.
- Эй, какая тебе разница? Чуда-то все равно не будет… - наверное, я сказал это слишком мрачным тоном.
Ребенок сразу поменялся в лице, теперь он выглядела скорее удивленной, чем рассерженной.
- Как не будет? Чудо будет! Обязательно будет! Ведь Новый год для того и есть, чтобы мерцание огоньков на домах и искры снежинок заманивали к нам чудо! И я знаю, что оно придет в каждый дом и в каждом оставит свою частичку!
- Замолчи! Ты просто еще мелкая, поэтому во всякую ерунду веришь! Для тебя чудо – это кукла под елкой, которую тебе туда подкинет мама! А что будет моим чудом? Ничего!!! Нет для меня чуда ни на Новый год, ни в другое время!
Докатился… Накричал на ребенка. Девчонка, кажется, даже заплакала. Но нет, она лишь как-то странно смотрела на меня своими серыми глазами, как будто не я только что как сумасшедший орал на нее.
- Чудо… Если ты не веришь, то его и не будет, и дело совсем не в том, есть оно для тебя или нет, а в том, веришь ты или нет. Я верю, и оно будет. Знаешь, я хочу, чтобы и у тебя было чудо, так что я буду верить и за тебя тоже, - ребенок лучезарно улыбнулся мне.
Больше не хотелось злиться. Я улыбнулся в ответ. Вдруг стало как-то тепло. Я до сих пор не верю в чудо, но, даже, несмотря на это, мне вдруг сильно захотелось, чтобы хотя бы для этого ребенка оно денек погостило на земле.
- Ну ладно, я тогда буду верить, что ты будешь верить, - сказав это, я начал пробираться к надписи на снегу. - Хочешь, выходи, и мы вместе напишем еще одно чудо?
Это, наверное, звучало довольно страшно… Какой-то незнакомый дядька зовет ребенка одного на улицу. Я уже пожалел, что сказал это.
- Мне нельзя выходить… - девочка как-то погрустнела.
- Нет, ты не подумай, я не маньяк какой-нибудь. Хочешь, можешь меня даже родителям показать…
Ребенок рассмеялся:
- Ты не похож на маньяка, у тебя глаза добрые. А мне никогда нельзя выходить.
- Вообще-то только у маньяков глаза добрыми и бывают, - ляпнул я, а потом вдруг до меня дошел смысл всей фразы. - А почему тебе никогда нельзя выходить? Натворила что ли что-то?
Хотя эта девчонка не была похожа на хулиганку. Очень бледная кожа, серые глаза и тонкая полоска окоченевших на морозе губ. Личико было обрамлено копной пшеничных волос. Видимо, ребенок стоял коленями на табуретке, поэтому ее было видно лишь по грудь. Она создавала впечатление фарфоровой куколки. За время нашего разговора она не сделала ни одного резкого движения. Никакого ребячьего задора и детской неусидчивости, одно спокойствие и осторожность в словах и движениях исходили от нее. Только глаза периодически загорались живым огоньком.
- Нет, не натворила.
Я ждал пояснений, но их не последовало. Я недоумевал. Как ребенок может никогда не выходить из дома? Может, эта засранка смеется надо мной?
- Эй, а снеговика слепить не хочешь?
Она округлила глаза.
- Из снега?
- А из чего же еще?
Вот уж странный ребенок.
- Я никогда не держала в руках снега.
Нет, она точно смеялась надо мной! Разве может ребенок в ее возрасте ни разу не лепить ничего из снега? Эта игра мне порядком надоела. Наклонившись, я взял маленький комочек снега и прицельно запустил им в ее окно. Я сделал это несильно, чтобы не попасть в ребенка и не разбить окно, но девочка все равно испуганно подалась назад.
- Ты чего? – в ее голосе читался ужас.
Кусочки снежка сползали вниз по стеклу.
- Потрогай снег! – я указал девочке на снежинки на окне.
Ребенок опасливо протянул руку и коснулся снежинок, тут же отдернув ручку. Потом, уже смелее, девочка поднесла руку к стеклу, позволив комочку упасть на ее ладонь. Он почему-то не спешил таять от тепла ее рук. Она поднесла снег к лицу и внимательно рассмотрела его. Дотронувшись до снежка пальцем второй руки, она заставила его распасться на маленькие кусочки. Девчушка рассмеялась, смотря, как снег превращается в воду на ее ладони и струйки торопливо ползут вниз, стремясь упасть.
- Похож на меня, только дотронешься, и сразу ломается. Хрупкий, как будто хрустальный… - сказала она.
Почему же я услышал в этих словах несвойственную ребенку грусть?
Похож на нее? Что за нелепое сравнение? Я снова взглянул на девочку. Она была чем-то опечалена, я чувствовал это так остро, что хотелось кричать. Ее печаль как будто разрывала меня изнутри… Разве можно так почувствовать человека только лишь после 15 общения? Я почувствовал.
- Почему ты плачешь? – после минутного молчания спросила она.
Я удивленно поднял глаза. Я ведь не уронил ни слезинки… Я уже забыл, когда в последний раз плакал. Все чаще печаль заменялась злобой, а грусть – раздражением. Но сейчас мне действительно было не по себе. Я и девочка в «хрустальном» мире. Два человека со слезами, спрятанными где-то в душе. Не зная, что ответить, я лишь повторил ее вопрос:
- А почему плачешь ты?
***
Вчера все случилось точно по моему сценарию.
Мать сначала кричала на меня, потом просто плакала. А я долго извинялся, оправдывался. Говорил, что завтра же принесу ректору свои извинения вместе с бутылкой хорошего коньяка. Что он не выгонит меня, что я стану учиться, что я буду вести себя как человек, что я буду…
Потом я ушел. Позвонили друзья, предложили отметить чей-то там день рождения. Я пил, лапал какую-то девку и курил в затяг. Но лучше от этого не становилось, напротив, мне было как-то мерзко. В голову постоянно лезли мысли о той девочке... Мы с ней долго говорили. Все-таки она умна не по годам.
Девка в моей постели страстно дыхнула на меня перегаром. Я отодвинулся от нее и, закрыв лицо руками, засмеялся. Вот оно, мое чудо... Грудастая девка в моей постели. Что мне еще нужно? Что еще мне могут предложить? В голову, как и вчера, лезли глубокие серые глаза ребенка.
Я оборвал смех и закрыл глаза. Девка что-то говорила, подбирая с пола разбросанные в пьяной страсти вещи.
Я думал о том, как сегодня снова пойду к её окну. Она ведь просила её навешать. Но я боялся идти, чувствовал себя грязным. Мне казалось, что даже после хорошего душа на мне останется тошнотворный запах духов этой девки, сигарет и вся грязь вчерашнего дня. Ребенку не стоит знать то, чему я посвятил ночь. Для нее я, кажется, стал чем-то светлым и чистым. Теперь ей не составит труда увидеть грязь, вчера так хорошо скрытую снегом.
Я с опаской взглянул на часы. Час дня... Вчера я увидел её в два. Скорее всего, и сегодня девчушка будет ждать меня в это же время. Я вскочил с постели, и, не обращая внимания на головную боль, помчался в душ. Выйдя из ванной, я все равно чувствовал себя грязным.
Съев на кухне какую-то полусъедобную гадость, я оделся и выбежал из дома.
Погода была не такой, как вчера. Волшебство не исчезло, но изменилось. Было тихо. До одури тихо и спокойно. Вчерашний снег застыл на деревьях и крышах. Будто сковав их в ледяные доспехи. Снующие туда-сюда люди стали фоном, элементом, оттеняющим это безмолвие. Не чувствовалась предновогодняя суета, что хозяйничала в центре города. Скорее это было предновогоднее затишье.
Я неловко лавировал между сугробами и людьми. Чертыхался и сшибал с пути менее маневренных прохожих. Они смеялись и, поднимаясь, отряхивали с себя снег. Потом я скользил и падал, заглядевшись на витрины магазинов. Наконец я добрел до её окна.
Я не ошибся. Девчушка, как и вчера, выглядывала из окна.
- Привет! - весело крикнул я.
Она, подождав пока я подойду еще ближе, сдержанно ответила:
- Здравствуй! Я и не думала, что ты придешь.
У меня тряслись руки. Казалось, что сейчас она поведет носиком и, скривившись от моей вони, в ужасе отбежит от окна.
- А зачем же тогда здесь стоишь?
Ребенок рассмеялся.
- Странный ты! Если бы я не стояла, ты бы точно не пришел.
- Почему? - её ответ немного озадачил меня.
- Потому что когда ничего не ждешь, ничего и не приходит.
- Ясно...
- Ты сегодня не такой как вчера.
Я вздрогнул от этих слов. По моей спине скатилась капелька холодного пота. Она заметила.
- Ты как-то напряжен. Что-то случилось? – девочка улыбнулась. - Ты можешь мне рассказать.
Только дети могут так улыбаться. Стало как-то легче, не то что бы ушла грязь, а просто я почувствовал, что эта девочка не обожествила меня, а просто приняла таким, какой я есть вчера. Захотелось выговориться, как на духу выложить ей все проблемы и тревоги. Расплакаться, рассмеяться, разозлиться под взглядом лукавых серых глаз. Но ей лучше не знать подробностей. И поэтому я, глядя в сторону и как будто даже не ей, произнес:
- Грязным себя чувствую…
Сказал и тут же пожалел. Она же просто ребенок, она не поймет. Не уловит разницу в голосе, не обратит внимания на значение слов.
- Грязный… Знаешь, ты же можешь отмыться, - конечно же, она не поняла, в каком смысле я сказал это. – Просто ты еще не нашел ту воду, которая сможет очистить тебя. Но знаешь, когда-нибудь с тебя смоют грязь, позволив снова почувствовать себя чистым…
Я рассмеялся. Не стоит недооценивать эту девочку.
- То есть ты хочешь сказать, что я не в той воде моюсь.
- Ага, в грязной воде отмыться пытаешься… Уйди оттуда и найди чистый родник или же открой свой источник.
Черт, детские слова как пощечина. Как она узнала? Как может так легко с той же улыбкой тыкать меня лицом в то, что я так старательно прятал?
- Ладно, считай, я этого не говорила! – девочка шутливо подмигнула мне.
Я переминался с ноги на ногу. Было довольно тяжело стоять, задрав голову вверх по колени в снегу.
- Может, я отпрошу тебя у родителей, и мы часок по городу походим? Там уже все к Новому году украшено и елка в центре большая-большая – я, подпрыгнув и разведя руками, попытался показать размер елки.
- Я же говорила, что не могу выходить на улицу. Тем более мама на работе.
- Ну, тогда скажи, что тебе на Новый год подарить? Всего-то шесть дней осталось.
Девочка посмотрела на меня. Глаза удивленно округлились.
- Ты сделаешь мне подарок? – в ее голосе слышался трепет и восхищение.
- А как же! Ведь праздник все-таки! Говори, что хочешь! – я просто не удержался от улыбки во весь рот.
- А можно, это сюрприз будет?
- Конечно!
Ребенок просто сиял от счастья. Ее руки дернулись в попытке захлопать в ладоши, но на середине движения она остановила себя. И просто улыбаясь, глядела на меня.
- Тогда… Тогда я тоже подарю тебе что-нибудь! Что-нибудь очень-очень красивое!!! - вот теперь она не сдержалась и сжала свои ручки в кулачки.
- Эй, эй, ты только не заплачь от счастья!
Мне тоже передалась эйфория этого ребенка, и я был готов сам удариться в слезы.
- Можно попросить? – чуть покраснев, сказала она.
- Давай! – разрешил я.
- А можно, это будет что-то из хрусталя? – румянец сильнее выступил на ее щеках. – Пусть маленькое, но из хрусталя, можно?
Глядя на ее смущенное личико, я просто не мог отказать. Хоть хрусталь и стоит прилично, но раз в год я могу позволить себе это. Тем более если это хоть немного приблизит ее к чуду.
- Конечно, ведь Новый год все-таки.
Она вдруг стала печальной и еле слышно произнесла:
- Хрустальный как я.
***
Тридцать первое декабря!!! Я уже давно не чувствовал такого счастья. Особенно чуждо мне то, что оно пришло по такому поводу. Может, только в глубоком детстве, я чувствовал нечто подобное, но все это забылось, и сегодняшняя эйфория как будто впервые затопила меня. Мне хотелось носиться по дому. Громко петь, дико танцевать, достать из кладовки шары и гирлянды и наконец нарядить елку. Мать глядела на меня как на сумасшедшего. Она привыкла, что, навещая ее в Новый год, я маюсь от скуки и постоянно издеваюсь над ее порывами как-то подготовиться к празднику. И вот теперь я тереблю мать и, дрожа от нетерпения, пытаюсь, как непослушный пес, выхватить из ее рук список продуктов для праздничного стола.
Мама, подняв руку, провела по моей щеке и растормошила волосы на затылке:
- Вот теперь-то хоть на живого похож, а не как мертвец ходячий, - я замотал головой, пытаясь скинуть руку матери, но она лишь притянула меня к себе, обнимая. - Что же за чудо с тобой произошло? – совсем тихонько сказала она.
Я взял список и выбежал за дверь.
Наконец я оказался на улице! Холодный ветер дул в лицо, о щеки кололись снежинки, принесенные им. Небо было серым и каким-то низким. Оно угрожающе нависло над городом. Деревья клонились вниз, с облегчением сбрасывая с себя снежную корку. Но все-таки погода была довольно терпимой. Солнце еще глядело на нас своими янтарным глазом и пусть иногда будто «моргало», скрываясь за облачками, все равно освещало мой путь.
Еще вчера я ходил выбирать подарок, но как назло мне не хватило каких-то ста рублей на то, что я так долго искал. Если бы меня попросили нарисовать чудо, я бы изобразил именно то, что выбрал вчера. Это был кораблик из хрусталя. Маленький кораблик с уймой тонких парусов, острой мачтой и флажками на верхушке! Он был как настоящий. Казалось, что он сорвется с подставки и пойдет в плаванье по снежному небу. Когда я увидел его, я сразу понял, что он и есть то, что я искал.
А продавался он в одной из малозаметных лавочек в центре города. Работал там забавный старик, который жил на этаж выше своей лавки Узнав, что денег мне не хватает, старичок предложил сегодня забежать к нему и донести оставшиеся деньги. Я с радостью согласился и поэтому сейчас с такой скоростью несся к центру.
Сверкали витрины магазинов, смешные промоутеры пихали мне в руки листовки, играла музыка. Вокруг было много детей. Малышня резвилась на горках и общипывала елку. На миг мне показалось, что она есть среди них, но я знал, что это не так. Просто я понял, что не могу представить ее среди других детей. Она жила в своем мире, где вечно правило спокойное, несуетливое, улыбчивое Ожидание Чуда. Девочка не могла играть с другими детьми, но и не могла заразиться от них мелочностью и завистью. Все просто.
Я до сих пор помнил ее странные слова. Сказала что «хрустальный ребенок». Как это понимать? Очередное глупое сравнение, или она действительно игра моего воображения, сделанная из хрусталя?
Бедный ребенок, я бы на нее месте совсем сошел с ума. Она рассказала, что из родителей у нее только мама. Да и то она вкалывает на трех работах и почти не бывает дома… Даже Новый год, если бы не я, ей пришлось бы праздновать в одиночестве.
Я свернул за угол и оказался прямо у дверей лавочки. Старичок уже ждал меня на первом этаже. У него в руках была красная коробочка, в которой лежал кораблик.
- Вот деньги. Огромное спасибо, что придержали его для меня, - я пожал старичку руку.
- Ну что ты, мне совсем не трудно! С наступающим тебя и будущую владелицу кораблика. Не хочешь чайка с конфетами выпить? А то мне совсем одиноко сидеть здесь.
Я бросил взгляд на часы на стене, было шесть часа вечера. Можно было чуть-чуть побыть здесь. Потом быстро забегу к матери. Отнесу продукты и предупрежу, что возможно приду очень поздно и побегу к девочке.
Закрыв коробочку с корабликом, я положил ее в сумку и ответил старичку:
- Конечно. Если вам хочется, то я могу часок-другой посидеть с вами.
Он улыбнулся, и взяв меня за рукав, повел вверх по лестнице.
Дом был очень старый. В нем пахло пылью и лаком, которым обычно покрывают антикварные вещи. На стенах висели картины, они тоже были выставлены на продажу. В середине комнаты стояла елка. Громадная зеленая красавица. На ней пыльными гроздьями висели игрушки. Рыжие кролики, балерины и цирковые лошадки неслись по ее зеленым ветвям. На окнах висели самодельные снежинки. Стол были накрыт красной скатертью. На нем стояли свечки и две кружечки с чаем. Также там была вазочка с чем-то вкусным.
Дедушка, поставив на стол вазочку с вареньем, заварник и мандарины, сел напротив меня.
- Любишь мандарины?
- Очень, особенно в Новый год.
Я взял один оранжевый шарик и принялся чистить.
- Я тоже люблю. И жена моя любила, и мать любила. Знаешь, тот кораблик, что у тебя в сумке еще мою мать помнит. Она говорила, что он для нее символом, эдаким талисманом был. Хорошая вещь. Ты его для девушки, поди, приглядел?
Я замотал головой, и докушав сладкую мандариновою дольку, ответил:
- Нет. Это для ребенка. Она очень просила что-нибудь из хрусталя.
- А на кой ребенку что-то хрустальное? Ты бы лучше ей коняшку али куколку взял.
Лукавые морщинки залегли у глаз старичка. Он неспешно, с прихлебом попивал чай, медленно разворачивая конфетку.
- Не знаю, но девочка, почему-то говорит что она похожа на этот камень.
- На хрусталь?
Не зная, с чего это я так разболтался, я долго рассказывал старичку о девочке. Объяснял, что она сама не хочет выходить из дома, и я каждый день хожу к ней. И сегодня в этот новогодний вечер я тоже пойду к ней.
Дедушка внимательно слушал меня, но с каждым моим словом лицо его становилось мрачнее. И когда я дошел до нашей вчерашней беседы, он вскочил с места и, проворно огибая елку, унесся куда-то.
- Внучок, ты это только побыстрее к ней поди. Вот тебе книжица, сам не расскажу, ты лучше сейчас прочти ее, да и иди.
Я снова глянул на часы. Надо же, мы разговаривали уже два с половиной часа. Сорвался с места.
- Дедушка, извините, сейчас мне не до книжек, давайте потом. Мне уже бежать надо.
Я подошел к старичку и еще раз пожал его руку. Он все-таки дал мне книжку и проводил к двери, взяв обещание навещать его и как можно скорее пойти к девочке.
Не знаю почему меня не насторожили его слова, наверное, было просто не до этого.
Погода все-таки испортилась. Небо потемнело. Ветер усилился, и теперь деревья почти припали к земле. Ветер задувал в щели между домов и невольно становилось страшно от звука, который при этом получался. Противными колкими песчинками снег жег кожу. Идти было трудно, гололедица и ветер мешали моим движениям, но я все равно пробирался к дому.
Добравшись до двери, я забарабанил в нее. Взволнованная мать дала мне подзатыльник за задержку и впустила домой.
- Ма, я сегодня поздно подойду! Так что может теть Веру и всех остальных пригласить, я обещаю трезвым прийти! – крикнул я, забегая в ванну.
Мне требовался теплый душ.
- Поешь и пойдешь!
Я в одном полотенце влетел на кухню и быстро проглотил картошку с мясом, вливая в себя стакан уже поднадоевшего чая. За это я снова получил подзатыльник от матери.
- Куда ж ты так спешишь?
- Мааа, - прогнусил я, - Дедом Морозом подрабатывать буду.
Подмигнув, я выбежал из кухни.
Быстро напялив на себя джинсы и толстовку, я проверил время. Полтора часа до Нового года.
- Ма, я пошел!
Схватив сумку, я выскочил за дверь.
В подъезде было темно и противно воняло чем-то. Я уже подошел к двери на улицу, как услышал чье-то покашливание за спиной. Я оторопело оглянулся.
- Привет. Узнал?
Я напряг зрение, но все равно было слишком темно, чтобы я мог хоть что-то рассмотреть. Я видел лишь силуэт. Видимо, это была девушка
- Не видишь, что ли?
Отступив на шаг, силуэт вышел в то место, где было чуть светлее. Точно, это была девушка. Большие накрашенные глаза, ровный цвет лица, полученный с помощью какой-то там пудры. Тонкая кожаная курточка, плотно обегающая довольно большую грудь. Ножки в джинсах-«сигаретках». Таких кажется, называют красивыми.
И что же этому «чуду» от меня понадобилось?
- Эмм… Привет. Ты что-то хотела?
Ее глаза округлились так, я что невольно испугался, что они могут вывалиться.
- Ты что, не узнал?
Я снова присмотрелся. Точно, что-то знакомое в ней было. Глянул на лицо, снова перевел глаза на грудь. Кажется, она – та девушка, которая была у меня после разговора с девочкой.
Я наугад ляпнул какое-то имя и, кажется, все-таки промахнулся…
- Да как ты смеешь? Мне твои друзья сказали, что тебе не с кем Новый год отпраздновать, я пришла, а ты уже даже меня не помнишь?
В ушах звенело от ее истеричного голоса.
- Знаешь, я тороплюсь, давай завтра обсудим то, какая я сволочь.
Я попытался выйти из подъезда, но девушка схватила меня за рукав.
- Никуда ты не пойдешь! Ты же еще недавно мне в любви признавался!
Меня решительно бесила эта ситуация. Тем более меня не покидала смутная тревога.
- Еще недавно я тебя не знал даже. Отцепись, пожалуйста, я спешу!
Девка зашипела и прижала меня к стене.
- Ты никуда, никуда, никуда от меня не денешься!!!
От нее пахло корицей и сигаретами. Меня тошнило от этого запаха, но она все упорнее впивалась в мои губы. Не выдержав, я оттолкнул ее и вытер губы.Она стянула с меня сумку и скинула ее на пол.
- Что там, подарочки? – она хохотнула. - Хочу посмотреть!
Она наступила безобразным алым каблуком на сумку. И еще раз, как будто знала, что там есть что-то, что может разбиться. Еще немного, и она раздавит кораблик. Я подбежал и отшвырнул ее прочь.
- Тварь, зачем тебе это все? Сгинь!!! - я был действительно зол.
Мне было все равно на то, что передо мной была девушка, а не демон. Но она лишь смеялась. Громко и глухо.
- Ты думаешь, я тварь? А вот и нет! Это ты тварь!!! Посмотри, я хотя бы признаю это и согласна оставаться в дерьме, раз здесь мое место. А ты по уши в нем увяз и все равно цепляешься за чистых!!! Ты затягиваешь их в свое дерьмо тоже. Ты тварь… За счет других к солнцу… Лезь, давай, лезь!
Она закрыла глаза и, кажется, упала в обморок.
Я поднял свою сумку. Она открылась, и на полу осталась книжка, врученная мне старичком. Я наклонился, чтобы поднять ее и вдруг мой взгляд зацепился за строчку.
«Хрустальные дети»…
Так начиналась страница, на которой открылась книга. Я поднял ее с пола и начал читать.
«Хрустальные дети – это дети, которые больны несовершенным остеогенезом, то есть хрустальной ломкой костей. Их кости такие хрупкие, что ломаются даже под тяжестью одеяла. Они редко доживают до совершеннолетия. Эти дети редко выходят из дома, потому что каждое неосторожное движение для них чревато переломом, а падения равны смерти…»
Перед глазами плыло.
«Ломаются под тяжестью одеяла… Переломы… Смерть… Хрустальный ребенок».
Меня тошнило, вдруг накатила тревога. Она звенела в ушах, заставляла сердце плясать сумасшедший танец. Книга выпала из моих рук. Меня не покидало чувство, что что-то должно случиться.
Я побежал к двери, ударился плечом. Нашарил кнопку и вылетел на улицу.
Ветер стал еще сильнее. Теперь это был настоящий ураган. Темное грозное небо, казалось, висело в сантиметре от меня.
Я как в лихорадке метался по улице, пытаясь понять, куда мне надо идти. Перед глазами стояло лицо девочки, мне виделось, что оно рассыпается на кусочки и разлетается стеклянными брызгами.
Дыхание срывалось. Быстрее, быстрее, мне нужно быстрее к ней. Столько драгоценного времени было потрачено на всякие пустяки.
Часы на руке показывали одиннадцать с половиной часов. Я побежал. Спотыкаясь, задыхаясь от предчувствия и неспособности что-либо сделать.
Неудержимым потоком на меня нахлынуло это чувство. Ему нет названия, был это ужас или что-то еще, но это был почти предел натяжения нервных волокон.
В глазах мутнело. Мне еще никогда не было так страшно. Возможно, сейчас я сотру ту грань, которая отделяет это чувство от сумасшествия. Я сам не замечал, как с бега переходил на какой-то странный нечеловеческий шаг. Я был уже почти в центре, еще чуть-чуть и я успею.
В сумке гремел хрустальный кораблик. Я держал на нем руку, будто это пропуск в ее мир и то, что держит ее в нем.
Мир… Сейчас, вот-вот, через миг. Рассыплется, расколется, разобьется.
Я задыхался.
***
Девочка все сильнее высовывалась из окна, она уже порядком устала стоять на этой табуретке коленями. Поэтому она стала подниматься на ноги. Носочки скользили по лакированной поверхности стула. Девочка перегибалась через подоконник, пытаясь высмотреть кого-то… Табуретка наклонялась под весом девочки.
***
Я прорывался сквозь толпы празднующих людей в центре и продолжал свою бешеную гонку.
Наконец я оказался около домов ее района. Совсем немного. Ветер дул так же сильно. Меня сдувало, я еле двигался. Я скользил по этому проклятому льду. Падал. Кажется, я ушиб ногу при падении, мне было все труднее идти.
Я видел девочку, выглядывающую из окна, в своем воображении. Я мчался к ней и успевал поймать ее в момент падения, но это была лишь мечта. На самом деле в безуспешных попытках подняться я застрял в каких-то пятистах метрах от ее дома. В окне каждого дома меня виделась ее фигурка…
Я прижимал к груди кораблик…
***
Девочка уже почти наполовину выглянула из окна. Скоро уже будет полночь, а его все не было. Наверное, он уже рядом, надо просто выглянуть чуть дальше, чтобы увидеть его. Да, да надо выглянуть подальше…
Еще чуть-чуть…
Ноги соскользнули…
***
Кораблик разбился…
Он выпал из моих рук и упал на лед. Разлетелся на куски. Вдребезги.
Я остановился. Не было смысла продолжать бег. Услужливое воображение уже нарисовало мне картину.
Девочка на снегу. Маленькие ручки вывернуты под неестественным углом. Как-то причудливо изогнулась шейка. Как сломанная кукла. Хрустальной пылью рассыпались кости в ее ногах. Вот так обычно ломаются игрушки.
Я упал рядом с корабликом.
- Сейчас, сейчас мы тебя склеим… Да. Я же не могу явиться без подарка.
Мои замерзшие руки упорно прислоняли осколки друг к другу. Но ветер уносил их прочь…
Что-то оборвалось во мне.
Из чьих-то окон донесся издевательский бой курантов.
***
Я легонько крутил бокал. Алая жидкость в нем кружилась и подбиралась все ближе к краям. На стеклянной поверхности отражался мой глаз и часть лица. Довольно жутко смотрится. Тем более бокал хрустальный…
Прошло уже много лет. Слишком много, чтобы помнить сколько. Я ошибся за эти годы столько раз, что ошибкой было бы считать. Но все-таки я выбрался, выкарабкался. И сейчас на кухне хозяйничает моя беременная жена.
Мне до сих пор немного больно, но теперь я понимаю, что если бы не та хрустальная девочка, я бы погиб. Задохнулся бы в зловонной жиже, в которой плавал до тех пор. А она хоть и погасла, но все же показала, что где-то может быть свет.
…Тогда я пришел к ее дому только через несколько минут. Пришел и увидел скорую помощь, ее рыдающую у носилок мать и увидел смерть. Она смотрела на меня из закрытых глаз, она выглядывала из-за сломанных рук и вывернутых ног моей девочки. Нет, я не плакал. Я бился в истерике. Я сжимал осколки «чуда» так, что из ладоней сочилась кровь. До последнего не верил. Расталкивая врачей, подошел к носилкам. Встретившись с моим взглядом, даже ее мать отошла в сторону. Я дотронулся до ее плеча. Холодная. Посмотрел на лицо. На золотистые локоны и все такую же тонкую полоску губ.
Следующий год прошел, как во сне… Я метался как зверь в клетке. Начал пить. Ушел из института. Больше я ничего об этом времени не помню.
А потом я встретил ее мать. Закутанную в черное пальто низенькую женщину с выцветшими слезящимися глазами. Она взяла меня за руку и куда-то повела. Через пять минут мы стояли у входа на кладбище.
Вот тогда я и заплакал. Разрыдался как маленький, глядя на одинокий цветочек на ухоженной могилке. Как я мог? Строил из себя главного пострадавшего, а ей даже цветов ни разу не принес. Было больно. Все внутри рвалось на части. Я горел, но теперь не для того чтобы сгореть, а для того чтобы возродиться
…Вино почти выплеснулось из бокала.
Я теперь врач-хирург. Закончил мединститут с красным дипломом и работаю в престижной клинике, каждый день спасая людей. Каждые полгода я бываю на ее могиле. Каждые полгода я рассказываю ей о жизни. Я думаю, она бы обрадовалась, узнав, что я теперь по-настоящему живу. Девочка стала тем, что научило меня жить. Стала моим чудом.
…Я залпом выпил вино под первые удары курантов.
Иванова Дарья, 14 лет, Краснодар
Рейтинг: 6
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |