Мой самый близкий человек
Пролог.
Почему мы не ценим того, что имеем? Почему никому из нас не приходит в голову сохранить это? Почему, чтобы ощутить бесценность, нам нужно потерять то самое дорогое, что у нас есть?
***
- Боже мой! Какая она милая!
- Я не перестаю восхищаться твоей нежностью к ней, дорогая.
- Нет, ну ты посмотри! Разве она не ангел?
- Внутри ангела сокрыта сила и знание. Я уверен, она будет очень смышленым ребенком.
- Такой же, как ее отец.
- Спасибо. И такой же доброй и сильной, как ее мать.
Молодая пара с умилением и нежностью созерцала новорожденное чадо, завернутое в пеленки и водруженное по случаю рождения на руки матери. Я стояла за спиной новоиспеченного отца и изучала их чувства. Да, нет ничего прекраснее, чем рождение на свет нового человека. Хотя нет, пока еще беспомощного розового существа, которое еще не может претендовать на это звание.
Они рады…
Они так счастливы…
Они любят малышку. Просто за то, что она у них есть. Наверное, это здорово, когда у тебя есть кто-то, кто олицетворяет сокрытые в тебе чувства…
У меня нет чувств. Я пришла за ее отцом, но я подожду еще несколько лет. Пусть он будет уверен, что его дочь займет достойное место в мире, будет верна своему долгу, как ее дед, своим чувствам, как ее мать и с достоинством проживет отведенное ей время, как ее отец. А потом я приду и за ней, вновь надеясь не увидеть ужаса хотя бы в ее глазах.
Глава 1.
- Вот, смотри. Это буква «г». Понимаешь?
-Ага!
С папой всегда весело заниматься, не знаю почему. То ли в его бездонных голубых глазах были ответы на все вопросы, и я читала их, заставляя отца вновь и вновь удивляться моей способности к обучению, то ли я, повинуясь общественному мнению, все же привыкла больше к папе, чем к маме.
- Очень хорошо! – похвалил он, потрепав мою курчавую шевелюру, цвета вороньего крыла. – На сегодня, пожалуй, хватит.
Расстроено дую губки. Прошло всего около трех часов, почему же мы должны закончить так скоро?
- Все-все-все! Хватит учиться! Тебе всего четыре года. Если я буду перегружать тебя информацией, мама будет сердиться! – с легким укором в голосе произнес он. Его голос был тихим, низким, бархатным, он сам лился в уши, обволакивая сознание, гипнотизируя… Я была невероятно горда тем, что у моего отца такой голос, и, как и ожидалось от такой глупышки, как я, дико хотела заполучить себе такой же. Но мои голосовые связки были неспособны воспроизводить звук ниже второй октавы. Ужасно. Помимо волшебного голоса, мой отец обладал также довольно высоким ростом, яркими голубыми глазами, которые, словно льдинки, поблескивали из-под, такой же, как и у меня, кудрявой смоляной гривы слегка взъерошенных волос, и очень светлой, фактически мраморной, кожей. Обычно он облачался в классические темные брюки и белую рубашку с небрежно расстегнутым воротом. Во всех его движениях прослеживалась лень, которая ему невероятно шла, плавность и легкость. А еще от него всегда пахло каким-то изысканным одеколоном со странным иноязычным названием и ядовитым дымом от кубинских сигар. Его образом был интеллигентный франт, за личиной которого скрывался банальный советский инженер. И главным его достоинством была его невероятная любовь к маме. И это не простые слова. Я всегда видела его влюбленный взгляд, устремленный на нее, видела, как он старался помочь ей, старался изо всех сил, но так уж заведено, что чем больше мы стараемся, тем хуже у нас получается. Мама смеялась над его неуклюжими попытками совершить революцию в приготовлении незамысловатых рыбных котлет, а папа стоял, испачканный с ног до головы мукой, и смущенно изучал стратегически важные объекты кафельного пола, кстати, тоже в муке. Пакет из-под нее валялся здесь же. С каждым днем я осознавала, что папочка – самый близкий, самый дорогой для меня человек, тот, ради которого отдашь даже свою пустую жизнь. Пустую, если его не будет рядом.
Все были счастливы. Даже моя ворчливая бабушка, которой вечно все не нравилось, согласилась, что он все-таки достоин мизинца ее дочери. Со временем отец заслужил руку, ногу, а потом и все остальное перешло в его вечное владение. В этой маленькой утопии не было только одного человека.
Мой дед (и отец отца по совместительству) все свое время посвящал работе. В те редкие вечера, когда он приезжал к нам из Москвы, я слушала его рассказы об учениках – будущих летчиках, о самолетах, о каком-то графе Цеппелине и о других не менее занимательных вещах. Но чаще всего дед говорил мне о долге. О долге, который с рождения взвалили на плечи каждому человеку. «Уж коли тебе чего доверили, старайся не порушить надежд», - объяснял он. – «Снова и снова ставь долг превыше всего: чувств, желаний и другой ненужной ерунды. Позволить себе плакать, бояться или любить – все это непозволительная роскошь. Должно чтить цель жизни своей, найдя ее. Должно искать ее, пока не отыщешь. И уж коли не можешь ты править, то позволяй править собой. Однако ж и о гордости не забывай. Отдавай поводок лишь достойнейшему из людей, кого посчитаешь ты равным себе по силе. Не физической, конечно, но силе духа. Слушай меня, малышка, слушай и запоминай: дочери сына моего должно нести честь семьи нашей, как и мы несли честь дедов и отцов наших. И Творцу не забывай возносить благодарение за судьбу свою, не худшую из всех судеб мира сего грешного». Так говорил дед. Слушала я его всегда с глубочайшим интересом и вниманием. Правда, мало тогда я понимала, что значат его слова, но атмосфера тех вечеров была приятна мне и моей семье: небольшая, скромная гостиная, какие были тогда во всех домах, вынесенный на середину стол, заставленный различной снедью, отец с матерью, сидящие рядом друг с другом на диване, бабушка, с легким неодобрением смотрящая на них, и, во главе стола - дед в военной форме и с дымящейся трубкой в зубах. «Как Шерлок Холмс!» - не уставала про себя отмечать я.
Дед работал в Летной Академии имени Жуковского, преподавал что-то связанное с радиоаппаратурой. Он очень трепетно относился к своей работе и к званию подполковника. Дед буквально жил на работе, из Москвы приезжал редко, но все же никогда не забывал о нас, помогая нам материально и морально. Вместо него каждый день взгляд натыкался на позолоченный дедов кортик, висящий над обеденным столом на кухне, оставшийся после торжественного Парада Победы в Москве, когда дедушка был еще не дедушкой, а молодым курсантом.
Характер у деда был сложный. Частенько он любил навязывать свою волю и свои жизненные убеждения окружающим. Уверена, что если бы не нежно-розовое платье и белый бантик, он и меня переодел бы в погоны. Был он весьма и весьма патриотичен, убежденным христианином и человеком с очень сильной волей. Более того, он и окружающим не давал поблажек и у него все всегда, что называется, по струнке ходили. И не было вокруг ни одного человека, не проникшегося к нему небывалым почтением.
Как большинство военных, был дед высок, крепко сложен, мужественен. Однако лета оставили на нем свой след. В отличие от отца, дед был смуглым кареглазым брюнетом, которому волосы припорошила седина. Он носил густые усы, которыми очень гордился. Одевался преимущественно в военную форму. Взгляд его не был похож на задорный отцовский – он изучал изнутри, само твое существо, твою душу. Он был холоден, как лед, его переполняло равнодушие к этому миру. Но на самом деле, это было не так. Дед всегда болел всей душой за все и всех, что его окружали. Больше всего он болел за нас. Пусть физически он был не частым гостем в нашем доме, но он всегда оберегал нас и помогал, чем мог. Долг и семья – все, чем он жил все эти шестьдесят два года.
***
Совсем ничего интересного. Я думала, будет весело, а они просто радуются жизни. Странно, они рады только тому, что они все вместе… Какие же они глупые, эти люди. Уязвимые и слабые. А я смогу стереть улыбки с их лиц. Что они станут делать, если я заберу этого старика?
Глава 2.
Вот и все. Маленькое счастье маленькой семьи закончилось. Здание погружено в сон, нигде не слышно голосов, звонкого смеха. Лишь сдавленные рыдания и плачь. Я тогда с трудом понимала, что произошло. Бабушка, утирая слезу из-под очков, ласково приобняла меня за плечи.
- Бабуль, а где деда?
Бабушка на мгновенье закрыла глаза и грустно улыбнулась мне:
- Дед больше не придет.
Я была искренне удивлена.
- А почему?
- Он умер.
Я никак не могла понять, почему все плачут, куда ушел мой любимый дедушка, и почему он больше не придет. Я открыла рот, чтобы спросить об этом, но к нам подошел отец, аккуратно одетый в черный костюм, застегнутый (впервые в жизни) на все пуговицы.
- Идем, дорогая, - чуть слышно произнес он, беря меня за руку. - Как отец, я забыл познакомить тебя с еще одним аспектом нашей жизни. Ты у меня уже большая, думаю, время пришло.
Он повел меня в свою комнату, что означало очередной урок. Я плюхнулась на кровать и нетерпеливо заерзала в ожидании новых знаний. Отец неспешно прошел внутрь комнаты, сел на небольшое кресло с терракотовой накидкой и вздохнул.
- Окно открыть? – заботливо поинтересовался он. Только сейчас я заметила, что в комнате было сильно накурено. Не так, конечно, что хоть топор вешай, но альбионовский туман здесь присутствовал. Никогда бы не подумала, что буду радоваться насморку.
- Нет, пап! Не стоит! – ответила я и улыбнулась. Лицо отца исказила чудовищная боль, словно его кто-то резал на куски, но он все же нашел в себе силы улыбнуться мне в ответ.
- Ты мне хотел что-то рассказать, - напомнила я. Отец встрепенулся, взбодрился и начал.
- Да, верно. Сегодня у нас будет необычный урок. Я расскажу тебе об одной вещи, которой тебе не следует бояться. Просто прими услышанное к сведению, учтя, что жизнь невозможна без этой…Эмм… Вещи.
Было видно, что отец слегка взволнован. Я никак не могла понять, к чему он клонит, хотя обычно я видела его насквозь. Тем временем, отец внимательно изучал меня: мое выражение лица, позу, в которой я сидела… Да все! Будто он видел меня впервые. Внезапно, безо всяких прелюдий, он начал рассказ, в течение которого мое настроение падало все ниже и ниже, а потом я подумала, что уже никогда не смогу улыбаться.
- Каждый человек приходит в этот мир. Так же как я, как ты, как мама, как… - он осекся. – Дедушка. Все мы растем, набираемся сил, знаний, опыта. Все это помогает нам в дальнейшем исполнить свою роль в этой пьесе. Порой не самую положительную. Но вот что забавно: в этом спектакле нет ни хороших, ни плохих персонажей. В каждом из них грань между черным и белым размыта настолько, что появляется серый цвет. Большинство людей и живут в этом сером цвете. То есть они не плохие и не хорошие, они просто люди, со своими достоинствами и недостатками, сильными и слабыми сторонами. Поэтому мир весьма опасен – уж слишком непредсказуемы его обитатели, балансирующие на серой перекладине между светом и тьмой. Но эти цвета гораздо более четкие как раз там, где… - он замолчал, не зная, видимо, как объяснить проще. – Человек рождается. Это праздник, свет, белый цвет. Но это лишь начало, лишь одна сторона медали. Человек умирает. Это тьма, конец всему. Это не сон, от этого не сбежать. Каждый из нас умрет. Так было предрешено.
Я не поняла ни слова.
- Папочка, а что значит «умирает»?
- Это значит, человек навсегда прекращает свое существование. Он исчезает во тьму, и больше никогда не сможет оттуда вернуться. Смерть – конец жизни. И именно его боятся все люди. « Не бойтесь смерти. Пока мы живы, ее нет, а когда она придет, нас уже не будет». Запомни на всю жизнь это высказывание.
- А кто такая Смерть?
Было видно, что отец в замешательстве. Ему трудно говорить, я чувствовала это. Вместе с тем, я уже поняла, что значит «умирать», даже догадалась, куда клонил папа, и… куда ушел дедушка, и почему он не вернется.
- Смерть – это существо без чувств и эмоций. Она никого не боится и никому не покорна. Она ходит по миру, забирая души людей, упиваясь плачем скорбящих о них. Когда ты будешь старше, я расскажу тебе о разных представлениях людей о смерти, а пока знай, что «смерть» и «умирать» - одно и тоже.
Он замолчал. Обстановка накалялась. Стало тяжело дышать. То ли из-за дыма, наполняющего комнату, то ли из-за этого странного чувства, тисками сжимающего грудь, заставляющего плакать, тихонько всхлипывая, чтобы отец не заметил. Спустя минуту напряженного молчания, я решилась:
- Дедушка умер? – спросила я, как можно более равнодушно, безо всякой вопросительной интонации. Отец вяло кивнул, опустив глаза. Мне было больно. Невыносимо больно. В моей голове прокручивались последние слова дедушки, которые он успел мне сказать: «Грядет тяжелое время, принцесса. Не далек тот час, когда тебе придется стоять перед выбором «гореть, чтобы сгорать» или «гореть, чтобы светить». Выбор за тобой. Но помни: что бы ты не выбрала, будь сильной, честной и верной своему выбору до самого конца. Никогда не давай волю чему-то большему, чем раздражение или гнев, никому и никогда не показывай своих слез, не позволяй жалеть себя, ибо жалость убивает. Борись. Иди вперед и никогда не сдавайся, уничтожай все препятствия, что встретятся на твоем пути, не убегай и не прячься, всегда выходи через парадный вход!» Слезы – это слабость. Их нельзя прощать себе. Вытерев дрожащим кулаком последние из них, я сделала не последний в своей жизни вывод, что плакала в последний раз. Все, что говорил мне дед, теперь будет перенесено в мою жизнь. Ни одна его проповедь, ни один совет, ни одно небрежно брошенное слово не пропадет даром. Я буду сильной, такой, как он учил. Такой, как он хотел.
Заморозив в себе последние отголоски скорби, я посмотрела на отца. По его впалым бледным щекам катились хрупкие кристаллики слез, оставляя за собой блестящие дорожки. Он плакал тихо, сдержано. Я знала, как ему было больно. И понимала, что не он один потерял близкого человека.
- Он умер во сне. Как хотел, - сквозь слезы прошептал папа.
Эпилог.
Боже, как много лет прошло! Как много событий в жизни произошло, которые я смогла сломать и подстроить под себя. Но были и моменты, которые мне были не понятны.
Боже! Почему эти вопросы не приходили мне в голову, когда он был еще жив? Почему я никогда не видела в нем самого дорогого, близкого, любимого?! Почему не ценила то, что у меня было, или ценила недостаточно высоко?!! Нет ответа. Лишь холодная могила отвечает тишиной.
Я наклонилась к надгробию и провела по фотографии рукой.
- А ты совсем не изменился, дед, - улыбнулась я, вставая на колени перед памятником. – А я так повзрослела… Быстрее своих лет, как ты и говорил. Наверное, то, что я скажу довольно эгоистично, но мне становится мало твоего опыта. Эх, что ж! Ничего не попишешь. Придется собирать недостающие части мозаики самой. В конце концов, не все же мне будут приносить на блюдечке с голубой каемочкой, - я положила свежие цветы на могилу, предварительно поцеловав каждый из них. – Я тебя очень люблю, деда. Как и прежде, только еще больше. Все по тебе скучают, думают о тебе постоянно… Ты не думай, что если десять лет прошло, то все забылось, нет.
Память о тебе все так же свежа. Вчера была прекрасная ночь с восхитительной полной луной. Раньше у тебя не было времени любоваться ею, но теперь ты волен делать все, что пожелаешь, не задумываясь ни о чем. Я еще приду, ты же и сам прекрасно знаешь. Отдыхай, дедушка. Ты так долго собирал опыт для меня, теперь делать это буду я для своих детей и внуков.
***
Она встала с колен, отряхнулась и посмотрела вдаль. Холодный осенний ветер растрепал курчавые черные волосы. На ее лице, как и прежде, не было слез – на губах играла мягкая улыбка. Внезапно она потухла. Ее взгляд стал невыносимо холодным, почти как у меня. Ее глаза, казалось, чуть сдвинулись в мою сторону, и вдруг я почувствовала… Нет, мне показалось, что она смотрит на меня. Во взгляде холод, пустота, равнодушие и искорка не то ненависти, не то обиды. Это не слишком меня поразило – всего лишь еще одна девчонка, играющая в Железную Леди, но то, что она сделала в следующую минуту, приятно меня удивило.
- Я знаю, что ты здесь. Знаю, что ты любишь гулять среди могил, любуясь делом рук своих, только я хочу, чтобы ты знала: я не боюсь тебя. И свет твоих факелов никогда не испугает меня.
Несомненно, она обращалась ко мне. Мне стало дико смешно – не боится она! Уже через несколько секунд я не сдержалась и засмеялась так громко, что, клянусь моими псами, она бы могла меня услышать. Она говорит, что потеряла самого близкого человека. Она глупа, как пробка. В семье не бывает самых близких людей, ибо каждый член семьи является частью другого. Все люди этого мира – одна большая семья, только они почему-то забыли об этом. Даже смерть самого достойного, самого заклятого врага заставляет людей плакать, что же говорить о тех, кого они называют своей семьей. Этот мужчина дал ей много, очень много, даже слишком много. Ребенку ее возраста не пристало видеть врага в каждом встречном человеке, иначе она станет точной копией отца. Воистину, отец и сын – одна душа в двух телах…
Живи, маленькая, глупая девочка. Я тебя еще помучаю бременем существования.
Человеку сложно понять, кто ему по-настоящему дорог, особенно когда приходится выбирать между самыми дорогими людьми в своей жизни. Дед, отец… Их обоих уже давно нет в живых. Как больно каждый месяц приходить сразу на две могилы столь близких и любимых людей, зная, что теперь придется выкручиваться самой, дорожить другими людьми и лишь памятью о тех светлых днях, проведенных с усопшими. Если ты не понимаешь этого, то стоит ли смеяться надо мной, Смерть?
Почему мы не ценим того, что имеем? Почему никому из нас не приходит в голову сохранить это? Почему, чтобы ощутить бесценность, нам нужно потерять то самое дорогое, что у нас есть?
***
- Боже мой! Какая она милая!
- Я не перестаю восхищаться твоей нежностью к ней, дорогая.
- Нет, ну ты посмотри! Разве она не ангел?
- Внутри ангела сокрыта сила и знание. Я уверен, она будет очень смышленым ребенком.
- Такой же, как ее отец.
- Спасибо. И такой же доброй и сильной, как ее мать.
Молодая пара с умилением и нежностью созерцала новорожденное чадо, завернутое в пеленки и водруженное по случаю рождения на руки матери. Я стояла за спиной новоиспеченного отца и изучала их чувства. Да, нет ничего прекраснее, чем рождение на свет нового человека. Хотя нет, пока еще беспомощного розового существа, которое еще не может претендовать на это звание.
Они рады…
Они так счастливы…
Они любят малышку. Просто за то, что она у них есть. Наверное, это здорово, когда у тебя есть кто-то, кто олицетворяет сокрытые в тебе чувства…
У меня нет чувств. Я пришла за ее отцом, но я подожду еще несколько лет. Пусть он будет уверен, что его дочь займет достойное место в мире, будет верна своему долгу, как ее дед, своим чувствам, как ее мать и с достоинством проживет отведенное ей время, как ее отец. А потом я приду и за ней, вновь надеясь не увидеть ужаса хотя бы в ее глазах.
Глава 1.
- Вот, смотри. Это буква «г». Понимаешь?
-Ага!
С папой всегда весело заниматься, не знаю почему. То ли в его бездонных голубых глазах были ответы на все вопросы, и я читала их, заставляя отца вновь и вновь удивляться моей способности к обучению, то ли я, повинуясь общественному мнению, все же привыкла больше к папе, чем к маме.
- Очень хорошо! – похвалил он, потрепав мою курчавую шевелюру, цвета вороньего крыла. – На сегодня, пожалуй, хватит.
Расстроено дую губки. Прошло всего около трех часов, почему же мы должны закончить так скоро?
- Все-все-все! Хватит учиться! Тебе всего четыре года. Если я буду перегружать тебя информацией, мама будет сердиться! – с легким укором в голосе произнес он. Его голос был тихим, низким, бархатным, он сам лился в уши, обволакивая сознание, гипнотизируя… Я была невероятно горда тем, что у моего отца такой голос, и, как и ожидалось от такой глупышки, как я, дико хотела заполучить себе такой же. Но мои голосовые связки были неспособны воспроизводить звук ниже второй октавы. Ужасно. Помимо волшебного голоса, мой отец обладал также довольно высоким ростом, яркими голубыми глазами, которые, словно льдинки, поблескивали из-под, такой же, как и у меня, кудрявой смоляной гривы слегка взъерошенных волос, и очень светлой, фактически мраморной, кожей. Обычно он облачался в классические темные брюки и белую рубашку с небрежно расстегнутым воротом. Во всех его движениях прослеживалась лень, которая ему невероятно шла, плавность и легкость. А еще от него всегда пахло каким-то изысканным одеколоном со странным иноязычным названием и ядовитым дымом от кубинских сигар. Его образом был интеллигентный франт, за личиной которого скрывался банальный советский инженер. И главным его достоинством была его невероятная любовь к маме. И это не простые слова. Я всегда видела его влюбленный взгляд, устремленный на нее, видела, как он старался помочь ей, старался изо всех сил, но так уж заведено, что чем больше мы стараемся, тем хуже у нас получается. Мама смеялась над его неуклюжими попытками совершить революцию в приготовлении незамысловатых рыбных котлет, а папа стоял, испачканный с ног до головы мукой, и смущенно изучал стратегически важные объекты кафельного пола, кстати, тоже в муке. Пакет из-под нее валялся здесь же. С каждым днем я осознавала, что папочка – самый близкий, самый дорогой для меня человек, тот, ради которого отдашь даже свою пустую жизнь. Пустую, если его не будет рядом.
Все были счастливы. Даже моя ворчливая бабушка, которой вечно все не нравилось, согласилась, что он все-таки достоин мизинца ее дочери. Со временем отец заслужил руку, ногу, а потом и все остальное перешло в его вечное владение. В этой маленькой утопии не было только одного человека.
Мой дед (и отец отца по совместительству) все свое время посвящал работе. В те редкие вечера, когда он приезжал к нам из Москвы, я слушала его рассказы об учениках – будущих летчиках, о самолетах, о каком-то графе Цеппелине и о других не менее занимательных вещах. Но чаще всего дед говорил мне о долге. О долге, который с рождения взвалили на плечи каждому человеку. «Уж коли тебе чего доверили, старайся не порушить надежд», - объяснял он. – «Снова и снова ставь долг превыше всего: чувств, желаний и другой ненужной ерунды. Позволить себе плакать, бояться или любить – все это непозволительная роскошь. Должно чтить цель жизни своей, найдя ее. Должно искать ее, пока не отыщешь. И уж коли не можешь ты править, то позволяй править собой. Однако ж и о гордости не забывай. Отдавай поводок лишь достойнейшему из людей, кого посчитаешь ты равным себе по силе. Не физической, конечно, но силе духа. Слушай меня, малышка, слушай и запоминай: дочери сына моего должно нести честь семьи нашей, как и мы несли честь дедов и отцов наших. И Творцу не забывай возносить благодарение за судьбу свою, не худшую из всех судеб мира сего грешного». Так говорил дед. Слушала я его всегда с глубочайшим интересом и вниманием. Правда, мало тогда я понимала, что значат его слова, но атмосфера тех вечеров была приятна мне и моей семье: небольшая, скромная гостиная, какие были тогда во всех домах, вынесенный на середину стол, заставленный различной снедью, отец с матерью, сидящие рядом друг с другом на диване, бабушка, с легким неодобрением смотрящая на них, и, во главе стола - дед в военной форме и с дымящейся трубкой в зубах. «Как Шерлок Холмс!» - не уставала про себя отмечать я.
Дед работал в Летной Академии имени Жуковского, преподавал что-то связанное с радиоаппаратурой. Он очень трепетно относился к своей работе и к званию подполковника. Дед буквально жил на работе, из Москвы приезжал редко, но все же никогда не забывал о нас, помогая нам материально и морально. Вместо него каждый день взгляд натыкался на позолоченный дедов кортик, висящий над обеденным столом на кухне, оставшийся после торжественного Парада Победы в Москве, когда дедушка был еще не дедушкой, а молодым курсантом.
Характер у деда был сложный. Частенько он любил навязывать свою волю и свои жизненные убеждения окружающим. Уверена, что если бы не нежно-розовое платье и белый бантик, он и меня переодел бы в погоны. Был он весьма и весьма патриотичен, убежденным христианином и человеком с очень сильной волей. Более того, он и окружающим не давал поблажек и у него все всегда, что называется, по струнке ходили. И не было вокруг ни одного человека, не проникшегося к нему небывалым почтением.
Как большинство военных, был дед высок, крепко сложен, мужественен. Однако лета оставили на нем свой след. В отличие от отца, дед был смуглым кареглазым брюнетом, которому волосы припорошила седина. Он носил густые усы, которыми очень гордился. Одевался преимущественно в военную форму. Взгляд его не был похож на задорный отцовский – он изучал изнутри, само твое существо, твою душу. Он был холоден, как лед, его переполняло равнодушие к этому миру. Но на самом деле, это было не так. Дед всегда болел всей душой за все и всех, что его окружали. Больше всего он болел за нас. Пусть физически он был не частым гостем в нашем доме, но он всегда оберегал нас и помогал, чем мог. Долг и семья – все, чем он жил все эти шестьдесят два года.
***
Совсем ничего интересного. Я думала, будет весело, а они просто радуются жизни. Странно, они рады только тому, что они все вместе… Какие же они глупые, эти люди. Уязвимые и слабые. А я смогу стереть улыбки с их лиц. Что они станут делать, если я заберу этого старика?
Глава 2.
Вот и все. Маленькое счастье маленькой семьи закончилось. Здание погружено в сон, нигде не слышно голосов, звонкого смеха. Лишь сдавленные рыдания и плачь. Я тогда с трудом понимала, что произошло. Бабушка, утирая слезу из-под очков, ласково приобняла меня за плечи.
- Бабуль, а где деда?
Бабушка на мгновенье закрыла глаза и грустно улыбнулась мне:
- Дед больше не придет.
Я была искренне удивлена.
- А почему?
- Он умер.
Я никак не могла понять, почему все плачут, куда ушел мой любимый дедушка, и почему он больше не придет. Я открыла рот, чтобы спросить об этом, но к нам подошел отец, аккуратно одетый в черный костюм, застегнутый (впервые в жизни) на все пуговицы.
- Идем, дорогая, - чуть слышно произнес он, беря меня за руку. - Как отец, я забыл познакомить тебя с еще одним аспектом нашей жизни. Ты у меня уже большая, думаю, время пришло.
Он повел меня в свою комнату, что означало очередной урок. Я плюхнулась на кровать и нетерпеливо заерзала в ожидании новых знаний. Отец неспешно прошел внутрь комнаты, сел на небольшое кресло с терракотовой накидкой и вздохнул.
- Окно открыть? – заботливо поинтересовался он. Только сейчас я заметила, что в комнате было сильно накурено. Не так, конечно, что хоть топор вешай, но альбионовский туман здесь присутствовал. Никогда бы не подумала, что буду радоваться насморку.
- Нет, пап! Не стоит! – ответила я и улыбнулась. Лицо отца исказила чудовищная боль, словно его кто-то резал на куски, но он все же нашел в себе силы улыбнуться мне в ответ.
- Ты мне хотел что-то рассказать, - напомнила я. Отец встрепенулся, взбодрился и начал.
- Да, верно. Сегодня у нас будет необычный урок. Я расскажу тебе об одной вещи, которой тебе не следует бояться. Просто прими услышанное к сведению, учтя, что жизнь невозможна без этой…Эмм… Вещи.
Было видно, что отец слегка взволнован. Я никак не могла понять, к чему он клонит, хотя обычно я видела его насквозь. Тем временем, отец внимательно изучал меня: мое выражение лица, позу, в которой я сидела… Да все! Будто он видел меня впервые. Внезапно, безо всяких прелюдий, он начал рассказ, в течение которого мое настроение падало все ниже и ниже, а потом я подумала, что уже никогда не смогу улыбаться.
- Каждый человек приходит в этот мир. Так же как я, как ты, как мама, как… - он осекся. – Дедушка. Все мы растем, набираемся сил, знаний, опыта. Все это помогает нам в дальнейшем исполнить свою роль в этой пьесе. Порой не самую положительную. Но вот что забавно: в этом спектакле нет ни хороших, ни плохих персонажей. В каждом из них грань между черным и белым размыта настолько, что появляется серый цвет. Большинство людей и живут в этом сером цвете. То есть они не плохие и не хорошие, они просто люди, со своими достоинствами и недостатками, сильными и слабыми сторонами. Поэтому мир весьма опасен – уж слишком непредсказуемы его обитатели, балансирующие на серой перекладине между светом и тьмой. Но эти цвета гораздо более четкие как раз там, где… - он замолчал, не зная, видимо, как объяснить проще. – Человек рождается. Это праздник, свет, белый цвет. Но это лишь начало, лишь одна сторона медали. Человек умирает. Это тьма, конец всему. Это не сон, от этого не сбежать. Каждый из нас умрет. Так было предрешено.
Я не поняла ни слова.
- Папочка, а что значит «умирает»?
- Это значит, человек навсегда прекращает свое существование. Он исчезает во тьму, и больше никогда не сможет оттуда вернуться. Смерть – конец жизни. И именно его боятся все люди. « Не бойтесь смерти. Пока мы живы, ее нет, а когда она придет, нас уже не будет». Запомни на всю жизнь это высказывание.
- А кто такая Смерть?
Было видно, что отец в замешательстве. Ему трудно говорить, я чувствовала это. Вместе с тем, я уже поняла, что значит «умирать», даже догадалась, куда клонил папа, и… куда ушел дедушка, и почему он не вернется.
- Смерть – это существо без чувств и эмоций. Она никого не боится и никому не покорна. Она ходит по миру, забирая души людей, упиваясь плачем скорбящих о них. Когда ты будешь старше, я расскажу тебе о разных представлениях людей о смерти, а пока знай, что «смерть» и «умирать» - одно и тоже.
Он замолчал. Обстановка накалялась. Стало тяжело дышать. То ли из-за дыма, наполняющего комнату, то ли из-за этого странного чувства, тисками сжимающего грудь, заставляющего плакать, тихонько всхлипывая, чтобы отец не заметил. Спустя минуту напряженного молчания, я решилась:
- Дедушка умер? – спросила я, как можно более равнодушно, безо всякой вопросительной интонации. Отец вяло кивнул, опустив глаза. Мне было больно. Невыносимо больно. В моей голове прокручивались последние слова дедушки, которые он успел мне сказать: «Грядет тяжелое время, принцесса. Не далек тот час, когда тебе придется стоять перед выбором «гореть, чтобы сгорать» или «гореть, чтобы светить». Выбор за тобой. Но помни: что бы ты не выбрала, будь сильной, честной и верной своему выбору до самого конца. Никогда не давай волю чему-то большему, чем раздражение или гнев, никому и никогда не показывай своих слез, не позволяй жалеть себя, ибо жалость убивает. Борись. Иди вперед и никогда не сдавайся, уничтожай все препятствия, что встретятся на твоем пути, не убегай и не прячься, всегда выходи через парадный вход!» Слезы – это слабость. Их нельзя прощать себе. Вытерев дрожащим кулаком последние из них, я сделала не последний в своей жизни вывод, что плакала в последний раз. Все, что говорил мне дед, теперь будет перенесено в мою жизнь. Ни одна его проповедь, ни один совет, ни одно небрежно брошенное слово не пропадет даром. Я буду сильной, такой, как он учил. Такой, как он хотел.
Заморозив в себе последние отголоски скорби, я посмотрела на отца. По его впалым бледным щекам катились хрупкие кристаллики слез, оставляя за собой блестящие дорожки. Он плакал тихо, сдержано. Я знала, как ему было больно. И понимала, что не он один потерял близкого человека.
- Он умер во сне. Как хотел, - сквозь слезы прошептал папа.
Эпилог.
Боже, как много лет прошло! Как много событий в жизни произошло, которые я смогла сломать и подстроить под себя. Но были и моменты, которые мне были не понятны.
Боже! Почему эти вопросы не приходили мне в голову, когда он был еще жив? Почему я никогда не видела в нем самого дорогого, близкого, любимого?! Почему не ценила то, что у меня было, или ценила недостаточно высоко?!! Нет ответа. Лишь холодная могила отвечает тишиной.
Я наклонилась к надгробию и провела по фотографии рукой.
- А ты совсем не изменился, дед, - улыбнулась я, вставая на колени перед памятником. – А я так повзрослела… Быстрее своих лет, как ты и говорил. Наверное, то, что я скажу довольно эгоистично, но мне становится мало твоего опыта. Эх, что ж! Ничего не попишешь. Придется собирать недостающие части мозаики самой. В конце концов, не все же мне будут приносить на блюдечке с голубой каемочкой, - я положила свежие цветы на могилу, предварительно поцеловав каждый из них. – Я тебя очень люблю, деда. Как и прежде, только еще больше. Все по тебе скучают, думают о тебе постоянно… Ты не думай, что если десять лет прошло, то все забылось, нет.
Память о тебе все так же свежа. Вчера была прекрасная ночь с восхитительной полной луной. Раньше у тебя не было времени любоваться ею, но теперь ты волен делать все, что пожелаешь, не задумываясь ни о чем. Я еще приду, ты же и сам прекрасно знаешь. Отдыхай, дедушка. Ты так долго собирал опыт для меня, теперь делать это буду я для своих детей и внуков.
***
Она встала с колен, отряхнулась и посмотрела вдаль. Холодный осенний ветер растрепал курчавые черные волосы. На ее лице, как и прежде, не было слез – на губах играла мягкая улыбка. Внезапно она потухла. Ее взгляд стал невыносимо холодным, почти как у меня. Ее глаза, казалось, чуть сдвинулись в мою сторону, и вдруг я почувствовала… Нет, мне показалось, что она смотрит на меня. Во взгляде холод, пустота, равнодушие и искорка не то ненависти, не то обиды. Это не слишком меня поразило – всего лишь еще одна девчонка, играющая в Железную Леди, но то, что она сделала в следующую минуту, приятно меня удивило.
- Я знаю, что ты здесь. Знаю, что ты любишь гулять среди могил, любуясь делом рук своих, только я хочу, чтобы ты знала: я не боюсь тебя. И свет твоих факелов никогда не испугает меня.
Несомненно, она обращалась ко мне. Мне стало дико смешно – не боится она! Уже через несколько секунд я не сдержалась и засмеялась так громко, что, клянусь моими псами, она бы могла меня услышать. Она говорит, что потеряла самого близкого человека. Она глупа, как пробка. В семье не бывает самых близких людей, ибо каждый член семьи является частью другого. Все люди этого мира – одна большая семья, только они почему-то забыли об этом. Даже смерть самого достойного, самого заклятого врага заставляет людей плакать, что же говорить о тех, кого они называют своей семьей. Этот мужчина дал ей много, очень много, даже слишком много. Ребенку ее возраста не пристало видеть врага в каждом встречном человеке, иначе она станет точной копией отца. Воистину, отец и сын – одна душа в двух телах…
Живи, маленькая, глупая девочка. Я тебя еще помучаю бременем существования.
Человеку сложно понять, кто ему по-настоящему дорог, особенно когда приходится выбирать между самыми дорогими людьми в своей жизни. Дед, отец… Их обоих уже давно нет в живых. Как больно каждый месяц приходить сразу на две могилы столь близких и любимых людей, зная, что теперь придется выкручиваться самой, дорожить другими людьми и лишь памятью о тех светлых днях, проведенных с усопшими. Если ты не понимаешь этого, то стоит ли смеяться надо мной, Смерть?
Дёмина Виктория, 15 лет, Иваново
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |