Степанова хата
Степанова хата
Когда ночь опускается на станицу и уставшие казаки после тяжелого трудового дня наконец-то забываются тревожным сном, когда даже собаки перестают брехать и, мирно свернувшись калачиком в уютной конуре, смотрят свои собачьи сновидения, начинается неведомая человеку жизнь.
Красуясь друг перед другом в лунном сиянии, заводят неспешный разговор казачьи хаты. Иногда они, словно сварливые бабы, о чем-то спорят, переругиваются, частенько сплетничают, порой предаются воспоминаниям (а ведь вспомнить каждой из них есть что: чай, не один десяток лет коптят небо). Но чаще всего ведут разговоры ни о чем, просто болтают о своих хозяевах, их детках, о событиях важных и не очень. Вот и сегодня, разнежась в ночной прохладе после душного, бесконечно длинного летнего дня, «станичницы» заговорили.
- Чтой-то мой Григорий совсем сдурел. Половица в сенях уж неделю скрипит, а ему хоть бы хны, - ворчала аккуратненькая, ухоженная «хатенка-модница».
- Чем ты опять недовольна? Тьфу, все бурчит и бурчит, будет тебе, - прикрикнула на нее «молодица» с голубыми ставенками.
- А уж мой-то Петро, мой-то Петро, - затараторила соседка.
- Да знаем мы все про твоего Петра, - резко оборвали ее. - Тебя не переслушаешь.
- Ох девчата, что-то не слыхать совсем Степановой Хаты.
- Эй, горемычная, жива еще, аль развалилась вся?
Нет, стоит еще Степанова Хата, правда, совсем уже крыша прохудилась, дверь на одной петле болтается: еле дышит. Нет хозяина, некому ее, несчастную, поправить. Бурьян, почуяв свободу и власть, захватил весь некогда ухоженный огород и двор. Тишина… Только мыши снуют. Хозяйничают. Замерла жизнь. Даже местные кошки и собаки обходят стороной. Осиротела Хата. Опостылел ей весь белый свет. Перестала «разговоры разговаривать» с соседушками, а ведь какой щебетуньей была. Остались лишь воспоминания о далекой и невероятно счастливой жизни. Вот она еще совсем юная красавица – новостройка. Степан собственноручно ставил ее. Знатный плотник, руки у мужика золотые. Да и постарался на славу: молодую жену вводил в дом. Не хата получилась – загляденье: кружева-наличники и ставенки –реснички томно и кокетливо обрамляли сверкающие от счастья глазки-оконца, залихватски взлетел к небу конек, крылечко добродушно улыбалось, приглашая заглянуть всякого в гостеприимный дом. Все на месте: и икона в красном углу, и стол, большой, добротный, за ним целая ватага ребятишек поместится с отцом, матерью, да и для гостей почетное место здесь найдется, большая русская печь, готовая сутки напролет жарить, парить, выпекать невероятно вкусные и душистые пироги, варить борщи и каши для домочадцев, уютно в углу примостилась люлька, жаждущая поскорее заключить в свои заботливые и нежные объятия первенца. Облаченная в белоснежное платьице, аккуратно подведенная, словно обутая в модные чиривички, девчонкой-подростком выглядела Степанова Хата на фоне слегка осунувшихся и покрытых морщинами-трещинами суровых и статных местных матрон. «Ох, и хороша получилась деваха», - с легкой завистью вздыхали они.
И жизнь поначалу казалась в этом доме подобной сказке. Мир и любовь царили здесь. Родился Алексей, за ним голосистая Варюшка. Мать с отцом не нарадуются. Степан плотничал, Настена, жена его, по хозяйству хлопотала. Росли дети. Все в округе по-хорошему им завидовали. Местные казаки уважали Степана, прислушивались к его мнению и частенько обращались за помощью. Знали: не откажет. А бабы со своими радостями и горестями тоже бежали в этот дом, только уже к Настене. Гостеприимными и хлебосольными были хозяева. А уж хатенка-то как гордилась своими жильцами. По ночам, когда начинались «разговоры», ее звонкий голосок не смолкал. Даже строгие «старухи-избы» любили послушать эту «девоньку», а сварливые скандалистки быстро затихали, когда та затягивала озорную или печальную песню.
Но недолгим было счастье. Как-то ребятишки отправились на речку. Маленькая Варюшка, решив похвастаться перед подружками, заплыла на самую середину, но силенок не хватило вернуться назад. Увидев, что сестренка барахтается и зовет на помощь, бросился Алешка к ней. Но та со страху так вцепилась в брата, что оба ушли под воду. Детвора, перепуганная случившимся, подняла крик. Но было уже поздно.
Пришла беда в дом Степана, страшная, горькая, заполонившая весь белый свет. Нет больше их голубков ненаглядных. Настена на глазах стала таять и через год вовсе угасла как свечка. Степан совсем поседел, ссутулился. Некогда видный и статный казак вдруг как-то сразу превратился в маленького нелюдимого старика, молчаливо снующего тихонько по двору. Взгляд стал такой, что в дрожь бросало: невысказанная боль и вселенская печаль жили теперь в некогда озорных карих глазах … Молчит, не проронит и словечка, крик отчаяния рвется наружу, но никто его не услышит. Тошно ему в хате. Все здесь напоминает о них, о самых дорогих сердцу. Жестокая память все время бередит рану, подсовывая поминутно самые яркие и трогательные картинки из той далекой, безвозвратно сгинувшей в небытие счастливой жизни. И хата словно постарела: не слышно ее «на посиделках», окна-глаза затуманились, поблекли наличники, даже крылечко как-то обиженно и косо поглядывал на проходящих мимо людей. Тоска и боль поселились здесь.
Не удивилась Хата, когда однажды Степан, заколотив дверь и окна, ушел. Как хотелось ей броситься за ним вослед, бежать, бежать, лишь бы не оставаться одной… А хозяин уходил, не оглядываясь, не прощаясь…
Через некоторое время дошел слух, что Степан устроился в городе в детский дом. Работы хватало: числился сторожем, но еще плотничал, слесарил, был каменщиком, ухаживал за садом; когда детскому дому подарили корову, стал еще и скотником. Казалось, мужик боялся остановиться хотя бы на минуту, хватался за работу, как за спасительную соломинку. Лишь бы не думать о страшном горе, которое в одночасье перевернуло весь белый свет, превратив солнечный день в непроглядную и удушающую тьму; хоть на секундочку потерять ощущение дикого одиночества.
Поначалу ребятишки сторонились его, но через некоторое время уже бегали следом: больно много знал этот странный мужик всяких историй. А рассказывал как! Аж дух захватывало. Так понемногу стал оттаивать Степан среди детворы. Он им был нужен! Изо дня в день, не говоря красивых и громких слов, он просто жил. Жил, оберегая и заботясь, любя и любуясь.
«Хороший мужик, все при нем, а вот, глядишь, один-одинешенек. Видно, несладко ему пришлось», - потихоньку судачили в округе.
Постепенно крохотная каморка Степана стала самым любимым местом для детдомовцев. Здесь никто не читал им моралей, не учил, как правильно жить. Степан обладал прекрасным даром: он умел выслушать, порадоваться за успехи, помочь в беде, дать дельный совет.
Летели годы, казака потянуло в родные места. Начал даже подумывать, чтоб вернуться домой. А как же сиротки? Кто ж согласится за такую зарплату все делать? Это ж ему, Степану, ничего не надо, а людям нужно жить, кормить семьи. Да и кто пожалеет этих шалопаев. Так и остался он при детском доме, не требуя ничего взамен, только отдавая тепло души своей, даря надежду и вселяя веру в добро.
А Хата… Хата тосковала, тяжко вздыхала, пугая расшумевшихся мышей скрипом половиц. Раньше сроку превратилась красавица в старую, никому не нужную развалину, не успев, как следует, нарадоваться свету божьему, счастью людскому. А ведь именно для этого она была рождена! Да, видно, не судьба… Теперь ее единственным и незримым собеседником стал Степан. К нему мысленно она обращалась, пытаясь поддержать добрым словом, вместе с ним горевала, вспоминала: «Помнишь, как бывало, мы хохотали над проделками маленькой Варюшки, как она смешно морщила свой крохотный носик, изображая кошечку, или серьезно и строго выговаривала непослушной и избалованной кукле Даше за то, что та не ест по утрам кашу, а просит сладкий пряничек. А твоя гордость – Алеша. Маленький мужичок, во всем подражающий тебе. Как вы косили вместе сено, рыбачили, строили будку для собаки. Взгляд, жесты, походка - все твое…» Не спится Хате, и вместе с ней роняет звезды, как слезы, тихая кубанская ночь.
«Ох, милок, горько мне тут одной. Совсем уж скоро рассыплюсь. Хоть бы одним глазком напоследок на тебя взглянуть, попрощаться… Но ничего. За меня не переживай. Ты уж там приглядывай за ребетенками. Дай тебе Бог…»
Когда ночь опускается на станицу и уставшие казаки после тяжелого трудового дня наконец-то забываются тревожным сном, когда даже собаки перестают брехать и, мирно свернувшись калачиком в уютной конуре, смотрят свои собачьи сновидения, начинается неведомая человеку жизнь.
Красуясь друг перед другом в лунном сиянии, заводят неспешный разговор казачьи хаты. Иногда они, словно сварливые бабы, о чем-то спорят, переругиваются, частенько сплетничают, порой предаются воспоминаниям (а ведь вспомнить каждой из них есть что: чай, не один десяток лет коптят небо). Но чаще всего ведут разговоры ни о чем, просто болтают о своих хозяевах, их детках, о событиях важных и не очень. Вот и сегодня, разнежась в ночной прохладе после душного, бесконечно длинного летнего дня, «станичницы» заговорили.
- Чтой-то мой Григорий совсем сдурел. Половица в сенях уж неделю скрипит, а ему хоть бы хны, - ворчала аккуратненькая, ухоженная «хатенка-модница».
- Чем ты опять недовольна? Тьфу, все бурчит и бурчит, будет тебе, - прикрикнула на нее «молодица» с голубыми ставенками.
- А уж мой-то Петро, мой-то Петро, - затараторила соседка.
- Да знаем мы все про твоего Петра, - резко оборвали ее. - Тебя не переслушаешь.
- Ох девчата, что-то не слыхать совсем Степановой Хаты.
- Эй, горемычная, жива еще, аль развалилась вся?
Нет, стоит еще Степанова Хата, правда, совсем уже крыша прохудилась, дверь на одной петле болтается: еле дышит. Нет хозяина, некому ее, несчастную, поправить. Бурьян, почуяв свободу и власть, захватил весь некогда ухоженный огород и двор. Тишина… Только мыши снуют. Хозяйничают. Замерла жизнь. Даже местные кошки и собаки обходят стороной. Осиротела Хата. Опостылел ей весь белый свет. Перестала «разговоры разговаривать» с соседушками, а ведь какой щебетуньей была. Остались лишь воспоминания о далекой и невероятно счастливой жизни. Вот она еще совсем юная красавица – новостройка. Степан собственноручно ставил ее. Знатный плотник, руки у мужика золотые. Да и постарался на славу: молодую жену вводил в дом. Не хата получилась – загляденье: кружева-наличники и ставенки –реснички томно и кокетливо обрамляли сверкающие от счастья глазки-оконца, залихватски взлетел к небу конек, крылечко добродушно улыбалось, приглашая заглянуть всякого в гостеприимный дом. Все на месте: и икона в красном углу, и стол, большой, добротный, за ним целая ватага ребятишек поместится с отцом, матерью, да и для гостей почетное место здесь найдется, большая русская печь, готовая сутки напролет жарить, парить, выпекать невероятно вкусные и душистые пироги, варить борщи и каши для домочадцев, уютно в углу примостилась люлька, жаждущая поскорее заключить в свои заботливые и нежные объятия первенца. Облаченная в белоснежное платьице, аккуратно подведенная, словно обутая в модные чиривички, девчонкой-подростком выглядела Степанова Хата на фоне слегка осунувшихся и покрытых морщинами-трещинами суровых и статных местных матрон. «Ох, и хороша получилась деваха», - с легкой завистью вздыхали они.
И жизнь поначалу казалась в этом доме подобной сказке. Мир и любовь царили здесь. Родился Алексей, за ним голосистая Варюшка. Мать с отцом не нарадуются. Степан плотничал, Настена, жена его, по хозяйству хлопотала. Росли дети. Все в округе по-хорошему им завидовали. Местные казаки уважали Степана, прислушивались к его мнению и частенько обращались за помощью. Знали: не откажет. А бабы со своими радостями и горестями тоже бежали в этот дом, только уже к Настене. Гостеприимными и хлебосольными были хозяева. А уж хатенка-то как гордилась своими жильцами. По ночам, когда начинались «разговоры», ее звонкий голосок не смолкал. Даже строгие «старухи-избы» любили послушать эту «девоньку», а сварливые скандалистки быстро затихали, когда та затягивала озорную или печальную песню.
Но недолгим было счастье. Как-то ребятишки отправились на речку. Маленькая Варюшка, решив похвастаться перед подружками, заплыла на самую середину, но силенок не хватило вернуться назад. Увидев, что сестренка барахтается и зовет на помощь, бросился Алешка к ней. Но та со страху так вцепилась в брата, что оба ушли под воду. Детвора, перепуганная случившимся, подняла крик. Но было уже поздно.
Пришла беда в дом Степана, страшная, горькая, заполонившая весь белый свет. Нет больше их голубков ненаглядных. Настена на глазах стала таять и через год вовсе угасла как свечка. Степан совсем поседел, ссутулился. Некогда видный и статный казак вдруг как-то сразу превратился в маленького нелюдимого старика, молчаливо снующего тихонько по двору. Взгляд стал такой, что в дрожь бросало: невысказанная боль и вселенская печаль жили теперь в некогда озорных карих глазах … Молчит, не проронит и словечка, крик отчаяния рвется наружу, но никто его не услышит. Тошно ему в хате. Все здесь напоминает о них, о самых дорогих сердцу. Жестокая память все время бередит рану, подсовывая поминутно самые яркие и трогательные картинки из той далекой, безвозвратно сгинувшей в небытие счастливой жизни. И хата словно постарела: не слышно ее «на посиделках», окна-глаза затуманились, поблекли наличники, даже крылечко как-то обиженно и косо поглядывал на проходящих мимо людей. Тоска и боль поселились здесь.
Не удивилась Хата, когда однажды Степан, заколотив дверь и окна, ушел. Как хотелось ей броситься за ним вослед, бежать, бежать, лишь бы не оставаться одной… А хозяин уходил, не оглядываясь, не прощаясь…
Через некоторое время дошел слух, что Степан устроился в городе в детский дом. Работы хватало: числился сторожем, но еще плотничал, слесарил, был каменщиком, ухаживал за садом; когда детскому дому подарили корову, стал еще и скотником. Казалось, мужик боялся остановиться хотя бы на минуту, хватался за работу, как за спасительную соломинку. Лишь бы не думать о страшном горе, которое в одночасье перевернуло весь белый свет, превратив солнечный день в непроглядную и удушающую тьму; хоть на секундочку потерять ощущение дикого одиночества.
Поначалу ребятишки сторонились его, но через некоторое время уже бегали следом: больно много знал этот странный мужик всяких историй. А рассказывал как! Аж дух захватывало. Так понемногу стал оттаивать Степан среди детворы. Он им был нужен! Изо дня в день, не говоря красивых и громких слов, он просто жил. Жил, оберегая и заботясь, любя и любуясь.
«Хороший мужик, все при нем, а вот, глядишь, один-одинешенек. Видно, несладко ему пришлось», - потихоньку судачили в округе.
Постепенно крохотная каморка Степана стала самым любимым местом для детдомовцев. Здесь никто не читал им моралей, не учил, как правильно жить. Степан обладал прекрасным даром: он умел выслушать, порадоваться за успехи, помочь в беде, дать дельный совет.
Летели годы, казака потянуло в родные места. Начал даже подумывать, чтоб вернуться домой. А как же сиротки? Кто ж согласится за такую зарплату все делать? Это ж ему, Степану, ничего не надо, а людям нужно жить, кормить семьи. Да и кто пожалеет этих шалопаев. Так и остался он при детском доме, не требуя ничего взамен, только отдавая тепло души своей, даря надежду и вселяя веру в добро.
А Хата… Хата тосковала, тяжко вздыхала, пугая расшумевшихся мышей скрипом половиц. Раньше сроку превратилась красавица в старую, никому не нужную развалину, не успев, как следует, нарадоваться свету божьему, счастью людскому. А ведь именно для этого она была рождена! Да, видно, не судьба… Теперь ее единственным и незримым собеседником стал Степан. К нему мысленно она обращалась, пытаясь поддержать добрым словом, вместе с ним горевала, вспоминала: «Помнишь, как бывало, мы хохотали над проделками маленькой Варюшки, как она смешно морщила свой крохотный носик, изображая кошечку, или серьезно и строго выговаривала непослушной и избалованной кукле Даше за то, что та не ест по утрам кашу, а просит сладкий пряничек. А твоя гордость – Алеша. Маленький мужичок, во всем подражающий тебе. Как вы косили вместе сено, рыбачили, строили будку для собаки. Взгляд, жесты, походка - все твое…» Не спится Хате, и вместе с ней роняет звезды, как слезы, тихая кубанская ночь.
«Ох, милок, горько мне тут одной. Совсем уж скоро рассыплюсь. Хоть бы одним глазком напоследок на тебя взглянуть, попрощаться… Но ничего. За меня не переживай. Ты уж там приглядывай за ребетенками. Дай тебе Бог…»
Гирель Елена, 17 лет, п. Октябрьский
Рейтинг: 72
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
янчик
потрясающе!!!
потрясающе!!!
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |