Коллекционер
Коллекционер
Он не любил искренность. По утрам в нем просыпалось желание услышать новую оригинальную лесть. Да, он любил оригинальность. И в себе, и в других. Люди с мыслями его забавляли, творческий склад ума привлекал его как коллекционера. Он собирал вокруг себя аналитиков, диагностов, художников, мыслителей, политиков, ученых. Все равно, кто стоял перед ним: он не брезговал старыми и слишком юными, жадно, сосредоточенно наблюдал за преступниками и людьми с психическими отклонениями. Без страха, без жалости, без эмоций , лишь с холодным любопытством он приходил к ним в темно-синем костюме, фамильные запонки создавали неуловимый баланс вкуса и роскоши, его гипнотический аромат разливался по всей комнате, одурманивая будущее пополнение коллекции. Позавтракав сытной порцией лжи, весь следующий день он размышлял о превращении, о гениальном превращении сказанного в правду. Частный случай метаморфозы, происходящей в голове и имеющей продолжение снаружи. Но он не хотел видеть себя ее воплощением, предусмотрительно закрывая разум от подобного рода вторжений.
Любимой головоломкой была беседа с аутистом. Как можно разгадать человека, для которого внутренний мир – единственное безопасное место?
Для мальчика-аутиста красота осеннего леса была не важнее обоев в коридоре квартиры.
Скульптуры, картины, дома, люди..разве что-то имело значение?
Логичность поведения мальчика завораживала Его, заставляла часами смотреть за упорядоченным расположением деревянных игрушек. План жизни был неизменен: ритуальное поведение начиналось с облачения одежды и заканчивалось приготовлением ко сну в 21.25. Обостренное чувство времени, способность быстрого безошибочного умножения шестизначных чисел, феноменальная память. Мальчик-аутист с синдромом Саванта. Вот что привлекало его, вот чего он всегда хотел.
Безумие могло бы стать прекрасным выходом из его сегодняшней жизни. А стал бы мир лучше без него? В ожидании ответа он складывал и умножал числа, строил последовательности, засыпал в 21.25…
Он любил искусство. Считал своим долгом поддерживать материально крупнейшие художественные галереи. У каждого художника, случайно встретившего его на улице, появлялось необъяснимое желание нарисовать это лицо, совсем не прекрасное, далекое от совершенства, пугающее и особенно притягательное… Черты были и мягкими, и грубыми, левый глаз казался чуть шире правого, брови как будто принадлежали различным людям. И на все он смотрел по-разному. Не допускал повторений. Слишком большая коллекция характеров не позволяла быть ему одинаковым.
Рожденный с уникальным сочетанием данных, он притягивал таких же необычных и нестандартных людей.
2.
Нью-Йорк. Октябрь, 1962. Двое стояли перед закрытыми дверьми приюта Святой Елизаветы Сетон. В рассеянном сиянии фонаря отражались редкие капли дождя. Женщина поднялась на первую ступень, но с отчаянием спустилась к мужу.
- Мы опоздали. Приют закрыт. Боюсь, бесполезно думать о мальчике…
Выслушав ее, он решился постучать в дверь. Один раз. Второй. Третий.
- Нужно было уйти с приема раньше.
Она кивнула и, подобрав полы вечернего платья, направилась к машине. Окна первого этажа приюта загорелись мягким теплым светом. Дверь приоткрылась: из-за нее выглядывала удивленная и слегка раздраженная настоятельница. Преклонный возраст не позволял ей быстро спускаться к посетителям. Она обвела молодую пару сердитым взглядом, заострив свое внимание на мужчине.
- Вы носите с собой часы?
- Да, конечно, мэм.
- Предлагаю Вам чаще смотреть на них. Все спят. Приходите завтра.
Она начала закрывать дверь, но мужчина поспешил остановить ее и, случайно поскользнувшись на мокрых ступенях, оказался у ног настоятельницы.
- Прошу Вас, выслушайте меня..
- О, боже, да вы пьяны?! Убирайтесь, пока дети не проснулись!
Женщина подбежала к мужу, чтобы помочь ему подняться. С болью она взглянула на настоятельницу, ища в ее лице хоть каплю сочувствия.
- Вы не понимаете…нам нужен этот ребенок, нужен…
- А я вас знаю, вы приходили ко мне месяц назад. Мальчик-аутист…да-да, припоминаю. И, насколько мне не изменяет память, приют вам отказал. Откажет и в этот раз.
- Не думала, что может дойти до этого…
Женщина достала из сумочки салфетку и карандаш. Она быстро посмотрела на мужа и начала выводить цифры на мокнущей под дождем салфетке.
Настоятельница протянула руку и , вскинув брови, проговорила:
- Думаю, вам стоит подняться в мой кабинет… И ,ради всего святого, потише!
3.
- Вы знаете, а я им дорого обошелся.
Он поправил бордовый галстук, отлично подобранный к темно-синему костюму.
Журналист, поглощавший каждое его слово, сидел на краешке стула. Пальцами он набивал известный лишь ему ритм, время от времени дотрагивался до волос и стирал капельки пота с верхней губы.
- Сэр, вот уже который раз встречаемся, а я до сих пор волнуюсь, - журналист произнес это быстро, негромко рассмеявшись в конце.
- Так всегда, мой друг. Вы не единственный, кто нервничает в моем присутствии. А сейчас, боюсь, нам придется перенести все на завтрашний день.
Журналист опустил взгляд на свои записи, посчитал оставшиеся страницы в блокноте и, подняв с пола упавший в самом начале интервью колпачок , защелкнул его на ручке.
- Сэр, позавчера вы мне рассказали про того мальчика-аутиста, которого навещаете в приюте. Вы же знаете, я любопытен, и я…
- И вы отправились в приют.
Журналист посмотрел на Него, но ,не заметив каких-либо изменений в Его лице, решился продолжить.
- Да. Все верно. Я приехал в приют и начал расспрашивать о мальчике. Под то описание, которое вы мне дали, не подходил ни один аутист. Вы не представляете, что я сделал для того, чтобы его найти! – Журналист ждал от Него реакции на свои слова, ждал естественных эмоций, ждал проявления человеческого. Но Он смотрел на него точно так же, как и в начале беседы.
- Но ,что бы я ни предпринимал, разыскать мальчика у меня не получалось. Тогда я решил, что ,вероятно, Вы могли его усыновить. Но и здесь моя теория была разрушена всеми перерытыми на вас документами. Мальчика не было. Как будто бы его…
- Не существовало?
Журналист кивнул.
- И тогда весь следующий день я обдумывал один вопрос. Сэр, я хотел бы задать его вам.
- Так что же вас держит?- Он поднялся, подошел к столику с графином и налил четверть стана виски.
- Вы и есть тот мальчик – аутист. Он существует. Он это Вы.
Он налил ровно столько же виски и во второй бокал:
- Так давайте же за Вас выпьем, мой друг.
Журналист встал и ,взяв бокал, сделал глоток.
- Вы не живете, вы существуете без эмоций, обитаете среди своей коллекции превосходных лжецов. И я понял, почему вас привлекает искусство, почему иллюзию считаете притягательнее самой обычной стандартной жизни. Вы просто не сможете в ней выжить. Такой как вы без умения лгать, копировать , подкупать, зачаровывать ,в скором времени потерял бы рассудок. Честно говоря, я и не уверен, есть ли он у вас.
Журналист сделал еще глоток. Он почувствовал, как жар его рук разогрел виски.
- Вы как будто бы есть. Но Вас нет. Мальчик внутри есть. Есть оболочка. Но вас за ней не видно. Скажите мне, давно Вы погибли?
Впервые за вечер Он усмехнулся.
- А что, если я не менялся? Моему аутисту , как вы упомянули, нужно было научиться приспосабливаться. Я обладаю исключительным даром, талантом мимикрии. Да, я коллекционирую людей, но и даю им многое взамен. Разве они достигли бы таких высот без моей помощи? Я сделал из них тех, кем они являются сейчас. Я творец.
- Вы сравниваете себя с богом?
Журналист поставил недопитый бокал. Он захватил блокнот, ручку и остановился у выхода:
- По-моему, вы просто застрелили себя в себе.
Черновой вариант биографии пришлю завтра. Естественно этот разговор в нее не попадет.
Выйдя из дома, журналист думал о том, как разорвал то очарование, опутывавшее все его тело. Как разбил все притягательное, что существовало в Нем. Как растворил дурман.
И был спокоен.
Через неделю он прочитал в газете, что коллекционер убил себя выстрелом в грудь.
Он не любил искренность. По утрам в нем просыпалось желание услышать новую оригинальную лесть. Да, он любил оригинальность. И в себе, и в других. Люди с мыслями его забавляли, творческий склад ума привлекал его как коллекционера. Он собирал вокруг себя аналитиков, диагностов, художников, мыслителей, политиков, ученых. Все равно, кто стоял перед ним: он не брезговал старыми и слишком юными, жадно, сосредоточенно наблюдал за преступниками и людьми с психическими отклонениями. Без страха, без жалости, без эмоций , лишь с холодным любопытством он приходил к ним в темно-синем костюме, фамильные запонки создавали неуловимый баланс вкуса и роскоши, его гипнотический аромат разливался по всей комнате, одурманивая будущее пополнение коллекции. Позавтракав сытной порцией лжи, весь следующий день он размышлял о превращении, о гениальном превращении сказанного в правду. Частный случай метаморфозы, происходящей в голове и имеющей продолжение снаружи. Но он не хотел видеть себя ее воплощением, предусмотрительно закрывая разум от подобного рода вторжений.
Любимой головоломкой была беседа с аутистом. Как можно разгадать человека, для которого внутренний мир – единственное безопасное место?
Для мальчика-аутиста красота осеннего леса была не важнее обоев в коридоре квартиры.
Скульптуры, картины, дома, люди..разве что-то имело значение?
Логичность поведения мальчика завораживала Его, заставляла часами смотреть за упорядоченным расположением деревянных игрушек. План жизни был неизменен: ритуальное поведение начиналось с облачения одежды и заканчивалось приготовлением ко сну в 21.25. Обостренное чувство времени, способность быстрого безошибочного умножения шестизначных чисел, феноменальная память. Мальчик-аутист с синдромом Саванта. Вот что привлекало его, вот чего он всегда хотел.
Безумие могло бы стать прекрасным выходом из его сегодняшней жизни. А стал бы мир лучше без него? В ожидании ответа он складывал и умножал числа, строил последовательности, засыпал в 21.25…
Он любил искусство. Считал своим долгом поддерживать материально крупнейшие художественные галереи. У каждого художника, случайно встретившего его на улице, появлялось необъяснимое желание нарисовать это лицо, совсем не прекрасное, далекое от совершенства, пугающее и особенно притягательное… Черты были и мягкими, и грубыми, левый глаз казался чуть шире правого, брови как будто принадлежали различным людям. И на все он смотрел по-разному. Не допускал повторений. Слишком большая коллекция характеров не позволяла быть ему одинаковым.
Рожденный с уникальным сочетанием данных, он притягивал таких же необычных и нестандартных людей.
2.
Нью-Йорк. Октябрь, 1962. Двое стояли перед закрытыми дверьми приюта Святой Елизаветы Сетон. В рассеянном сиянии фонаря отражались редкие капли дождя. Женщина поднялась на первую ступень, но с отчаянием спустилась к мужу.
- Мы опоздали. Приют закрыт. Боюсь, бесполезно думать о мальчике…
Выслушав ее, он решился постучать в дверь. Один раз. Второй. Третий.
- Нужно было уйти с приема раньше.
Она кивнула и, подобрав полы вечернего платья, направилась к машине. Окна первого этажа приюта загорелись мягким теплым светом. Дверь приоткрылась: из-за нее выглядывала удивленная и слегка раздраженная настоятельница. Преклонный возраст не позволял ей быстро спускаться к посетителям. Она обвела молодую пару сердитым взглядом, заострив свое внимание на мужчине.
- Вы носите с собой часы?
- Да, конечно, мэм.
- Предлагаю Вам чаще смотреть на них. Все спят. Приходите завтра.
Она начала закрывать дверь, но мужчина поспешил остановить ее и, случайно поскользнувшись на мокрых ступенях, оказался у ног настоятельницы.
- Прошу Вас, выслушайте меня..
- О, боже, да вы пьяны?! Убирайтесь, пока дети не проснулись!
Женщина подбежала к мужу, чтобы помочь ему подняться. С болью она взглянула на настоятельницу, ища в ее лице хоть каплю сочувствия.
- Вы не понимаете…нам нужен этот ребенок, нужен…
- А я вас знаю, вы приходили ко мне месяц назад. Мальчик-аутист…да-да, припоминаю. И, насколько мне не изменяет память, приют вам отказал. Откажет и в этот раз.
- Не думала, что может дойти до этого…
Женщина достала из сумочки салфетку и карандаш. Она быстро посмотрела на мужа и начала выводить цифры на мокнущей под дождем салфетке.
Настоятельница протянула руку и , вскинув брови, проговорила:
- Думаю, вам стоит подняться в мой кабинет… И ,ради всего святого, потише!
3.
- Вы знаете, а я им дорого обошелся.
Он поправил бордовый галстук, отлично подобранный к темно-синему костюму.
Журналист, поглощавший каждое его слово, сидел на краешке стула. Пальцами он набивал известный лишь ему ритм, время от времени дотрагивался до волос и стирал капельки пота с верхней губы.
- Сэр, вот уже который раз встречаемся, а я до сих пор волнуюсь, - журналист произнес это быстро, негромко рассмеявшись в конце.
- Так всегда, мой друг. Вы не единственный, кто нервничает в моем присутствии. А сейчас, боюсь, нам придется перенести все на завтрашний день.
Журналист опустил взгляд на свои записи, посчитал оставшиеся страницы в блокноте и, подняв с пола упавший в самом начале интервью колпачок , защелкнул его на ручке.
- Сэр, позавчера вы мне рассказали про того мальчика-аутиста, которого навещаете в приюте. Вы же знаете, я любопытен, и я…
- И вы отправились в приют.
Журналист посмотрел на Него, но ,не заметив каких-либо изменений в Его лице, решился продолжить.
- Да. Все верно. Я приехал в приют и начал расспрашивать о мальчике. Под то описание, которое вы мне дали, не подходил ни один аутист. Вы не представляете, что я сделал для того, чтобы его найти! – Журналист ждал от Него реакции на свои слова, ждал естественных эмоций, ждал проявления человеческого. Но Он смотрел на него точно так же, как и в начале беседы.
- Но ,что бы я ни предпринимал, разыскать мальчика у меня не получалось. Тогда я решил, что ,вероятно, Вы могли его усыновить. Но и здесь моя теория была разрушена всеми перерытыми на вас документами. Мальчика не было. Как будто бы его…
- Не существовало?
Журналист кивнул.
- И тогда весь следующий день я обдумывал один вопрос. Сэр, я хотел бы задать его вам.
- Так что же вас держит?- Он поднялся, подошел к столику с графином и налил четверть стана виски.
- Вы и есть тот мальчик – аутист. Он существует. Он это Вы.
Он налил ровно столько же виски и во второй бокал:
- Так давайте же за Вас выпьем, мой друг.
Журналист встал и ,взяв бокал, сделал глоток.
- Вы не живете, вы существуете без эмоций, обитаете среди своей коллекции превосходных лжецов. И я понял, почему вас привлекает искусство, почему иллюзию считаете притягательнее самой обычной стандартной жизни. Вы просто не сможете в ней выжить. Такой как вы без умения лгать, копировать , подкупать, зачаровывать ,в скором времени потерял бы рассудок. Честно говоря, я и не уверен, есть ли он у вас.
Журналист сделал еще глоток. Он почувствовал, как жар его рук разогрел виски.
- Вы как будто бы есть. Но Вас нет. Мальчик внутри есть. Есть оболочка. Но вас за ней не видно. Скажите мне, давно Вы погибли?
Впервые за вечер Он усмехнулся.
- А что, если я не менялся? Моему аутисту , как вы упомянули, нужно было научиться приспосабливаться. Я обладаю исключительным даром, талантом мимикрии. Да, я коллекционирую людей, но и даю им многое взамен. Разве они достигли бы таких высот без моей помощи? Я сделал из них тех, кем они являются сейчас. Я творец.
- Вы сравниваете себя с богом?
Журналист поставил недопитый бокал. Он захватил блокнот, ручку и остановился у выхода:
- По-моему, вы просто застрелили себя в себе.
Черновой вариант биографии пришлю завтра. Естественно этот разговор в нее не попадет.
Выйдя из дома, журналист думал о том, как разорвал то очарование, опутывавшее все его тело. Как разбил все притягательное, что существовало в Нем. Как растворил дурман.
И был спокоен.
Через неделю он прочитал в газете, что коллекционер убил себя выстрелом в грудь.
Гусева Анна, 17 лет, Саров
Рейтинг: 5
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |