Три головы дракона
Жил-был на белом свете Иван. Дурак, наверное, скажете вы. Да нет, и не дурак вовсе, нормальный себе мужичок. Хлеб сеял, скотину пас, рыбачил, охотился. И настала пора Ивану жениться. Да вот беда, невест подходящих в округе как-то не оказалось. Не то, чтобы их совсем не было, нет, были, конечно. Только одна кривая, другая хромая, третья - красавица, да только дура-дурой.
И решил Ваня пойти погулять по белу свету, на людей посмотреть, себя показать, да невесту хорошую себе подыскать. А надо сказать, был у Ивана неподалёку от дома родник заветный. Водица в том роднике волшебной силы была: стоит испить воды той, как разум ясным становится, в теле силушки прибавляется, на душе чистота появляется.
Так вот, пошёл Иван к роднику заветному святой водицы перед дорогой напиться, да с собой в путь дальний в баклажку набрал.
Долго ли, коротко ли шёл Иван горами высокими, болотами топкими, чащей дремучей, шёл себе, песню насвистывал. Да и вот выходит Ваня вдруг на поляну чудесную, заповедную. И стоит на той поляне дом, из дубовых брёвен построенный. Крепкий такой дом, вековой. Подходит Иван к дому, а навстречу ему старик выходит. Старик сам как дом, крепкий такой старик, вековой. А глаза у того старика жгуче-синие, взглядом Ивана насквозь пронзают.
Хотел было Ваня слово молвить, пожелать старику здоровья крепкого, да чувствует, что губы не разжимаются, а язык не ворочается. И вдруг слышит Ваня в голове голос тихий, но твёрдый, настойчивый: "Знаю, добрый молодец, что идёшь ты по белу свету счастье своё разыскивать. Да только знай, что счастье не ищут, оно нигде не прячется - его трудом да испытаниями тяжкими добиваются. Должен будешь ты, Иван, одолеть силу тёмную, силу древнюю, злобную, лживую. Воплощение силы той - дракон с тремя головами. Одна голова - лень, другая - алчность и жадность, третья - измена и предательство.
Отправляйся, Иван, в сторону запада, откуда тучи мрачные наползают, там найдёшь логово дракона трёхглавого, сразишься с ним, а сумеешь победить - время покажет".
И направился Ваня в сторону запада, откуда тучи мрачные наползают. Долго ли, коротко ли шёл Иван по белу свету, не то важно, да только однажды почуял Иван неладное. Глядь, а из-за горы поднялась на длинной шее голова огромная, чешуёй костяной покрытая. Подмигнула та голова глазом блестящим, взором лукавым Ваню окинула, да окутала дыханием липким.
И оказался вдруг Иван возле дома весёлого, яркими огнями переливающегося, разудалой музыкой манящего. Вошёл Ваня в дом, глядит, стоит посреди дома бочка с зелёным вином, вокруг неё кружки расставлены. Не удержался, попробовал Иван зелье. И закружило его в водовороте хмельном.
Много ли, мало ли времени прошло, только снится Ване сон вещий: «Стоит на заповедной поляне дуб могучий. Ветви дуба того раскачиваются, словно грозят, листья дуба того шепчутся, а откуда-то сверху вдруг взгляд жгуче-синий сверкнул, да так, что сердце у Вани от боли сжалось.»
Проснулся Иван, холодным потом покрытый, захотелось ему водицы чистой напиться, вспомнил он про баклажку, из дома взятую, святой водой налитую. Испил Ваня водицы из родника заветного, и разум его прояснился, в теле силушки прибавилось, на душе разъяснилось. Огляделся Иван кругом, ужаснулся самому себе пьяному, липкой ленью окутанному - и поспешил из дома того развесёлого.
Вновь отправился Иван в сторону западную, зловещую. Долго ли, коротко ли путь лежал, да только чует Ваня неладное. Глядь, а из-за горы поднимается на короткой толстой шее голова огромная, чешуёй костяной покрытая и жиром заплывшая. Подмигнула та голова глазом масляным, взором алчным Ивана окутала, да дохнула на него дыханием тягостным.
И оказался вдруг Ваня возле дома каменного, богатством да величием ослепляющего, златом да серебром манящего. Вошёл Иван в дом, а вокруг него уже слуги суетятся, в одежды дорогие облачают, шикарный стол накрывают. Ну и понесло Ивана в водовороте золотом, ослепляющем. Уже скоро стало ему казаться, что и дом его как-то маловат для него становится, и слуг ему не хватает. И давай он возводить себе не дом уже, а дворец, а потом ещё один, ещё величественней, а потом ещё и ещё.
Много ли, мало ли времени прошло, да только снится Ване сон вещий: «Стоит на заповедной поляне дуб могучий, только слегка уже поникший. Ветви дуба того размахивают, словно ужасаются. Листья дуба того громко трепещутся, словно гневятся. А откуда-то сверху вдруг взгляд жгуче-синий холодным пламенем полыхнул, да так, что сердце у Вани от боли сжалось.»
Проснулся Иван, холодным потом покрытый, захотелось ему водицы чистой напиться, вспомнил он про баклажку, из дома взятую, святой водой налитую. Испил Иван водицы из родника заветного, и разум его прояснился, в теле силушки прибавилось, на душе разъяснилось. Огляделся Иван кругом, ужаснулся алчности своей немереной, злобной жадностью всё опутавшей - и вон из дома того, златом да серебром отделанного.
Вновь отправился Иван в сторону западную, зловещую. Долго ли, коротко ли путь лежал, да только чует Ваня неладное. Смотрит - а из-за горы поднимается на гибко изгибающейся шее голова огромная, чешуёй костяной покрытая. Подмигнула та голова взглядом нежно-ласковым, взором манящим Ивана окутала да дохнула на него дыханием сладко-приторным.
И оказался вдруг Ваня возле терема расписного, а из окон терема того голос манящий песню напевал чудную. Зашёл Ваня в терем и видит - сидит на креслице плетеном чудо-красавица, взором тёмным к себе зовущая. И остался Иван с той раскрасавицей, да и забыл про всё на свете...
Много ли, мало ли времени прошло, да только снится Ивану сон вещий: «Стоит на заповедной поляне дуб, могучий когда-то, да только ветви дуба того уже до земли поникли да засохли. Листва дуба того вся осыпалась, а откуда-то сверху вдруг синий взгляд усталый проблеском мелькнул да и скрылся. А сердце Ивана от невыносимой боли сжалось.
Проснулся Иван, холодным потом покрытый. Захотелось ему водицы чистой напиться, вспомнил он про баклажку, из дома взятую, святой водой налитую. Хотел было водицы испить из родника заветного, да только пустой оказалась баклажка.
Бросился Иван домой дорогой дальнею, через чащу дремучую, через болота топкие, через горы высокие. Наконец, приходит он к роднику заветному, глядь, а возле родника свернулась кольцами змея, чешуёй костяной поблёскивает. А голов у той змеи сразу три, и все знакомо так Ване подмигивают. А с длинных языков змеиных яд смертельный в родник стекает. И водица уже не святая, мутно-горькая течёт.
Плохо тут стало Ване, тошно. А у змеиных голов изо рта вдруг дудочки появились, да и загудели те головы по очереди: сначала песню разудалую, потом песню величавую, затем - маняще-чудную.
Заплакал тут Иван слезами солёными, а сам давай плясать под дудки чужие.
Горько Ване, плохо. Плачет душа дурацкая...Да и поделом. Только время назад не воротишь.
И решил Ваня пойти погулять по белу свету, на людей посмотреть, себя показать, да невесту хорошую себе подыскать. А надо сказать, был у Ивана неподалёку от дома родник заветный. Водица в том роднике волшебной силы была: стоит испить воды той, как разум ясным становится, в теле силушки прибавляется, на душе чистота появляется.
Так вот, пошёл Иван к роднику заветному святой водицы перед дорогой напиться, да с собой в путь дальний в баклажку набрал.
Долго ли, коротко ли шёл Иван горами высокими, болотами топкими, чащей дремучей, шёл себе, песню насвистывал. Да и вот выходит Ваня вдруг на поляну чудесную, заповедную. И стоит на той поляне дом, из дубовых брёвен построенный. Крепкий такой дом, вековой. Подходит Иван к дому, а навстречу ему старик выходит. Старик сам как дом, крепкий такой старик, вековой. А глаза у того старика жгуче-синие, взглядом Ивана насквозь пронзают.
Хотел было Ваня слово молвить, пожелать старику здоровья крепкого, да чувствует, что губы не разжимаются, а язык не ворочается. И вдруг слышит Ваня в голове голос тихий, но твёрдый, настойчивый: "Знаю, добрый молодец, что идёшь ты по белу свету счастье своё разыскивать. Да только знай, что счастье не ищут, оно нигде не прячется - его трудом да испытаниями тяжкими добиваются. Должен будешь ты, Иван, одолеть силу тёмную, силу древнюю, злобную, лживую. Воплощение силы той - дракон с тремя головами. Одна голова - лень, другая - алчность и жадность, третья - измена и предательство.
Отправляйся, Иван, в сторону запада, откуда тучи мрачные наползают, там найдёшь логово дракона трёхглавого, сразишься с ним, а сумеешь победить - время покажет".
И направился Ваня в сторону запада, откуда тучи мрачные наползают. Долго ли, коротко ли шёл Иван по белу свету, не то важно, да только однажды почуял Иван неладное. Глядь, а из-за горы поднялась на длинной шее голова огромная, чешуёй костяной покрытая. Подмигнула та голова глазом блестящим, взором лукавым Ваню окинула, да окутала дыханием липким.
И оказался вдруг Иван возле дома весёлого, яркими огнями переливающегося, разудалой музыкой манящего. Вошёл Ваня в дом, глядит, стоит посреди дома бочка с зелёным вином, вокруг неё кружки расставлены. Не удержался, попробовал Иван зелье. И закружило его в водовороте хмельном.
Много ли, мало ли времени прошло, только снится Ване сон вещий: «Стоит на заповедной поляне дуб могучий. Ветви дуба того раскачиваются, словно грозят, листья дуба того шепчутся, а откуда-то сверху вдруг взгляд жгуче-синий сверкнул, да так, что сердце у Вани от боли сжалось.»
Проснулся Иван, холодным потом покрытый, захотелось ему водицы чистой напиться, вспомнил он про баклажку, из дома взятую, святой водой налитую. Испил Ваня водицы из родника заветного, и разум его прояснился, в теле силушки прибавилось, на душе разъяснилось. Огляделся Иван кругом, ужаснулся самому себе пьяному, липкой ленью окутанному - и поспешил из дома того развесёлого.
Вновь отправился Иван в сторону западную, зловещую. Долго ли, коротко ли путь лежал, да только чует Ваня неладное. Глядь, а из-за горы поднимается на короткой толстой шее голова огромная, чешуёй костяной покрытая и жиром заплывшая. Подмигнула та голова глазом масляным, взором алчным Ивана окутала, да дохнула на него дыханием тягостным.
И оказался вдруг Ваня возле дома каменного, богатством да величием ослепляющего, златом да серебром манящего. Вошёл Иван в дом, а вокруг него уже слуги суетятся, в одежды дорогие облачают, шикарный стол накрывают. Ну и понесло Ивана в водовороте золотом, ослепляющем. Уже скоро стало ему казаться, что и дом его как-то маловат для него становится, и слуг ему не хватает. И давай он возводить себе не дом уже, а дворец, а потом ещё один, ещё величественней, а потом ещё и ещё.
Много ли, мало ли времени прошло, да только снится Ване сон вещий: «Стоит на заповедной поляне дуб могучий, только слегка уже поникший. Ветви дуба того размахивают, словно ужасаются. Листья дуба того громко трепещутся, словно гневятся. А откуда-то сверху вдруг взгляд жгуче-синий холодным пламенем полыхнул, да так, что сердце у Вани от боли сжалось.»
Проснулся Иван, холодным потом покрытый, захотелось ему водицы чистой напиться, вспомнил он про баклажку, из дома взятую, святой водой налитую. Испил Иван водицы из родника заветного, и разум его прояснился, в теле силушки прибавилось, на душе разъяснилось. Огляделся Иван кругом, ужаснулся алчности своей немереной, злобной жадностью всё опутавшей - и вон из дома того, златом да серебром отделанного.
Вновь отправился Иван в сторону западную, зловещую. Долго ли, коротко ли путь лежал, да только чует Ваня неладное. Смотрит - а из-за горы поднимается на гибко изгибающейся шее голова огромная, чешуёй костяной покрытая. Подмигнула та голова взглядом нежно-ласковым, взором манящим Ивана окутала да дохнула на него дыханием сладко-приторным.
И оказался вдруг Ваня возле терема расписного, а из окон терема того голос манящий песню напевал чудную. Зашёл Ваня в терем и видит - сидит на креслице плетеном чудо-красавица, взором тёмным к себе зовущая. И остался Иван с той раскрасавицей, да и забыл про всё на свете...
Много ли, мало ли времени прошло, да только снится Ивану сон вещий: «Стоит на заповедной поляне дуб, могучий когда-то, да только ветви дуба того уже до земли поникли да засохли. Листва дуба того вся осыпалась, а откуда-то сверху вдруг синий взгляд усталый проблеском мелькнул да и скрылся. А сердце Ивана от невыносимой боли сжалось.
Проснулся Иван, холодным потом покрытый. Захотелось ему водицы чистой напиться, вспомнил он про баклажку, из дома взятую, святой водой налитую. Хотел было водицы испить из родника заветного, да только пустой оказалась баклажка.
Бросился Иван домой дорогой дальнею, через чащу дремучую, через болота топкие, через горы высокие. Наконец, приходит он к роднику заветному, глядь, а возле родника свернулась кольцами змея, чешуёй костяной поблёскивает. А голов у той змеи сразу три, и все знакомо так Ване подмигивают. А с длинных языков змеиных яд смертельный в родник стекает. И водица уже не святая, мутно-горькая течёт.
Плохо тут стало Ване, тошно. А у змеиных голов изо рта вдруг дудочки появились, да и загудели те головы по очереди: сначала песню разудалую, потом песню величавую, затем - маняще-чудную.
Заплакал тут Иван слезами солёными, а сам давай плясать под дудки чужие.
Горько Ване, плохо. Плачет душа дурацкая...Да и поделом. Только время назад не воротишь.
Аминова Ирина, 14 лет, п.. Новосадовый
Рейтинг: 0
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
кн. Андрюша.
Хорошо.
Хорошо.
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |