Воин Кьюар
Воин Королевы. Том первый: На Юго-Западном фронте без перемен.
Эпизод 1: Капитан.
Июнь 1916 года. Близится самое жестокое время Первой мировой войны. Затяжные и зачастую бессмысленные позиционные бои истощают силы стран-участниц. Только в ходе одной Брусиловской операции на земле осталось лежать более двух миллионов тел. Немцами впервые применены отравляющие вещества и огнемёты. Дым от разрывов
артиллерийских снарядов поднимается стеной к небу и заслоняет солнце. Люди ждут и верят в победу, ожесточённо вырывая её друг у друга из пекла адской войны. Кого тогда могла заинтересовать история простого русского капитана, ведущего своих солдат в бой с австрийцами на Юго-Западном фронте?
Итак, где-то южнее города Колки, в пелене огня и гари, в одном из бесконечных окопов…
Пуля врезалась в землю совсем рядом с моей головой. И попади она тремя сантиметрами левее… Повезло бы в том случае, если оказался бы в госпитале, ведь каски на вооружении нашей армии не предусмотрены. Ха! Как будто простая фуражка может отбить маленький свинцовый подарок лучше стали! Эх, в очередной раз моя жизнь чуть не оборвалась… А ведь случится когда-нибудь такое, что Господь не успеет уследить за мной: руку сведёт во время рукопашной, или немцы «Большую Берту» на меня наведут. И всё. Прощайте, Ваше Благородие Виталий Александрович.
- Осторожнее, ваше благородие.- Предупредил меня сидящий на земле рядом нижний чин.- Австрияки очень метко стреляют.
- Слушай, морда,- дразнясь, ответил я,- и ты мог бы не хуже. Всё не пойму, что же тебе мешает? А сейчас, чтобы мне не пришлось портить твой и без того дрянной портрет, отойди на безопасное для тебя расстояние.
Я почуял, что солдат в глубине души обиделся. Всё-таки хотел помочь, побеспокоился… Да пусть о себе сначала подумает! Даже оружие своё в порядок привести не может – вон как у него затвор винтовочный после каждого выстрела подпрыгивает, того и гляди отвалится! Да и нет у меня сейчас настроения, чтобы от каждого солдатика наставления и предупреждения выслушивать. Пусть фельдфебелям советуют, они к нижним чинам ближе. Я же для них и юнкеров что сам император для дворцовых слуг – может, и удастся словечком персонально обмолвиться, да и то по делу, а в остальное время пусть идут к чёрту.
Бои шли уже не первый день. Мой отряд укрылся в окопах в чистом поле с редкими деревцами, а напротив нас, почти в километре, неровной змеёй тянулись позиции австро-венгров: несколько линий траншей, пятнадцать рядов колючей проволоки, так ещё по двум последним ток пустили. Хоть и на нескольких участках, но легче от этого не становится. Противник уверял сам себя, что такую оборону прорвать невозможно, но наш уважаемый генерал Брусилов придумал простой и эффективный план наступления. Следовало вести артиллерийские обстрелы сразу на десяти участках по всему фронту, причём в течение нескольких часов, а не недель, как сейчас делают бестолковые англичане и французы на Сомме. Ещё неизвестно, к чему их приведёт такая стратегия, но я уже догадывался: немцы без труда определят место нанесения главного удара и подтянут резервы. Итог: лучше никакой победы, чем одна такая дорогостоящая.
Между нашими позициями и австрийцами находится полоса смертельно опасной зоны. Ничейную землю стерегут пулемёты и стрелки неприятеля. Да ещё эта колючая проволока с током, чёрт бы её побрал. Я не представлял, как мы будем наступать на таком участке. Впрочем, план генерала начал осуществляться: наши орудия ещё с утра принялись долбить по австро-венграм. А значит, там и до атаки немного осталось. Пойти передохнуть что ли? Делать всё равно нечего.
Здешние солдаты все какие-то щуплые, с крестьянскими рожами. Красивых практически нет, хотя вон тот очень даже ничего, вон тот и тот. А это кто?
Я направила бинокль на капитана, в голову которому только что чуть не врезалась пуля. Вот он выслушивает что-то от рядового, затем сам отвечает, поглубже прячась в траншее. Посидел там немного, затем направился к блиндажу, расположенному неподалёку. Клянусь Иштарн, это наш шанс! Сейчас мы можем поймать того, за кем буквально охотились!
- Винсент!- крикнула я, опуская бинокль,- ноги в руки и за мной! Я нашла его.
Мой подчинённый молодец – с первого раза понял, о чём я. Хотя, не совсем он подчинённый, сам ведь напросился за мной. Взял в руки здешний карабин, раздобытый с армейского склада, и кинулся следом. Я сама выхватила меч и побежала к большому дереву, росшему недалеко от блиндажа. Отсюда за объектом наблюдать удобнее, даже бинокль не нужен. Солнце светит прямо под крону, хорошо. От удовольствия я опёрлась на ствол и подняла голову, глядя на висящую сверху листву. Винсент подбежал чуть погодя, вновь закинул винтовку на плечо, упёрся руками в бока и принялся разглядывать капитана. Я же закрыла глаза и даже задремала. Однако Винс прервал мою сладкую дрёму:
- Даг, он нас заметил! Сматываемся!
Идеальные рефлексы сработали дружно, и я мгновенно оказалась среди листьев, вцепившись когтями в кору и повиснув вверх ногами. Навыки лазания по деревьям, приобретённые в родном Тёмном Лесу, помогли и здесь. Нельзя, чтобы объект заметил нас раньше времени. А если уж и заметит, то хватать сразу. Винсент укрылся за толстым древесным стволом.
- Ты их видел?- слух уловил слова капитана.
Не мог ты нас видеть, отсталый ты наш. А если и заметил, то обязательно за галлюцинацию примешь. Так я и не поняла, что тут происходит. Нечто вроде мировой войны. Я даже запомнила названия некоторых стран; чего только стоит одна Российская Империя. Какое гордое звучное название! Германия и Великобритания тоже неплохо. Выискивая этого капитана, мы пробыли здесь уже две недели, и я, чтобы чем-то себя занять, начала учить один из многих здешних языков. Как раз тот самый германский. Ничего сложного, он кажется детским лепетом, который запоминается одним махом. Тем более, он очень похож на наш, родной.
О, Великая Матерь, сколько мне ещё тут висеть? Но для моего слуха нет ничего более прекрасного, чем звон золотых монет из казны королевы. А значит, надо и работу нормально выполнять.
Я спрятал наган в кобуру, шашку сунул в ножны и прошёлся вдоль окопов к своему блиндажу. Неподалёку стоит кресло-качалка, а в нём вальяжно отдыхает капитан из другой роты – мой друг и надёжный боевой товарищ. Он флегматично покачивается в кресле, в правой руке крутит револьвер, другой держит и курит трубку. Вдохнув очередную порцию ядовитого дыма, который по моему мнению не лучше немецкого фосгена, капитан откладывает трубку на стоящий рядом стол, наслаждаясь ощущениями, и принимается наматывать на палец длинный рыжий ус. Затем весь процесс повторяется. Хоть он и курильщик, но именно благодаря этому капитану я спасся в Галицийском сражении. Помнится, тогда я наступал на реке Золотая Липа, и австрийская пуля попала мне в ногу, сломав кость. Идти я не мог, поэтому упал и полз по земле. Пули летали туда-сюда; чуть поднимешь голову, и можешь считать себя покойником. Неизвестно как, но этот капитан сумел прорваться и дотащить меня к госпиталю. Примерно месяц я отлёживался, ждал, когда же кости срастутся, чтобы снова пойти убивать.
- О, Виталий Александрович.- Обрадовался офицер и хотел встать, чересчур сильно наклонившись вперёд. В результате чего большой живот чуть не перевесил и не уволок своего владельца в пыль.
Хотя мы оба были равны рангом, да и отношения между нами совершенно приятельские, капитан зачастую обращался ко мне по имени и отчеству. Чтож, даже так хорошо, а то всё Господин Капитан да Ваше Благородие.
- Привет.- Буркнул я после выдержанной паузы и опёрся на стену блиндажа.
- Табаку не изволите-с?- осведомился друг, протягивая трубку в надежде, что я всё-таки попробую эту дымящуюся отраву. Ну нет, не такой я дурак.
- Чего спрашиваешь? Сам прекрасно знаешь, что я не курю.- Тут я не выдержал и высказал всё, что думаю о табаке.- По мне, так проще не надевать противогаз во время газовой атаки – это более верный способ самоубийства. По крайней мере, уж точно более быстрый.
Офицер вновь уселся и, дабы отомстить мне за проявленную дерзость, вновь затянулся. Причём с особым смаком, с актёрским умением.
- В последнее время у тебя совсем нет настроения. Почему, Виталий? Боишься на австрийцев наступать?
- Кто, я? Да за такие слова я тебя сам, без австрияков застрелю! Скука какая! Завязли тут как мухи в сметане. Самое томительное дело – ожидать начала атаки.
- Может, увольнительную попросишь?
- Ни в коем случае. Вот выбьем врагов отсюда – тогда все и расслабимся, а сейчас чтобы и мыслей не было об отдыхе.
Я огляделся. По всему пространству, что можно охватить взором, летают облачка пыли и дыма. Очень жарко, хотя лето только начинается. Раньше я бы никогда не подумал, что в июне может быть так знойно. А теперь на собственной шкуре испытал. Пот течёт по лбу, заливая глаза и мешая осматривать поле боя. Волосы совсем высохли, стали жёсткими и неприятными на ощупь. А в форме вообще невозможно. Захотелось снять всё и открыться солнечным лучам. В двух сотнях шагов левее от блиндажа растёт одинокое дерево. Дуб, решил я. И показалось мне, что под кронами древесного исполина стоят двое. Один из них упёрся руками в бока и глядит прямо на нас. Другой прислонился спиной к стволу дуба и отдыхает. Кажется, у этого второго было нечто вроде третьей ноги или хвоста.
Я прикрыл глаза и встряхнул головой, вытер с лица пот. А когда вновь глянул на странную парочку, та уже исчезла. Будто и не было её.
- Фу ты, чёртова жара.- Возмутился я.- Чуть галлюцинации не случилось. Ты их видел?
- Кого?
Капитан посмотрел под дерево, но, увидев там пустоту, сел на место, покрутил пальцем у виска и протянул:
- Сочувствую, Виталий. Совсем у тебя крыша поехала. Ещё раз предлагаю – возьми ты отпуск. Хоть на пару недель.
- А я ещё раз отвечаю – нет, не возьму.
Внимание наше привлёк дробный стук копыт. Мы обернулись. Вдоль окопной линии прямо к нам скачет кто-то из старших офицеров. Гладкая шерсть скакуна красиво лоснится и переливается на солнце, а в ножнах сверкает рукоять шашки.
- Господа.- Обратился он к нам (мы отдали честь).- Поступил приказ от командующего Каледина начинать атаку на этом участке. До наступления темноты мы должны взять хотя бы одну полосу траншей.
- Один вопрос,- решил уточнить я,- пленных брать?
- Пленных не брать. Честь имею.
Мы снова вскинули ладони к козырькам фуражек и поглядели вслед всаднику.
- Есть!- обрадовался я,- моё любимое – пленных не брать!
- Что ж,- задумался капитан, вставая с кресла и пряча наган в кобуру,- может, и не увидимся больше, так что прощай. А я к своим пойду.
Друг скрылся в недрах окопа, я же отправился в расположение своей роты. Орудия за спиной бьют всё реже, ибо наступила пора действий пехоты. Враг почуял, что на него сейчас пойдёт живая сила, поэтому принялся отстреливаться с двойным усердием.
- Как обстановка?- спросил я у одного из нижних чинов, что яростно палил из винтовки.
- Плохо, ваше благородие. Сейчас вот мы обстрел прекратили, так австрияки ещё больше озлобились. Наверняка уже и пулемёты подкатили.
- Ярость заставляет совершать ошибки.- Изрёк я и вынул шашку, собираясь командовать атаку. Но в этот момент раздался сигнал, и я понял – началась священная служба. Куда же без неё? Как наступать, прежде не получив благословления Бога?
Ко всякого рода подобным мероприятиям я относился снисходительно, если не сказать неодобрительно. Зачем тратить время на длинную службу, если можно помолиться на ходу? Но возмущался я на этот счёт только про себя. Раз уж положено перед боем слушать проповеди священника, то надо соответствовать. Солдаты не только моей, но и других рот выстроились за оборонительным рубежом, где чужие пули не смогли бы достать. Батюшка стоял перед строем и распевал молитву, в это время другой поп тряс кадильницей и рассеивал в воздухе дым благовоний. Когда раздалось басовитое «аминь», солдаты развернулись и по свисткам унтер-офицеров ринулись «через край», как говорят британцы. Рота сомкнула ряды у меня за спиной, мерно вышагивая и выставив штыки. Я же шёл впереди, в левой руке держа шашку и отставив её в сторону, а правой рукой сжал рукоять револьвера и нацелил его пока что в землю. Сейчас мои воины применяли знаменитую психологическую атаку. Австрийцы пришли в смятение, видя как на них идёт живая стена. Стоило выбить одного, как на его место сразу становился другой.
Не надо думать, будто я в этот момент не боялся. Наоборот, хотелось лишь упасть и закрыть голову руками. И вообще, сейчас я ощущал себя македонским сарисофором: можно идти только вперёд, ведь сзади строй подталкивает. А если тебя и убьют, то солдаты просто пройдут по тебе и двинутся дальше. Но стальная воля, коей я имел право гордиться, не подвела, и ноги, пусть и подрагивающие, вели навстречу врагу. Ко мне подбежал младший офицер и предупредил:
- Негоже так, ваше бродие. Сейчас они очухаются и начнут из пулемётов строчить – все тут поляжем.
- Рота, слушай мою команду! В атаку за мной бегом марш!
Забыв про солдат, я кинулся прямо на потоки пуль и гранат, косивших ряды моих подчинённых. Ошмётки земли и куски грязи, вырываемые из почвы взрывами, закидывали с головой, попадали за шиворот и сильно мешали. Однако мои мучения увенчались успехом – мне первым удалось ворваться во вражеский окоп. Сбив ногой австрияка, который выглянул из траншеи, чтобы сделать выстрел, я оказался среди врагов. Те пытались отбиваться, но на вооружении у них в тот момент были лишь винтовки со штыками, коими не очень удобно размахивать в данной обстановке. А вот я давно научился драться в условиях окопной войны. Если врагов много, то в первую очередь надо устроить неразбериху, спутать ряды неприятеля. Что я и сделал, свалив ещё одним ударом очередного австро-венгра. Тот рухнул наземь, задев нескольких товарищей и помешав им целиться в меня. Спустя секунду, по земле покатились три головы, облачённые в металлические каски. А потом окровавленная шашка вошла в грудь какого-то австрийского офицера. Решив не мешкать, я оставил оружие в теле врага, сам же вскинул наган и одним барабаном положил полдюжины неприятельских солдат. И вот спереди по направлению ко мне двинулся достойный противник. Судя по всему, такой же капитан, как и я. Но у него в руках был карабин со штыком, а у меня пустой пистолет. Послышался топот сапог – подчинённые бежали за своим офицером. Из того же прохода, откуда вышел капитан, показалось около десятка солдат.
Но моей драке с очередной порцией австрийцев суждено было не состояться. Траншея буквально забилась моими воинами, как засоряется водосточная труба.
Когда наша расправа над австро-венграми завершилась, я решил пройтись туда-сюда, чтобы снять напряжение после боя. Стараясь поменьше глядеть на трупы, я прошёл вдоль траншеи и обнаружил в тупике склад с оружием: охапка винтовок, несколько связок гранат и ручной пулемёт «Шкода». Этого хватит, чтобы вооружить небольшой отряд, только вот пулемётик мой. Я взял тяжеленное оружие в руки и поначалу подумал, что не смогу стрелять из такого чудовища. Но вскоре притерпелся. Хотя вооружаться в таком духе – не мой конёк, я остался доволен трофеем.
Я уже собрался назад, к своим подчинённым, как вдруг услышал шёпот:
- Для человека ты сражаешься слишком ожесточённо. Впрочем, кто ж тебя знает?..
Скорее всего, говорящий, вернее говорящая, рассуждала вслух, а не шептала мне. У голоса был странный акцент: шепчущая слегка растягивала «с» и все шипящие буквы, будто змея. Вдруг позади осыпалась земляная стенка траншеи, и кто-то свалился сверху. Раздался короткий женский взвизг и глухой удар. Я круто развернулся, направив дуло пулемёта на новую цель. Тогда я не понял, кого или что увидел. Это было какое-то человекоподобное существо, но двигалось оно так быстро, что я даже не понял какое. Успел заметить только что-то вьющееся за спиной. Точно хвост. На ящериной башке сверкнули два больших жёлтых глаза. А затем странный монстр (или что это уж такое?) так ловко выскочил из окопа, будто его подкинули. На поясе мелькнуло оружие, нечто вроде меча.
- А ну стой!- приказал я, выглядывая из траншеи и наводя дуло вслед хвостатому. Тот бежал по полю вдвое быстрее обычного человека. Пока я опомнился, чудище преодолело около ста аршинов, затем рухнуло в траву…и исчезло.
- Да, Виталик, галлюцинации становятся всё интереснее.- Совершенно разбито сказал я сам себе, опуская неподъёмное творение немецких оружейников. В эту секунду ко мне подбежал ещё не отошедший от боя фельдфебель, отдал честь и спросил разрешения доложить. Я разрешил. Потери наши после этой атаки составили около двух десятков человек, да ещё тридцать попали в госпиталь с разной тяжести ранениями. И в основном все – новобранцы; в одном из последних сражений наша рота понесла большие потери. И, чтобы восстановить её, к нам прислали резервистов. А резервисты – вчерашние крестьяне, только что от сохи, необстрелянные и неопытные. Они не знают как уклоняться от пулемётного огня, как обманывать наступающего противника…Поэтому мрут как мухи. Кстати, именно за мастерство ведения боя германская армия прозвала нашу роту Проклятой. До меня один раз дошли слухи, что сам кайзер признал меня и моих солдат своими личными врагами. Я сразу сказал себе, что это чушь, но лишь для того, чтобы не зазнаться.
Размышления о потерях и воспоминания как-то сами собой вытеснили впечатления от встречи с непонятным существом, которое я уже дважды сегодня видел. Тем более, передышки нам давать никто не собирался – завтра снова намечалась атака. Дай Бог, если удастся выспаться и хоть раз за последнее время нормально поесть, а то всё хлеб да вода.
Солнце уже начало садиться, и первые сумерки повисли в небе. Горизонт, окрашенный последними оранжевыми лучами, гармонично сочетался с орошённой кровью землёй. И тут раздался слаженный стрекот пулемётных очередей. Я сначала пригнулся, затем, когда чуть утихло, осмелился выглянуть. По полю ровной цепочкой наступали пулемётчики австрийцев, вооружённые такими же «Шкодами», как и у меня. И ладно бы просто пулемётчики, так ведь ещё и стальные панцири с касками напялили. Ребятам моим очень тяжело будет, из винтовки такую броню сложно пробить. А вот я, вооружённый своим огнестрельным чудовищем, пожалуй, справлюсь.
Я вскинул «Шкоду» на край траншеи и принялся посылать очереди в идущего врага. Я не старался попасть, а пытался словно сказать противникам: «Вот смотрите – я не хуже вас вооружён!». Одна пуля всё-таки угодила в ногу какого-то австрияка, раздался треск, нога отлетела, воин упал, а встать было практически невозможно из-за болевого шока и брони. Затем ещё один пал с пробитой, почти разбитой на части головой. А потом стало жарко.
Подойдя на расстояние примерно сорока шагов, австрийские тяжёлые пехотинцы сняли с поясов гранаты и принялись метать в нас. Надо отдать им должное – с такого расстояния, да ещё и в эдаком обмундировании…Я понял, что это была не полноценная контратака, а скорее отмщение за взятие первых рубежей обороны. И отмщение серьёзное. Я оказался отрезан от своего отряда, раздались возгласы: «Ваше благородие, вы где?» Я понимал, что ничем помочь не могу, издалека чувствовал эту беспомощность. И от этого, от досады хотелось плакать. Конечно же, я сразу кинулся на помощь своим, но дорогу мне преградила упавшая дозорная вышка, стоявшая рядом и подорванная случайно попавшей под опоры гранатой. Причём упала она как раз совсем недалеко от моих солдат, так что я мог только метаться за получившейся баррикадой и смотреть на своих подчинённых, терзаемых пулями. Вдруг взрывчатка упала прямо мне под ноги. Я, понятное дело, сразу развернулся и кинулся назад, но взрыв подкинул меня вверх тормашками и с силой швырнул о стенку окопа. Я ударился и осел бесформенной кучей.
Ну, неужели он соизволил уйти? К блиндажу подскакал всадник, недолго разговаривал с капитаном и сидящим в кресле рыжим толстяком. Затем умчался прочь. После разговора наш объект удалился через траншею обратно, в расположение своего отряда. Всё, пора спускаться.
Я сползла по стволу вниз, сначала опустившись на четвереньки, затем встав на ноги. Винсент тут же оказался рядом, спросил что делать. Я указала на позиции врагов капитана. Подчинённый послушно направился за мной. Да, между русскими и австро-венгерскими траншеями около километра будет. Но если удастся добраться до австрийцев, а затем где-нибудь там спрятаться, поимку объекта можно считать завершённой.
Началась атака. Русские войска, и капитан заодно, ринулись вперёд. Австрияки начали отстреливаться. Я упала на землю, принявшись ползти и приняв чёрный цвет. Так на фоне почвы я буду менее заметна, особенно в своём латексном костюме. Буду молиться Матери, чтоб в меня случайно не попали гранатой.
И Матерь услыхала: за весь путь на брюхе даже пуля рядом не просвистела. Я доползла и укрылась в лесополосе, протянувшейся перпендикулярно позициям австро-венгров. Среди деревьев меня никто не заметит. Винсент всё это время покорно двигался за мной.
Вот наш капитан первым спрыгнул в окопы, пиная солдата. Мелькнул меч, ещё три обезглавленных трупа упали. Затем прогрохотали шесть пистолетных выстрелов, подоспели другие солдаты, закипел траншейный бой. Воины орудуют винтовками со штыками, будто копьями. Да, тутошние люди совсем ожесточились друг на друга, даже новогодних перемирий нет.
Бой завершился, объект выслушал донесение о потерях и направился прямо к месту, где мы укрылись. Траншея заканчивалась тупиком, в котором находится наборчик местного огнестрельного оружия. Взял оттуда что-то, напоминающее пулемёт, и направился обратно. Сейчас можно подкрасться сзади, стукнуть по голове и уволочь в укрытие.
Я начала двигаться по краю траншеи, низко пригибаясь к земле. Ни с того ни с сего я восхитилась жестокостью, с которой капитан расправлялся с врагами, причём вслух:
- Для человека ты сражаешься слишком жестоко. Впрочем, кто ж тебя знает?..
Дура, что я болтаю? Капитан тоже услышал и насторожился. А тут земля осыпалась, и я рухнула внутрь окопа. Ещё и заверещала, как девчонка мелкая. Объект развернулся, целясь в меня из пулемёта. Я, конечно же, сразу выпрыгнула из траншеи и кинулась в поле, по направлению к русским позициям. Затем упала на живот, вновь стала чёрной и даже перестала дышать. Вдруг раздалась пулемётная стрельба, и я решила оставаться замаскированной, пока всё не прекратится.
Так вот она какая, смерть. Кромешная тьма и ноющая боль во всём теле. Но постойте-постойте! Если я умер, то не должен ничего ощущать. А я-то ощущаю! Значит жив! Жив!!!
Первое, что я сделал, это открыл глаза. И почти ничего не увидел, потому что ночь наступила. Звёзды прощально мигают тем, кто сегодня пал в битве, сражаясь за родину: австрийцы за свою, мы за свою. Сквозь небо тянется длинная белая полоса – Млечный Путь. Где-то далеко слышится треск пулемётов. Сколько же я провалялся в отключке? И что с моей ротой? Со спины мне удалось перекатиться на живот. Затем я сделал попытку встать, но руки подкосились, и я вновь упал в пыль. Какое унижение. И что прикажете делать? Я теперь командир без воинов.
Эпизод 1: Капитан.
Июнь 1916 года. Близится самое жестокое время Первой мировой войны. Затяжные и зачастую бессмысленные позиционные бои истощают силы стран-участниц. Только в ходе одной Брусиловской операции на земле осталось лежать более двух миллионов тел. Немцами впервые применены отравляющие вещества и огнемёты. Дым от разрывов
артиллерийских снарядов поднимается стеной к небу и заслоняет солнце. Люди ждут и верят в победу, ожесточённо вырывая её друг у друга из пекла адской войны. Кого тогда могла заинтересовать история простого русского капитана, ведущего своих солдат в бой с австрийцами на Юго-Западном фронте?
Итак, где-то южнее города Колки, в пелене огня и гари, в одном из бесконечных окопов…
Пуля врезалась в землю совсем рядом с моей головой. И попади она тремя сантиметрами левее… Повезло бы в том случае, если оказался бы в госпитале, ведь каски на вооружении нашей армии не предусмотрены. Ха! Как будто простая фуражка может отбить маленький свинцовый подарок лучше стали! Эх, в очередной раз моя жизнь чуть не оборвалась… А ведь случится когда-нибудь такое, что Господь не успеет уследить за мной: руку сведёт во время рукопашной, или немцы «Большую Берту» на меня наведут. И всё. Прощайте, Ваше Благородие Виталий Александрович.
- Осторожнее, ваше благородие.- Предупредил меня сидящий на земле рядом нижний чин.- Австрияки очень метко стреляют.
- Слушай, морда,- дразнясь, ответил я,- и ты мог бы не хуже. Всё не пойму, что же тебе мешает? А сейчас, чтобы мне не пришлось портить твой и без того дрянной портрет, отойди на безопасное для тебя расстояние.
Я почуял, что солдат в глубине души обиделся. Всё-таки хотел помочь, побеспокоился… Да пусть о себе сначала подумает! Даже оружие своё в порядок привести не может – вон как у него затвор винтовочный после каждого выстрела подпрыгивает, того и гляди отвалится! Да и нет у меня сейчас настроения, чтобы от каждого солдатика наставления и предупреждения выслушивать. Пусть фельдфебелям советуют, они к нижним чинам ближе. Я же для них и юнкеров что сам император для дворцовых слуг – может, и удастся словечком персонально обмолвиться, да и то по делу, а в остальное время пусть идут к чёрту.
Бои шли уже не первый день. Мой отряд укрылся в окопах в чистом поле с редкими деревцами, а напротив нас, почти в километре, неровной змеёй тянулись позиции австро-венгров: несколько линий траншей, пятнадцать рядов колючей проволоки, так ещё по двум последним ток пустили. Хоть и на нескольких участках, но легче от этого не становится. Противник уверял сам себя, что такую оборону прорвать невозможно, но наш уважаемый генерал Брусилов придумал простой и эффективный план наступления. Следовало вести артиллерийские обстрелы сразу на десяти участках по всему фронту, причём в течение нескольких часов, а не недель, как сейчас делают бестолковые англичане и французы на Сомме. Ещё неизвестно, к чему их приведёт такая стратегия, но я уже догадывался: немцы без труда определят место нанесения главного удара и подтянут резервы. Итог: лучше никакой победы, чем одна такая дорогостоящая.
Между нашими позициями и австрийцами находится полоса смертельно опасной зоны. Ничейную землю стерегут пулемёты и стрелки неприятеля. Да ещё эта колючая проволока с током, чёрт бы её побрал. Я не представлял, как мы будем наступать на таком участке. Впрочем, план генерала начал осуществляться: наши орудия ещё с утра принялись долбить по австро-венграм. А значит, там и до атаки немного осталось. Пойти передохнуть что ли? Делать всё равно нечего.
Здешние солдаты все какие-то щуплые, с крестьянскими рожами. Красивых практически нет, хотя вон тот очень даже ничего, вон тот и тот. А это кто?
Я направила бинокль на капитана, в голову которому только что чуть не врезалась пуля. Вот он выслушивает что-то от рядового, затем сам отвечает, поглубже прячась в траншее. Посидел там немного, затем направился к блиндажу, расположенному неподалёку. Клянусь Иштарн, это наш шанс! Сейчас мы можем поймать того, за кем буквально охотились!
- Винсент!- крикнула я, опуская бинокль,- ноги в руки и за мной! Я нашла его.
Мой подчинённый молодец – с первого раза понял, о чём я. Хотя, не совсем он подчинённый, сам ведь напросился за мной. Взял в руки здешний карабин, раздобытый с армейского склада, и кинулся следом. Я сама выхватила меч и побежала к большому дереву, росшему недалеко от блиндажа. Отсюда за объектом наблюдать удобнее, даже бинокль не нужен. Солнце светит прямо под крону, хорошо. От удовольствия я опёрлась на ствол и подняла голову, глядя на висящую сверху листву. Винсент подбежал чуть погодя, вновь закинул винтовку на плечо, упёрся руками в бока и принялся разглядывать капитана. Я же закрыла глаза и даже задремала. Однако Винс прервал мою сладкую дрёму:
- Даг, он нас заметил! Сматываемся!
Идеальные рефлексы сработали дружно, и я мгновенно оказалась среди листьев, вцепившись когтями в кору и повиснув вверх ногами. Навыки лазания по деревьям, приобретённые в родном Тёмном Лесу, помогли и здесь. Нельзя, чтобы объект заметил нас раньше времени. А если уж и заметит, то хватать сразу. Винсент укрылся за толстым древесным стволом.
- Ты их видел?- слух уловил слова капитана.
Не мог ты нас видеть, отсталый ты наш. А если и заметил, то обязательно за галлюцинацию примешь. Так я и не поняла, что тут происходит. Нечто вроде мировой войны. Я даже запомнила названия некоторых стран; чего только стоит одна Российская Империя. Какое гордое звучное название! Германия и Великобритания тоже неплохо. Выискивая этого капитана, мы пробыли здесь уже две недели, и я, чтобы чем-то себя занять, начала учить один из многих здешних языков. Как раз тот самый германский. Ничего сложного, он кажется детским лепетом, который запоминается одним махом. Тем более, он очень похож на наш, родной.
О, Великая Матерь, сколько мне ещё тут висеть? Но для моего слуха нет ничего более прекрасного, чем звон золотых монет из казны королевы. А значит, надо и работу нормально выполнять.
Я спрятал наган в кобуру, шашку сунул в ножны и прошёлся вдоль окопов к своему блиндажу. Неподалёку стоит кресло-качалка, а в нём вальяжно отдыхает капитан из другой роты – мой друг и надёжный боевой товарищ. Он флегматично покачивается в кресле, в правой руке крутит револьвер, другой держит и курит трубку. Вдохнув очередную порцию ядовитого дыма, который по моему мнению не лучше немецкого фосгена, капитан откладывает трубку на стоящий рядом стол, наслаждаясь ощущениями, и принимается наматывать на палец длинный рыжий ус. Затем весь процесс повторяется. Хоть он и курильщик, но именно благодаря этому капитану я спасся в Галицийском сражении. Помнится, тогда я наступал на реке Золотая Липа, и австрийская пуля попала мне в ногу, сломав кость. Идти я не мог, поэтому упал и полз по земле. Пули летали туда-сюда; чуть поднимешь голову, и можешь считать себя покойником. Неизвестно как, но этот капитан сумел прорваться и дотащить меня к госпиталю. Примерно месяц я отлёживался, ждал, когда же кости срастутся, чтобы снова пойти убивать.
- О, Виталий Александрович.- Обрадовался офицер и хотел встать, чересчур сильно наклонившись вперёд. В результате чего большой живот чуть не перевесил и не уволок своего владельца в пыль.
Хотя мы оба были равны рангом, да и отношения между нами совершенно приятельские, капитан зачастую обращался ко мне по имени и отчеству. Чтож, даже так хорошо, а то всё Господин Капитан да Ваше Благородие.
- Привет.- Буркнул я после выдержанной паузы и опёрся на стену блиндажа.
- Табаку не изволите-с?- осведомился друг, протягивая трубку в надежде, что я всё-таки попробую эту дымящуюся отраву. Ну нет, не такой я дурак.
- Чего спрашиваешь? Сам прекрасно знаешь, что я не курю.- Тут я не выдержал и высказал всё, что думаю о табаке.- По мне, так проще не надевать противогаз во время газовой атаки – это более верный способ самоубийства. По крайней мере, уж точно более быстрый.
Офицер вновь уселся и, дабы отомстить мне за проявленную дерзость, вновь затянулся. Причём с особым смаком, с актёрским умением.
- В последнее время у тебя совсем нет настроения. Почему, Виталий? Боишься на австрийцев наступать?
- Кто, я? Да за такие слова я тебя сам, без австрияков застрелю! Скука какая! Завязли тут как мухи в сметане. Самое томительное дело – ожидать начала атаки.
- Может, увольнительную попросишь?
- Ни в коем случае. Вот выбьем врагов отсюда – тогда все и расслабимся, а сейчас чтобы и мыслей не было об отдыхе.
Я огляделся. По всему пространству, что можно охватить взором, летают облачка пыли и дыма. Очень жарко, хотя лето только начинается. Раньше я бы никогда не подумал, что в июне может быть так знойно. А теперь на собственной шкуре испытал. Пот течёт по лбу, заливая глаза и мешая осматривать поле боя. Волосы совсем высохли, стали жёсткими и неприятными на ощупь. А в форме вообще невозможно. Захотелось снять всё и открыться солнечным лучам. В двух сотнях шагов левее от блиндажа растёт одинокое дерево. Дуб, решил я. И показалось мне, что под кронами древесного исполина стоят двое. Один из них упёрся руками в бока и глядит прямо на нас. Другой прислонился спиной к стволу дуба и отдыхает. Кажется, у этого второго было нечто вроде третьей ноги или хвоста.
Я прикрыл глаза и встряхнул головой, вытер с лица пот. А когда вновь глянул на странную парочку, та уже исчезла. Будто и не было её.
- Фу ты, чёртова жара.- Возмутился я.- Чуть галлюцинации не случилось. Ты их видел?
- Кого?
Капитан посмотрел под дерево, но, увидев там пустоту, сел на место, покрутил пальцем у виска и протянул:
- Сочувствую, Виталий. Совсем у тебя крыша поехала. Ещё раз предлагаю – возьми ты отпуск. Хоть на пару недель.
- А я ещё раз отвечаю – нет, не возьму.
Внимание наше привлёк дробный стук копыт. Мы обернулись. Вдоль окопной линии прямо к нам скачет кто-то из старших офицеров. Гладкая шерсть скакуна красиво лоснится и переливается на солнце, а в ножнах сверкает рукоять шашки.
- Господа.- Обратился он к нам (мы отдали честь).- Поступил приказ от командующего Каледина начинать атаку на этом участке. До наступления темноты мы должны взять хотя бы одну полосу траншей.
- Один вопрос,- решил уточнить я,- пленных брать?
- Пленных не брать. Честь имею.
Мы снова вскинули ладони к козырькам фуражек и поглядели вслед всаднику.
- Есть!- обрадовался я,- моё любимое – пленных не брать!
- Что ж,- задумался капитан, вставая с кресла и пряча наган в кобуру,- может, и не увидимся больше, так что прощай. А я к своим пойду.
Друг скрылся в недрах окопа, я же отправился в расположение своей роты. Орудия за спиной бьют всё реже, ибо наступила пора действий пехоты. Враг почуял, что на него сейчас пойдёт живая сила, поэтому принялся отстреливаться с двойным усердием.
- Как обстановка?- спросил я у одного из нижних чинов, что яростно палил из винтовки.
- Плохо, ваше благородие. Сейчас вот мы обстрел прекратили, так австрияки ещё больше озлобились. Наверняка уже и пулемёты подкатили.
- Ярость заставляет совершать ошибки.- Изрёк я и вынул шашку, собираясь командовать атаку. Но в этот момент раздался сигнал, и я понял – началась священная служба. Куда же без неё? Как наступать, прежде не получив благословления Бога?
Ко всякого рода подобным мероприятиям я относился снисходительно, если не сказать неодобрительно. Зачем тратить время на длинную службу, если можно помолиться на ходу? Но возмущался я на этот счёт только про себя. Раз уж положено перед боем слушать проповеди священника, то надо соответствовать. Солдаты не только моей, но и других рот выстроились за оборонительным рубежом, где чужие пули не смогли бы достать. Батюшка стоял перед строем и распевал молитву, в это время другой поп тряс кадильницей и рассеивал в воздухе дым благовоний. Когда раздалось басовитое «аминь», солдаты развернулись и по свисткам унтер-офицеров ринулись «через край», как говорят британцы. Рота сомкнула ряды у меня за спиной, мерно вышагивая и выставив штыки. Я же шёл впереди, в левой руке держа шашку и отставив её в сторону, а правой рукой сжал рукоять револьвера и нацелил его пока что в землю. Сейчас мои воины применяли знаменитую психологическую атаку. Австрийцы пришли в смятение, видя как на них идёт живая стена. Стоило выбить одного, как на его место сразу становился другой.
Не надо думать, будто я в этот момент не боялся. Наоборот, хотелось лишь упасть и закрыть голову руками. И вообще, сейчас я ощущал себя македонским сарисофором: можно идти только вперёд, ведь сзади строй подталкивает. А если тебя и убьют, то солдаты просто пройдут по тебе и двинутся дальше. Но стальная воля, коей я имел право гордиться, не подвела, и ноги, пусть и подрагивающие, вели навстречу врагу. Ко мне подбежал младший офицер и предупредил:
- Негоже так, ваше бродие. Сейчас они очухаются и начнут из пулемётов строчить – все тут поляжем.
- Рота, слушай мою команду! В атаку за мной бегом марш!
Забыв про солдат, я кинулся прямо на потоки пуль и гранат, косивших ряды моих подчинённых. Ошмётки земли и куски грязи, вырываемые из почвы взрывами, закидывали с головой, попадали за шиворот и сильно мешали. Однако мои мучения увенчались успехом – мне первым удалось ворваться во вражеский окоп. Сбив ногой австрияка, который выглянул из траншеи, чтобы сделать выстрел, я оказался среди врагов. Те пытались отбиваться, но на вооружении у них в тот момент были лишь винтовки со штыками, коими не очень удобно размахивать в данной обстановке. А вот я давно научился драться в условиях окопной войны. Если врагов много, то в первую очередь надо устроить неразбериху, спутать ряды неприятеля. Что я и сделал, свалив ещё одним ударом очередного австро-венгра. Тот рухнул наземь, задев нескольких товарищей и помешав им целиться в меня. Спустя секунду, по земле покатились три головы, облачённые в металлические каски. А потом окровавленная шашка вошла в грудь какого-то австрийского офицера. Решив не мешкать, я оставил оружие в теле врага, сам же вскинул наган и одним барабаном положил полдюжины неприятельских солдат. И вот спереди по направлению ко мне двинулся достойный противник. Судя по всему, такой же капитан, как и я. Но у него в руках был карабин со штыком, а у меня пустой пистолет. Послышался топот сапог – подчинённые бежали за своим офицером. Из того же прохода, откуда вышел капитан, показалось около десятка солдат.
Но моей драке с очередной порцией австрийцев суждено было не состояться. Траншея буквально забилась моими воинами, как засоряется водосточная труба.
Когда наша расправа над австро-венграми завершилась, я решил пройтись туда-сюда, чтобы снять напряжение после боя. Стараясь поменьше глядеть на трупы, я прошёл вдоль траншеи и обнаружил в тупике склад с оружием: охапка винтовок, несколько связок гранат и ручной пулемёт «Шкода». Этого хватит, чтобы вооружить небольшой отряд, только вот пулемётик мой. Я взял тяжеленное оружие в руки и поначалу подумал, что не смогу стрелять из такого чудовища. Но вскоре притерпелся. Хотя вооружаться в таком духе – не мой конёк, я остался доволен трофеем.
Я уже собрался назад, к своим подчинённым, как вдруг услышал шёпот:
- Для человека ты сражаешься слишком ожесточённо. Впрочем, кто ж тебя знает?..
Скорее всего, говорящий, вернее говорящая, рассуждала вслух, а не шептала мне. У голоса был странный акцент: шепчущая слегка растягивала «с» и все шипящие буквы, будто змея. Вдруг позади осыпалась земляная стенка траншеи, и кто-то свалился сверху. Раздался короткий женский взвизг и глухой удар. Я круто развернулся, направив дуло пулемёта на новую цель. Тогда я не понял, кого или что увидел. Это было какое-то человекоподобное существо, но двигалось оно так быстро, что я даже не понял какое. Успел заметить только что-то вьющееся за спиной. Точно хвост. На ящериной башке сверкнули два больших жёлтых глаза. А затем странный монстр (или что это уж такое?) так ловко выскочил из окопа, будто его подкинули. На поясе мелькнуло оружие, нечто вроде меча.
- А ну стой!- приказал я, выглядывая из траншеи и наводя дуло вслед хвостатому. Тот бежал по полю вдвое быстрее обычного человека. Пока я опомнился, чудище преодолело около ста аршинов, затем рухнуло в траву…и исчезло.
- Да, Виталик, галлюцинации становятся всё интереснее.- Совершенно разбито сказал я сам себе, опуская неподъёмное творение немецких оружейников. В эту секунду ко мне подбежал ещё не отошедший от боя фельдфебель, отдал честь и спросил разрешения доложить. Я разрешил. Потери наши после этой атаки составили около двух десятков человек, да ещё тридцать попали в госпиталь с разной тяжести ранениями. И в основном все – новобранцы; в одном из последних сражений наша рота понесла большие потери. И, чтобы восстановить её, к нам прислали резервистов. А резервисты – вчерашние крестьяне, только что от сохи, необстрелянные и неопытные. Они не знают как уклоняться от пулемётного огня, как обманывать наступающего противника…Поэтому мрут как мухи. Кстати, именно за мастерство ведения боя германская армия прозвала нашу роту Проклятой. До меня один раз дошли слухи, что сам кайзер признал меня и моих солдат своими личными врагами. Я сразу сказал себе, что это чушь, но лишь для того, чтобы не зазнаться.
Размышления о потерях и воспоминания как-то сами собой вытеснили впечатления от встречи с непонятным существом, которое я уже дважды сегодня видел. Тем более, передышки нам давать никто не собирался – завтра снова намечалась атака. Дай Бог, если удастся выспаться и хоть раз за последнее время нормально поесть, а то всё хлеб да вода.
Солнце уже начало садиться, и первые сумерки повисли в небе. Горизонт, окрашенный последними оранжевыми лучами, гармонично сочетался с орошённой кровью землёй. И тут раздался слаженный стрекот пулемётных очередей. Я сначала пригнулся, затем, когда чуть утихло, осмелился выглянуть. По полю ровной цепочкой наступали пулемётчики австрийцев, вооружённые такими же «Шкодами», как и у меня. И ладно бы просто пулемётчики, так ведь ещё и стальные панцири с касками напялили. Ребятам моим очень тяжело будет, из винтовки такую броню сложно пробить. А вот я, вооружённый своим огнестрельным чудовищем, пожалуй, справлюсь.
Я вскинул «Шкоду» на край траншеи и принялся посылать очереди в идущего врага. Я не старался попасть, а пытался словно сказать противникам: «Вот смотрите – я не хуже вас вооружён!». Одна пуля всё-таки угодила в ногу какого-то австрияка, раздался треск, нога отлетела, воин упал, а встать было практически невозможно из-за болевого шока и брони. Затем ещё один пал с пробитой, почти разбитой на части головой. А потом стало жарко.
Подойдя на расстояние примерно сорока шагов, австрийские тяжёлые пехотинцы сняли с поясов гранаты и принялись метать в нас. Надо отдать им должное – с такого расстояния, да ещё и в эдаком обмундировании…Я понял, что это была не полноценная контратака, а скорее отмщение за взятие первых рубежей обороны. И отмщение серьёзное. Я оказался отрезан от своего отряда, раздались возгласы: «Ваше благородие, вы где?» Я понимал, что ничем помочь не могу, издалека чувствовал эту беспомощность. И от этого, от досады хотелось плакать. Конечно же, я сразу кинулся на помощь своим, но дорогу мне преградила упавшая дозорная вышка, стоявшая рядом и подорванная случайно попавшей под опоры гранатой. Причём упала она как раз совсем недалеко от моих солдат, так что я мог только метаться за получившейся баррикадой и смотреть на своих подчинённых, терзаемых пулями. Вдруг взрывчатка упала прямо мне под ноги. Я, понятное дело, сразу развернулся и кинулся назад, но взрыв подкинул меня вверх тормашками и с силой швырнул о стенку окопа. Я ударился и осел бесформенной кучей.
Ну, неужели он соизволил уйти? К блиндажу подскакал всадник, недолго разговаривал с капитаном и сидящим в кресле рыжим толстяком. Затем умчался прочь. После разговора наш объект удалился через траншею обратно, в расположение своего отряда. Всё, пора спускаться.
Я сползла по стволу вниз, сначала опустившись на четвереньки, затем встав на ноги. Винсент тут же оказался рядом, спросил что делать. Я указала на позиции врагов капитана. Подчинённый послушно направился за мной. Да, между русскими и австро-венгерскими траншеями около километра будет. Но если удастся добраться до австрийцев, а затем где-нибудь там спрятаться, поимку объекта можно считать завершённой.
Началась атака. Русские войска, и капитан заодно, ринулись вперёд. Австрияки начали отстреливаться. Я упала на землю, принявшись ползти и приняв чёрный цвет. Так на фоне почвы я буду менее заметна, особенно в своём латексном костюме. Буду молиться Матери, чтоб в меня случайно не попали гранатой.
И Матерь услыхала: за весь путь на брюхе даже пуля рядом не просвистела. Я доползла и укрылась в лесополосе, протянувшейся перпендикулярно позициям австро-венгров. Среди деревьев меня никто не заметит. Винсент всё это время покорно двигался за мной.
Вот наш капитан первым спрыгнул в окопы, пиная солдата. Мелькнул меч, ещё три обезглавленных трупа упали. Затем прогрохотали шесть пистолетных выстрелов, подоспели другие солдаты, закипел траншейный бой. Воины орудуют винтовками со штыками, будто копьями. Да, тутошние люди совсем ожесточились друг на друга, даже новогодних перемирий нет.
Бой завершился, объект выслушал донесение о потерях и направился прямо к месту, где мы укрылись. Траншея заканчивалась тупиком, в котором находится наборчик местного огнестрельного оружия. Взял оттуда что-то, напоминающее пулемёт, и направился обратно. Сейчас можно подкрасться сзади, стукнуть по голове и уволочь в укрытие.
Я начала двигаться по краю траншеи, низко пригибаясь к земле. Ни с того ни с сего я восхитилась жестокостью, с которой капитан расправлялся с врагами, причём вслух:
- Для человека ты сражаешься слишком жестоко. Впрочем, кто ж тебя знает?..
Дура, что я болтаю? Капитан тоже услышал и насторожился. А тут земля осыпалась, и я рухнула внутрь окопа. Ещё и заверещала, как девчонка мелкая. Объект развернулся, целясь в меня из пулемёта. Я, конечно же, сразу выпрыгнула из траншеи и кинулась в поле, по направлению к русским позициям. Затем упала на живот, вновь стала чёрной и даже перестала дышать. Вдруг раздалась пулемётная стрельба, и я решила оставаться замаскированной, пока всё не прекратится.
Так вот она какая, смерть. Кромешная тьма и ноющая боль во всём теле. Но постойте-постойте! Если я умер, то не должен ничего ощущать. А я-то ощущаю! Значит жив! Жив!!!
Первое, что я сделал, это открыл глаза. И почти ничего не увидел, потому что ночь наступила. Звёзды прощально мигают тем, кто сегодня пал в битве, сражаясь за родину: австрийцы за свою, мы за свою. Сквозь небо тянется длинная белая полоса – Млечный Путь. Где-то далеко слышится треск пулемётов. Сколько же я провалялся в отключке? И что с моей ротой? Со спины мне удалось перекатиться на живот. Затем я сделал попытку встать, но руки подкосились, и я вновь упал в пыль. Какое унижение. И что прикажете делать? Я теперь командир без воинов.
Ларин Степан, 15 лет, п.Большелугский
Рейтинг: 2
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |