Произведения | Второй детский литературный конкурс | Поэзия
Красный человек
Друг мой, друг мой,
Я совсем ничего не слышу.
Оккупировал уши чей-то скользкий вой,
Не додребезжатся стальные крыши,
Не довизжится резка
Свеклы
Кормовой.
Мыши жирные и хвостатые бордовых слов
Лезут из его пасти кроваво-красной,
И скрипит во мне Подрывальщик Основ,
Опутывает бычьим цепнем ласково,
И, сверкая мясного цвета зубами,
Свистит, свистит в мои вангоговские уши:
«Хочешь - смотри глазами подстреленной лани,
Забивайся под желтый плед девочкой непослушной,
Только от меня не спрячешься, нет:
Кончено. Ты завязла в Слепой Елани.
А кто, кроме меня, тебя выудит?
Что кулачками машешь, глупая?
К чему объявляешь безвременный карантин
И бежишь рассматривать небо в лупу?»
Красный, красный человек.
Безмолочный.
Безбельный.
Бесснежный.
Чешет ногтем бурые усы,
Смотрит в подножный шоколад с нежностью
И, разбиваясь вдруг дождями косыми,
Хлещет по лицу,
Окружает мокротой,
Осыпается влажным туманом на сук,
Заставляет давиться рваной зевотой.
Мои заводы выпускают гормон сна,
Кутается в ватное одеяло организм.
Не пробьется, не вселится синяя весна –
Улетаю далеко –
Глубоко вниз.
Друг мой, друг мой,
Я пложу буковки, не как плодят детей в Манчжурии,
Журчу корявыми ручьями слов,
Не смотри, что подчерк подобен изъеденной тужурке:
У меня дрожат руки, дорогой Иоанн Богослов,
Но не верю, что зазвучат первые аккорды
Твоей песни.
«Нет, я еще долго на свете маячить буду»,
- Подумал Базаров и умер - страшно –
как и поэт с Большой Пресни.
Так что давай лучше помолчим.
Помолчим и впитаем в себя незабудки.
Я рада бы шептать о синем цвете,
Но ты уже понял: больна раздвоением.
Баюкает внутренний человек не о детях,
Не о сказках, не о теплой поре язычества, не о лени –
Он усыпляет тихоговорением.
И я в зимней спячке, со сгущенкой и ложкой,
По-медвежьи ворочаюсь бессмысленно и пусто,
А он пробегает по стене многоножкой,
Заползает в одеяло с ужасающим хрустом.
Мне бы тараканов.
Простых, домашних тараканов,
Но не его, Усилителя Осени.
На меня наставлено полчище капканов,
И я первая в мире узнаю:
Подморозило.
«Ты пуста, - говорит он, -
Тебе не к чему было небо дарить,
И горит на лбу метка: «липовая».
Если бы была Мариной,
Смыла бы меня своими морями,
Но ты пуста, твоя сущность – наст,
Просто снежная корка дырявая,
Прикрывающая собой земляной карст.
Ты пуста, за что бы ни бралась,
За что бы ни хваталась – пуста».
Красный, красный человек.
Безмолочный.
Безбельный.
Бесснежный.
Он уйдет.
Останемся я и снег,
Обнимающий сухой валежник.
Я совсем ничего не слышу.
Оккупировал уши чей-то скользкий вой,
Не додребезжатся стальные крыши,
Не довизжится резка
Свеклы
Кормовой.
Мыши жирные и хвостатые бордовых слов
Лезут из его пасти кроваво-красной,
И скрипит во мне Подрывальщик Основ,
Опутывает бычьим цепнем ласково,
И, сверкая мясного цвета зубами,
Свистит, свистит в мои вангоговские уши:
«Хочешь - смотри глазами подстреленной лани,
Забивайся под желтый плед девочкой непослушной,
Только от меня не спрячешься, нет:
Кончено. Ты завязла в Слепой Елани.
А кто, кроме меня, тебя выудит?
Что кулачками машешь, глупая?
К чему объявляешь безвременный карантин
И бежишь рассматривать небо в лупу?»
Красный, красный человек.
Безмолочный.
Безбельный.
Бесснежный.
Чешет ногтем бурые усы,
Смотрит в подножный шоколад с нежностью
И, разбиваясь вдруг дождями косыми,
Хлещет по лицу,
Окружает мокротой,
Осыпается влажным туманом на сук,
Заставляет давиться рваной зевотой.
Мои заводы выпускают гормон сна,
Кутается в ватное одеяло организм.
Не пробьется, не вселится синяя весна –
Улетаю далеко –
Глубоко вниз.
Друг мой, друг мой,
Я пложу буковки, не как плодят детей в Манчжурии,
Журчу корявыми ручьями слов,
Не смотри, что подчерк подобен изъеденной тужурке:
У меня дрожат руки, дорогой Иоанн Богослов,
Но не верю, что зазвучат первые аккорды
Твоей песни.
«Нет, я еще долго на свете маячить буду»,
- Подумал Базаров и умер - страшно –
как и поэт с Большой Пресни.
Так что давай лучше помолчим.
Помолчим и впитаем в себя незабудки.
Я рада бы шептать о синем цвете,
Но ты уже понял: больна раздвоением.
Баюкает внутренний человек не о детях,
Не о сказках, не о теплой поре язычества, не о лени –
Он усыпляет тихоговорением.
И я в зимней спячке, со сгущенкой и ложкой,
По-медвежьи ворочаюсь бессмысленно и пусто,
А он пробегает по стене многоножкой,
Заползает в одеяло с ужасающим хрустом.
Мне бы тараканов.
Простых, домашних тараканов,
Но не его, Усилителя Осени.
На меня наставлено полчище капканов,
И я первая в мире узнаю:
Подморозило.
«Ты пуста, - говорит он, -
Тебе не к чему было небо дарить,
И горит на лбу метка: «липовая».
Если бы была Мариной,
Смыла бы меня своими морями,
Но ты пуста, твоя сущность – наст,
Просто снежная корка дырявая,
Прикрывающая собой земляной карст.
Ты пуста, за что бы ни бралась,
За что бы ни хваталась – пуста».
Красный, красный человек.
Безмолочный.
Безбельный.
Бесснежный.
Он уйдет.
Останемся я и снег,
Обнимающий сухой валежник.
Сачёва Анастасия, 16 лет, Самара
Рейтинг: 2
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |