СТРАННЫЕ ТАНЦЫ
У нее никогда не было собственной жизни. И почему это понимание появилось только сейчас? Все двадцать лет спокойно живя на этом свете, она ни разу даже не задумывалась о том, что ее кто-то контролирует. Сначала это были родители. Они заставляли ее быть примерной ученицей, они выбирали для нее друзей, они диктовали ей каждое действие… А потом они нашли ей подходящего жениха, и теперь ее контролирует он. Нет, конечно, она была не против: родители собирались оставить ей солидную недвижимость за МКАДом, а ее избранник был руководителем крупной фирмы, что в совокупности гарантировало вполне безбедное будущее. Более того, она любила этого мужчину, который сейчас, сидя рядом с ней, казалось, не замечал нахлынувших на нее размышлений. Все-таки родители никогда не желали ей зла, и в плане жениха не промахнулись… Но что-то все же не давало ей покоя. День начинался сегодня довольно обычно: сначала кофе в постель, потом последние сборы, прощальные наставления возлюбленного, пятнадцать минут ходьбы до института, нудные и скучные лекции, и вот, наконец, наступил вечер. Он как обычно ждал ее на черном «Вольво» у выхода. И в этот момент будто что-то щелкнуло. Теперь они едут куда-то, возможно, в ресторан, а она все никак не может избавиться от своих странных мыслей. Из задумчивости ее вывел низкий и очень приятный тембр:
- Как думаешь, куда мы едем?
Несколько секунд она удивленно смотрела на этого невероятно красивого обладателя столь знакомого голоса и только потом поняла, что вопрос был адресован ей. И вот уже от прежних мыслей ни следа, и она, будто в первый раз, любуясь на своего мужчину, произнесла:
- Понятия не имею.
Он улыбнулся и в то же мгновение ей на колени упали два билета.
- О, мы едем в театр! Здорово.
Она была искренне рада, но робкий голосок правды, живущий где-то в глубине мозга и просыпающийся всегда в самое неподходящее время, произнес: «Опять трагедия. Неужели нельзя было купить на что-нибудь комедийное?» «Но родители говорят, что в комедиях нет никакого смысла,» - примирительно подумала она, пытаясь заглушить противный голосок. «А ты всю жизнь будешь их слушать?» Опять возвращение к болезненной теме. Чтобы удержать подступившие к глазам слезы, она посмотрела в окно. Пасмурно сегодня, может, дождь будет, а она не взяла зонт. Ничего, ей не дадут промокнуть.
…Она даже не запомнила, о чем был спектакль. Ей хотелось доказать в первую очередь самой себе, что она может делать что угодно самостоятельно. Все ее мысли остановились на этой одной мертвой точке, что стало ее навязчивой идеей, ее маленьким сумасбродством.
- Знаешь, ты странно выглядишь. Все в порядке?
Ей на лоб заботливо легла широкая ладонь. «Да, наверное, это забавно выглядит: глаза горят, волосы дыбом», - подумала она, понемногу приходя в себя.
- Да, все хорошо.
- Тебе нужно домой, - тоном, не допускающим возражений, произнес ее возлюбленный, что-то торопливо набирая на телефоне. – Сам я не могу тебя отвезти, мне нужно кое-куда заехать, но я вызову такси. Все будет хорошо. Обещаю, я не надолго.
Он лично довел ее до угла театра, усадил в машину и проводил долгим взглядом до первого поворота. А у нее уже созрел план. Едва машина завернула, как она попросила остановить. Сунув удивленному таксисту несколько бумажек, она торопливо вышла на улицу. Сильно похолодало, моросил дождик, уже стемнело, и она испытывала мрачное удовлетворение оттого, что нарушала все законы. До дома было еще минут двадцать ходьбы, но она никуда не спешила. В конце концов, дождь можно переждать в метро или в каком-нибудь магазинчике. Но не успела она сделать и одного шага, как дождь внезапно усилился и полил с такой силой, что она почти сразу вымокла. Смеясь, она побежала вперед, пока не наткнулась на переполненную машинами магистраль. «Где-то рядом должен быть переход», - подумала она. Вскоре переход нашелся. Сбежав вниз по скользким ступенькам, она устало прислонилась к холодной стене и сползла на грязный пол. Переход постепенно заполнялся такими же, как она, несчастными, становилось шумно, а она все так же сидела, блаженно закрыв глаза и думая, как бы ее ругала мама, как разозлился бы отец, сколько было бы шума и непонимания.
Она открыла глаза. В переходе было порядка тридцати человек, среди которых был только один сухой – старый скрипач, который играл здесь весь день и сейчас сидел и пересчитывал прибыль. А где-то там наверху шумели машины, лил дождь. Она сама могла бы сейчас сидеть дома, выслушивать нудные указания мамы по телефону. Но, в конце концов, она имеет полное право хотя бы раз в жизни поступить так, как хочется ей.
И вдруг она увидела его. Он сидел в другом конце перехода, так же поджав колени, как и она. Она не видела его лица – слишком большое количество людей отделяло их. Но его глаза… Что-то странное светилось в них, некое желание, смешанное с мирской скукой. Они буквально горели каким-то странным огнем. Что-то шевельнулось в ее памяти. Это были ее глаза. Она видела отражение собственных чувств, печалей, переживаний. Все это могло бы даже показаться фантастическим, если б не было настолько странным. Повинуясь неизвестно откуда взявшемуся, чужеродному желанию, она поднялась и направилась ему навстречу. Он в точности копировал ее движения, сам того не замечая. Расталкивая людей, они приблизились друг к другу. Зачем? Они и сами того не понимали. Незнакомые, чужие друг другу люди.
И в этот момент заиграла музыка. Старый скрипач, видя, что переход полон, как никогда, решил заработать лишнюю копеечку на скудный ужин. Но он даже не подозревал, что его несложный мотив дал ответ на все вопросы двух уставших от жизни молодых людей.
Их танец не совпадал с ритмом музыки. Этот мотив исходил откуда-то изнутри сердца каждого. Ни он, ни она не думали. Они просто делали то, чего так хотели в глубине души. Случайные, невольные зрители этого действа поначалу подсмеивались над их нелепым, на первый взгляд, танцем, а потом торопились как можно скорее покинуть переход, словно стыдясь, что вторглись в чью-то личную тайну.
Прошло около получаса, а может час, два, три… Кто в такие минуты вообще способен следить за временем. Переход давно опустел. Только случайные прохожие изредка появлялись в его мрачных недрах, не обращая внимания ни на странно танцующих двух молодых людей, ни на старого скрипача, игравшего непонятную, унылую и в то же время счастливо цветущую мелодию. Это была их музыка. В ней радостные и напевные отрывки чередовались с режущими слух, похожими на скрежет поезда фрагментами, которые тут же, без всякого перехода сменялись другими, еще более фантастическими. Такой была их жизнь: странная, непостоянная, насыщенная резкими сменами в настроениях. Это была сама молодость, переложенная на музыку.
Скрипач и сам не знал, как его давно заученные мелодии, которые он играл здесь каждый день, превратились в эту выворачивающую душу вакханалию звуков. Как мог он, бедный старик, понять и прочувствовать ритм танца этих столь непохожих на него людей!... Но ведь он не всегда был таким… Перед его глазами проплывали картины давно минувших дней: он, подающий большие надежды, юный студент консерватории, стоит с широкой улыбкой на сцене концертного зала, и ему взахлеб рукоплещет восхищенная публика. Какие у него тогда были планы! Он уже видел себя прославленным композитором, дирижером и музыкантом в одном лице, живущем в шикарном особняке где-нибудь на берегу Онтарио или Гурона с красавицей женой и кучей маленьких детишек. Но одна минута повернула его жизнь под откос и все, что у него есть теперь – это старая, расстроившаяся скрипка и горсть мелких монет в кармане, которых едва хватит на ужин в самом дешевом ресторанчике… А они так молоды! У них тоже, должно быть, как и у него в их возрасте, есть абсолютно все, о чем только можно мечтать. Но кто они? Как их зовут? Чем они занимаются? И откуда эта несвойственная молодости тоска в еще не обрамленных морщинами глазах?
… Она вышла из перехода глубоко за полночь: мысль о том, что ее, должно быть, уже давно ищут, в миг разрушила сладкое забытье, охватившее ее в момент встречи с этим странным молодым человеком. Его, возможно, тоже ожидали дома какие-то дела; обернувшись, она так и не смогла различить в темноте его медленно удаляющуюся в противоположном направлении спину.
В ее голове царил такой хаос, что она даже не заметила, как добралась до подъезда, в котором жила. Она невольно улыбнулась: «Закон жизни: что бы ни произошло, а ноги все равно идут к дому».
Несмотря на поздний час, ее ждали. Чьи-то заботливые руки еще в дверях сняли с нее пальто, проводили на кухню, налили в кружку горячий чай. Все это время она боялась оторвать глаза от пола. Что, если начнутся обычные в подобных ситуациях вопросы: «Где была? Что делала? Почему не предупредила?» И что бы она ответила? «Я танцевала в подземном переходе с каким-то незнакомым парнем и вполне имела на это право, потому что мне уже двадцать и я достаточно взрослый и самостоятельный человек?» Но таково уж было еще одно замечательное свойство ее будущего мужа: он никогда не задавал вопросов, если заранее знал, что не услышит в ответ на них ни слова правды.
Спать они легли около трех часов ночи. Несмотря на отчаянные усилия, она никак не могла заснуть. Непроизвольно, как бы по привычке, ее рука начала искать в темноте такую знакомую широкую ладонь возлюбленного. Наконец она нашла ее, и по тому, как доверительно сжались его сильные и в то же время невероятно нежные пальцы вокруг ее хрупкой ладони, она сразу поняла, что ей все прощено. Однако она была уверена, что разговора с родителями и, возможно, наказания, ей уж точно не избежать, поэтому следовало заранее подготовить более или менее вразумительные объяснения.
Часы монотонно тикали на стене, когда за окном уже начало светлеть. Ей не спалось. Рука, сжимавшая ее ладонь, уже давно ослабела и безвольно покоилась рядом. В комнате были слышны только три звука: ровное и глубокое дыхание спящего мужчины, однообразное и до боли надоевшее тиканье часов и биение ее сердца. Ей казалось, что кровь прокачивается не где-то в грудной клетке, а прямо в ее воспаленном, но еще зрело рассуждающем мозгу. Она думала. Она задавала себе миллион вопросов, но ни на один не могла ответить. Почему? Где? Как? Голова просто раскалывалась от боли, но еще никогда ощущение столь полного и безотчетного счастья не переполняло ее до такой степени. Когда она вообще была счастлива в последний раз? Вся ее жизнь до сего момента была однообразной, четко рассчитанной. И, наконец, она решилась, нашла в себе силы. Наверное, она просто устала от такой жизни. Как тот парень. Кто он? Она даже не запомнила его лица.
Только два горящих странным и безудержным огнем глаза на фоне безликой, равнодушной толпы. И тот странный танец под мелодию, продиктованную самим сердцем. В мозгу что-то щелкнуло. Она не просто хотела вновь оказаться в том переходе и с тем парнем. Это стало ее потребностью.
На следующее утро все было как обычно, если не считать длинного и муторного разговора с родителями. Она чувствовала в глубине души, что плетет полную чушь и ей никто не верит, но ей было все равно. В таком же безразличном настроении она разговаривала и со своим возлюбленным и, когда он нежно поцеловал ее на прощание, впервые не почувствовала ответного тепла. Конечно, все можно было списать на бессонную ночь, на сильное моральное перевозбуждение, но она чувствовала, что дело не в этом.
В этот раз она собиралась в институт с невероятной поспешностью. Не то, чтобы в ней проснулась любовь к знаниям. Ей почему-то стала ненавистна эта квартира, которую она покупала сама, эти стены и комнаты – все то, что подобрано и сделано согласно ее собственным пожеланиям, теперь казалось ей холодным, безвкусным, чужим. Такое чувство всегда испытываешь, когда попадаешь в квартиру неприятного тебе человека. Но здесь жил ее любимый мужчина, здесь жила она сама! Так откуда взялась столь кардинальная перемена? Что творилось с ней самой?
…Она весь день с нетерпением ждала вечера. «Если я приду туда в то же время, то наверняка встречу его». Эта мысль так плотно засела в ее мозгу, что она даже не понимала всей ее абсурдности. Единственное, что волновало ее сейчас – как улизнуть из дома. Она знала, что после того, что произошло вчера, по доброй воле ее никто не отпустит. Но как поступит иначе? Ей еще никогда не приходилось убегать из дома.
В конце концов, решение появилось: она просто решила совсем не ходить домой. Весь день она гуляла по паркам, обошла пешком пол-Москвы, обедала в какой-то дешевой забегаловке. Это была свобода, и она впервые почувствовала себя молодой, полной сил девушкой, не связанной никакими обязательствами, не ограниченной никакими рамками. Ее плечи расправились, глаза стали смотреть спокойнее и увереннее; она оглядывалась вокруг и ловила на себе восхищенные взгляды прохожих. «Может быть, он тоже сейчас смотрит на меня. Хотя, это не важно – я ведь его даже не знаю».
Она остановилась около витрины шикарного магазина: туфли, платья, босоножки, костюмы – все сливалось в единое яркое пятно, мелькающее всем своим разнообразием красок у нее перед глазами. И на фоне всей этой пестроты она вдруг, как в первый раз, увидела свое преобразившееся отражение. На нее смотрела еще совсем молодая, счастливая девушка с растрепавшимися на ветру локонами древесного цвета. «А я еще ничего! – мелькнула в голове самодовольная мысль. – Немного худощавая и бледная, но в целом вполне симпатичная!» От этой мысли ей стало так хорошо, что долго сдерживаемый хохот, наконец, прорвался наружу, волной разливаясь по улицам.
Вечер наступил незаметно. Она неспеша брела к тому самому переходу, в котором вчера укрывалась от дождя. «А что, если он не придет?» - прошептал пугливый голосок в голове. «Тогда просто придется поверить, что чудес не бывает», - ответила она сама себе и спустилась вниз. Переход был пуст, если не считать старика-скрипача, который все так же сидел на своем месте и клевал носом. «Он придет! Он просто не может не прийти!» На ее глаза навернулись слезы. Неужели все то, чем она жила весь этот день, было лишь пустой мечтой, иллюзией. «Да и зачем я ему! Конечно, я сошла с ума! Человек не станет приходить сюда, чтобы просто потанцевать». И, опустившись на грязный пол, она зарыдала. Все, что произошло с ней сегодня, стало казаться ей далеким и нереальным, словно это было во сне. Мимо шли люди, с удивлением глядя на эту странную сцену, а ей было все равно. Да и какая разница, что думают о тебе люди, когда сам ощущаешь себя ничтожеством!
И тут она услышала шаги. Тихие, далекие и неторопливые. Кто-то спускался на том конце перехода. Кто-то, кого она так ждала, кто стал для нее самым близким человеком на свете. Он смотрел на нее, как в тот раз, в момент их первой встречи. Странно, она думала, он выглядит иначе. Да так ли это важно! Они двинулись навстречу друг другу, и в тот же момент запела скрипка, предугадав их намерение раньше их самих.
Их было только трое в том переходе – он, она и старый скрипач. Совершенно разные, не знающие друг друга люди. Каждый был погружен в свои собственные мысли, не имеющие ничего общего с окружающей обстановкой: музыкой, переходом или танцем. Если то, что он и она делали, можно было назвать танцем. Как его зовут? Где он живет? Это было для нее неважно. Сколько ей лет? Есть ли у нее парень? Какая разница. Они знали друг о друге главное, то, что можно только почувствовать. Все остальное не имело значения.
***
«Еще одна ночь вне дома, а она даже не поинтересовалась, где я был», - подумал он с досадой, закрывая входную дверь своей двушки.
- Милый, ты вернулся! Наконец-то! А я уже начала волноваться.
- Ты же знаешь, что со мной ничего не случится. Более того, разве можно волноваться в твоем положении! Это за неделю до родов!
Он ласково прижал руку к животу жены; требовательный пинок внутри свидетельствовал о крайнем негодовании ребенка.
- Она злится, что тебя долго не было!
- Ты же знаешь, где я работаю, и знаешь, какие у нас порядки. Чему же ты удивляешься? – произнес он, стараясь не смотреть в глаза девушке, которой еще вчера полностью доверял.
- А почему ты им не скажешь, что у тебя жена может родить в любой момент, и что ты должен находиться дома как можно больше? Или оно не верят, что столь молодой человек может иметь семью.
Он вздрогнул. Опять она коснулась этой наболевшей темы. Ведь прекрасно помнит, как они дружили в школе, как он хотел поступить в Бауманку… И как она разрушила все эти мечты, женив его на себе. Какой же он был дурак, что согласился! И теперь вместо карьеры блестящего физика он имеет только одиннадцать классов образования, беременную жену и место механика на заводе. Она же умная, зачем она это делает?..
- Знаешь, мне пора, - произнес он, вставая.
- Как, уже? Но ты только пришел!
- Ну, ты же знаешь, какая у меня работа…
«А что, если подать на развод? Интересно, хоть кто-нибудь, кроме меня, хотел это сделать в двадцать лет?» - думал он, шагая по грязной плитке Кремлевской набережной.
***
- Знаешь, я хотел с тобой поговорить.
«Наконец-то, - усмехнулась она, вешая пальто на крючок и снимая шарф. – После того, как я неделю почти не появлялась дома, он все-таки решил со мной поговорить». А вслух произнесла:
- Да, конечно.
Они вместе прошли на кухню. Она спокойно налила себе чаю, как человек, который решил для себя что-то очень важное. Хотя, в общем-то, так оно и было.
- Я скажу сразу, без глупых прелюдий и вступлений. Мы обеспокоены тем, ...
- Прости, а кто вы? – поинтересовалась она, хотя прекрасно знала ответ.
- Мы – это я и твои родители, - пояснил молодой человек, не замечая презрительной усмешки, скривившей ее губы.
- Так вот, продолжаю. Мы обеспокоены тем, что уже восьмую ночь подряд ты не появляешься дома. Мне хотелось бы знать истинную причину твоего поведения.
Она улыбнулась, внезапно почувствовав себя школьницей, которую мать застукала с сигаретой.
- А вам не кажется, что я уже достаточно взрослая, чтобы самой отвечать за свои поступки. Мне ведь не пятнадцать лет, я ведь даже замуж собиралась.
При этих словах глаза ее собеседника расширились. Резко встав, он достал из ящика пачку сигарет и нервно закурил.
- И давно ты куришь? – без тени удивления поинтересовалась она.
- Вот уже ровно неделю! – выкрикнул он, резко оборачиваясь и страшно выпучив глаза. – Да и что еще мне оставалось делать? Ты уходишь утром, а появляешься только ночью? Куда?!
- В институт, - холодно ответила она. – Я еще студентка, если ты забыл.
- Вот именно, - произнес он с нажимом, вышвыривая окурок в форточку. – Ты еще студентка, а уже позволяешь себе такие вольности! И так, повторяю еще раз: где ты пропадаешь по ночам?
- Тебя это не касается.
- Не касается? – взревел молодой человек, которого она всегда считала таким уравновешенным и спокойным. – Не касается? Да я твой будущий муж.
- Отлично! – произнесла она, поднимаясь. – Тогда я тоже скажу все и сразу. И передай, пожалуйста, мои слова родителям. Я больше не собираюсь быть послушной дочкой. Я не собираюсь делать все так, как это диктуете мне вы. Мне надоело. Отныне я сама решаю, где мне быть, что делать и как жить.
- Ты уходишь? – упавшим голосом спросил ее теперь уже бывший возлюбленный. – И куда? У тебя кто-то появился? И тебе совсем не жаль меня?
- Знаешь, мне жаль только одного – бесцельно прожитых двадцати лет жизни.
С этими словами она взяла собранный еще накануне чемодан и, даже не обернувшись, вышла из квартиры, которую уже больше не могла называть своим домом. Решение бросить все и начать новую жизнь появилось уже давно. Но она не знала, как начать разговор первой, все ждала удобного случая… Ничего, она еще научится быть решительной, ведь во взрослой, самостоятельной жизни это необходимо. Но несмотря на все уверения в собственной правоте, она не могла забыть тот прощальный взгляд, которым наградил ее все еще любимый человек. Она знала, что обошлась с ним чересчур жестоко, знала, что его и родительская забота все эти годы были продиктованы только лишь глубокой и трепетной любовью к ней, так неблагодарно с ними поступившей. «Они все поймут», - подумала она, а перед внутренним взором проплывали, словно во сне, картины ее прошлой жизни – скучной, серой, однообразной.
***
Первое, что он услышал, когда вошел в квартиру, был громкий детский плач. При одной мысли о том, что дочке плохо, он пришел в ярость. Зубы застучали, кулаки судорожно сжались…
Нет, нельзя так реагировать. Она ведь будет плакать всегда, это обычное явление для маленьких детей. Он прошел на кухню. Вот уже неделю его разрывали на части противоречивые чувства. Как поступить? В голове прочно засели два варианта действий, из которых он никак не мог выбрать один. В этот момент рядом с ним села жена с успокаивающейся дочкой на руках. Он не заметил, как она вошла. В последнее время он вообще мало что замечал.
Девочка засыпала, доверительно прижавшись головкой к маминой груди. Странно, она родилась на неделю раньше срока, в тот самый вечер, когда он впервые задумал уйти из семьи. Как будто само провидение было против него.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он чувствовал, что все это время жена неотрывно следила за ним взглядом, поэтому совсем не удивился, услышав это давно напрашивавшийся вопрос.
- Нет, ничего.
- Даже о том, где ты пропадаешь по ночам?
- Даже об этом.
Он не отрывал глаз от дочки. Это крохотное существо придавало ему сил, внушало надежду на светлое будущее, в которое он сам уже почти не верил.
- У тебя кто-то есть?
Он покачал головой. Скорее, у него есть что-то…
- Тогда в чем дело? Ты стал сам не свой после того, как у тебя родилась дочь.
- Поверь, дело не в ней.
- Тогда во мне?
Он поднял глаза на жену. В ее лице явно читалась тревога и давно тяготившее ее желание узнать правду, какой бы ужасной она ни была. Он улыбнулся:
- И не в тебе.
- Тогда в чем? Ты все время куда-то уходишь. Конечно, ты имеешь на это полное право, но я волнуюсь.
- О чем? Я всегда возвращаюсь.
- Но где гарантия, что так будет всегда?
- У тебя в руках.
Он снова взглянул на девочку. Она крепко спала, даже не подозревая о том, какое значение имела для этих двоих людей.
Он не лгал, когда сказал, что будет всегда возвращаться к дочери. Странные, невероятно крепкие узы привязали его к этому существу, навсегда заставив забыть о радужных мечтах, о блестящем будущем великого карьериста. Только сейчас он осознал, что никогда не сможет бросить ее, забыть, предаться утехам молодости. Еще эта девочка была похожа на нее. По крайней мере, так ему казалось. Он не помнил ее лица, но вроде бы у нее были черные вьющиеся волосы, как и у его дочери. Может быть, когда-нибудь она станет его единственной отрадой в жизни.
Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Пора.
Он уже подошел к двери, когда жена схватила его за руку
- Я тебя никуда не пущу.
В глазах слезы, волосы растрепаны. Он чуть заметно улыбнулся.
- Я вернусь. Ты должна отпустить меня сейчас, или завтра я уйду навсегда.
Ее руки медленно разжались. Осев на пол, она уткнулась лбом в колени. Он видел, как содрогаются в беззвучном рыдании ее плечи, видел, как судорожно сжимающие пальцы царапают ногтями кожу на ногах… Но ему было все равно. Он даже не смотрел на эту, ставшую ему чужой женщину. Уходя, он мысленно прощался лишь с маленькой черноволосой девочкой, которая тут же опять проснулась, как только за ним захлопнулась дверь.
Вот и знакомая лестница. Он уже знал, что ждет его внизу. Она. Стоя на своем обычном месте, смотрит в одну точку – в край лестницы, на котором он сейчас появится. Так она и было. Он даже не утруждал себя запоминанием ее внешности, и, встреться она ему на улице, наверняка не узнал бы. Да и так ли важно помнить о человеке такие мелочи, если срастаешься с ним душой?!
Он почувствовал, что в ее жизни тоже что-то произошло. Нечто важное и кардинальное. «Наверное, она осмелилась сделать то, на что я так и не решился. Что ж, она сильный человек. Но я так не могу».
Ни он, ни она не замечали ничего вокруг. Каждый был занят своими мыслями, танцую подсознательно, как будто это было частью их естества. За прошедшую неделю они так привыкли к ночному образу жизни, что это превратилось в их второе «я». Только один человек на свете знал об их тайне. Старый скрипач, никогда не уходивший из перехода раньше них, и сейчас играл, ставшую уже привычной мелодию. Он тоже был далек мыслями от этого места. Возможно, всему виной была музыка или странные танцы этих двоих, но ему вдруг впервые показалось, что жизнь была прожита не зря. «Я помог измениться и найти себя двум молодым людям. Может, я не такой уж никчемный старикашка».
На глазах скрипача проступили слезы. Да, он больше не был ничтожеством. Он был счастлив.
***
Он подошел к маленькой кроватке, в которой спокойно посапывала трехмесячная девочка. Его дочь. Каким же он был дураком, когда хотел ее бросить, уйти учиться… Зачем? Кому нужны его знания, если он будет одинок. Он взглянул на жену. Она стояла здесь, совсем рядом с ним: такая же красивая и уставшая, как и всегда. И все такая же нелюбимая. Но он останется с ней ради дочки. Ради этого стоит пожертвовать своими мечтами. Все будет хорошо. Только замолчал бы в голове этот противный и горький голосок: «Кого ты обманываешь? Оправдываешь свою слабость? Перед самим собой? Но тебе отлично известно, что ничто в этом мире не стоит того, чтобы человек ломал себе жизнь».
…Она только что сдала последнюю сессию. Конечно, жизнь в общежитии кардинально отличалась от жизни в ее шикарной трешке в центре: куча бытовых неудобств, перебои с питанием, шумные соседи… Но она была счастлива. И не жалела об оставленном ею прошлом. Она строила планы, копила деньги, мечтала… Она жила. Жила той кипучей, яркой жизнью, которая всегда бьет через край в этом возрасте.
Да и сама жизнь не стояла на месте. Все вокруг двигалось, строилось, дышало, куда-то торопилось и все время опаздывало.
И лишь одно оставалось неизменным. То, что продолжалось уже три месяца. То, о чем знали только трое во всем огромном мире. То, над чем не властно время. То, что будет длиться, пока они дышат.
Две странные и загадочные личности, каждый вечер в одно и то же время спускающиеся в подземный переход. Два ничего не знающих друг о друге человека. Он и она. Уже прошло три месяца с момента их первой встречи. Он до сих пор считает, что у нее черные волосы, а она так и не запомнила его лица. За все это время они не перемолвились ни словом. Они даже не знали имен друг друга. И все-таки каждый вечер приходили. Старый скрипач все так же играл одну и ту же мелодию – мелодию их странного танца, танца двух душ, таких разных и таких родных.
И чтобы не произошло, каждый из них верил – это будет продолжаться вечно. «Чтобы со мной не случилось, в какую бы жизненную передрягу я ни попала – я всегда буду его здесь ждать. Даже если однажды он не придет, я все равно буду стоять здесь и верить». «Даже если она перестанет ждать, я буду приходить сюда каждый вечер, смотреть на ее призрак и уходить с первыми лучами солнца».
«Даже смерть не заставит нас прервать этого танца. Странного танца», - думали они, сливаясь в едином ритме шагов, движений и мыслей…
- Как думаешь, куда мы едем?
Несколько секунд она удивленно смотрела на этого невероятно красивого обладателя столь знакомого голоса и только потом поняла, что вопрос был адресован ей. И вот уже от прежних мыслей ни следа, и она, будто в первый раз, любуясь на своего мужчину, произнесла:
- Понятия не имею.
Он улыбнулся и в то же мгновение ей на колени упали два билета.
- О, мы едем в театр! Здорово.
Она была искренне рада, но робкий голосок правды, живущий где-то в глубине мозга и просыпающийся всегда в самое неподходящее время, произнес: «Опять трагедия. Неужели нельзя было купить на что-нибудь комедийное?» «Но родители говорят, что в комедиях нет никакого смысла,» - примирительно подумала она, пытаясь заглушить противный голосок. «А ты всю жизнь будешь их слушать?» Опять возвращение к болезненной теме. Чтобы удержать подступившие к глазам слезы, она посмотрела в окно. Пасмурно сегодня, может, дождь будет, а она не взяла зонт. Ничего, ей не дадут промокнуть.
…Она даже не запомнила, о чем был спектакль. Ей хотелось доказать в первую очередь самой себе, что она может делать что угодно самостоятельно. Все ее мысли остановились на этой одной мертвой точке, что стало ее навязчивой идеей, ее маленьким сумасбродством.
- Знаешь, ты странно выглядишь. Все в порядке?
Ей на лоб заботливо легла широкая ладонь. «Да, наверное, это забавно выглядит: глаза горят, волосы дыбом», - подумала она, понемногу приходя в себя.
- Да, все хорошо.
- Тебе нужно домой, - тоном, не допускающим возражений, произнес ее возлюбленный, что-то торопливо набирая на телефоне. – Сам я не могу тебя отвезти, мне нужно кое-куда заехать, но я вызову такси. Все будет хорошо. Обещаю, я не надолго.
Он лично довел ее до угла театра, усадил в машину и проводил долгим взглядом до первого поворота. А у нее уже созрел план. Едва машина завернула, как она попросила остановить. Сунув удивленному таксисту несколько бумажек, она торопливо вышла на улицу. Сильно похолодало, моросил дождик, уже стемнело, и она испытывала мрачное удовлетворение оттого, что нарушала все законы. До дома было еще минут двадцать ходьбы, но она никуда не спешила. В конце концов, дождь можно переждать в метро или в каком-нибудь магазинчике. Но не успела она сделать и одного шага, как дождь внезапно усилился и полил с такой силой, что она почти сразу вымокла. Смеясь, она побежала вперед, пока не наткнулась на переполненную машинами магистраль. «Где-то рядом должен быть переход», - подумала она. Вскоре переход нашелся. Сбежав вниз по скользким ступенькам, она устало прислонилась к холодной стене и сползла на грязный пол. Переход постепенно заполнялся такими же, как она, несчастными, становилось шумно, а она все так же сидела, блаженно закрыв глаза и думая, как бы ее ругала мама, как разозлился бы отец, сколько было бы шума и непонимания.
Она открыла глаза. В переходе было порядка тридцати человек, среди которых был только один сухой – старый скрипач, который играл здесь весь день и сейчас сидел и пересчитывал прибыль. А где-то там наверху шумели машины, лил дождь. Она сама могла бы сейчас сидеть дома, выслушивать нудные указания мамы по телефону. Но, в конце концов, она имеет полное право хотя бы раз в жизни поступить так, как хочется ей.
И вдруг она увидела его. Он сидел в другом конце перехода, так же поджав колени, как и она. Она не видела его лица – слишком большое количество людей отделяло их. Но его глаза… Что-то странное светилось в них, некое желание, смешанное с мирской скукой. Они буквально горели каким-то странным огнем. Что-то шевельнулось в ее памяти. Это были ее глаза. Она видела отражение собственных чувств, печалей, переживаний. Все это могло бы даже показаться фантастическим, если б не было настолько странным. Повинуясь неизвестно откуда взявшемуся, чужеродному желанию, она поднялась и направилась ему навстречу. Он в точности копировал ее движения, сам того не замечая. Расталкивая людей, они приблизились друг к другу. Зачем? Они и сами того не понимали. Незнакомые, чужие друг другу люди.
И в этот момент заиграла музыка. Старый скрипач, видя, что переход полон, как никогда, решил заработать лишнюю копеечку на скудный ужин. Но он даже не подозревал, что его несложный мотив дал ответ на все вопросы двух уставших от жизни молодых людей.
Их танец не совпадал с ритмом музыки. Этот мотив исходил откуда-то изнутри сердца каждого. Ни он, ни она не думали. Они просто делали то, чего так хотели в глубине души. Случайные, невольные зрители этого действа поначалу подсмеивались над их нелепым, на первый взгляд, танцем, а потом торопились как можно скорее покинуть переход, словно стыдясь, что вторглись в чью-то личную тайну.
Прошло около получаса, а может час, два, три… Кто в такие минуты вообще способен следить за временем. Переход давно опустел. Только случайные прохожие изредка появлялись в его мрачных недрах, не обращая внимания ни на странно танцующих двух молодых людей, ни на старого скрипача, игравшего непонятную, унылую и в то же время счастливо цветущую мелодию. Это была их музыка. В ней радостные и напевные отрывки чередовались с режущими слух, похожими на скрежет поезда фрагментами, которые тут же, без всякого перехода сменялись другими, еще более фантастическими. Такой была их жизнь: странная, непостоянная, насыщенная резкими сменами в настроениях. Это была сама молодость, переложенная на музыку.
Скрипач и сам не знал, как его давно заученные мелодии, которые он играл здесь каждый день, превратились в эту выворачивающую душу вакханалию звуков. Как мог он, бедный старик, понять и прочувствовать ритм танца этих столь непохожих на него людей!... Но ведь он не всегда был таким… Перед его глазами проплывали картины давно минувших дней: он, подающий большие надежды, юный студент консерватории, стоит с широкой улыбкой на сцене концертного зала, и ему взахлеб рукоплещет восхищенная публика. Какие у него тогда были планы! Он уже видел себя прославленным композитором, дирижером и музыкантом в одном лице, живущем в шикарном особняке где-нибудь на берегу Онтарио или Гурона с красавицей женой и кучей маленьких детишек. Но одна минута повернула его жизнь под откос и все, что у него есть теперь – это старая, расстроившаяся скрипка и горсть мелких монет в кармане, которых едва хватит на ужин в самом дешевом ресторанчике… А они так молоды! У них тоже, должно быть, как и у него в их возрасте, есть абсолютно все, о чем только можно мечтать. Но кто они? Как их зовут? Чем они занимаются? И откуда эта несвойственная молодости тоска в еще не обрамленных морщинами глазах?
… Она вышла из перехода глубоко за полночь: мысль о том, что ее, должно быть, уже давно ищут, в миг разрушила сладкое забытье, охватившее ее в момент встречи с этим странным молодым человеком. Его, возможно, тоже ожидали дома какие-то дела; обернувшись, она так и не смогла различить в темноте его медленно удаляющуюся в противоположном направлении спину.
В ее голове царил такой хаос, что она даже не заметила, как добралась до подъезда, в котором жила. Она невольно улыбнулась: «Закон жизни: что бы ни произошло, а ноги все равно идут к дому».
Несмотря на поздний час, ее ждали. Чьи-то заботливые руки еще в дверях сняли с нее пальто, проводили на кухню, налили в кружку горячий чай. Все это время она боялась оторвать глаза от пола. Что, если начнутся обычные в подобных ситуациях вопросы: «Где была? Что делала? Почему не предупредила?» И что бы она ответила? «Я танцевала в подземном переходе с каким-то незнакомым парнем и вполне имела на это право, потому что мне уже двадцать и я достаточно взрослый и самостоятельный человек?» Но таково уж было еще одно замечательное свойство ее будущего мужа: он никогда не задавал вопросов, если заранее знал, что не услышит в ответ на них ни слова правды.
Спать они легли около трех часов ночи. Несмотря на отчаянные усилия, она никак не могла заснуть. Непроизвольно, как бы по привычке, ее рука начала искать в темноте такую знакомую широкую ладонь возлюбленного. Наконец она нашла ее, и по тому, как доверительно сжались его сильные и в то же время невероятно нежные пальцы вокруг ее хрупкой ладони, она сразу поняла, что ей все прощено. Однако она была уверена, что разговора с родителями и, возможно, наказания, ей уж точно не избежать, поэтому следовало заранее подготовить более или менее вразумительные объяснения.
Часы монотонно тикали на стене, когда за окном уже начало светлеть. Ей не спалось. Рука, сжимавшая ее ладонь, уже давно ослабела и безвольно покоилась рядом. В комнате были слышны только три звука: ровное и глубокое дыхание спящего мужчины, однообразное и до боли надоевшее тиканье часов и биение ее сердца. Ей казалось, что кровь прокачивается не где-то в грудной клетке, а прямо в ее воспаленном, но еще зрело рассуждающем мозгу. Она думала. Она задавала себе миллион вопросов, но ни на один не могла ответить. Почему? Где? Как? Голова просто раскалывалась от боли, но еще никогда ощущение столь полного и безотчетного счастья не переполняло ее до такой степени. Когда она вообще была счастлива в последний раз? Вся ее жизнь до сего момента была однообразной, четко рассчитанной. И, наконец, она решилась, нашла в себе силы. Наверное, она просто устала от такой жизни. Как тот парень. Кто он? Она даже не запомнила его лица.
Только два горящих странным и безудержным огнем глаза на фоне безликой, равнодушной толпы. И тот странный танец под мелодию, продиктованную самим сердцем. В мозгу что-то щелкнуло. Она не просто хотела вновь оказаться в том переходе и с тем парнем. Это стало ее потребностью.
На следующее утро все было как обычно, если не считать длинного и муторного разговора с родителями. Она чувствовала в глубине души, что плетет полную чушь и ей никто не верит, но ей было все равно. В таком же безразличном настроении она разговаривала и со своим возлюбленным и, когда он нежно поцеловал ее на прощание, впервые не почувствовала ответного тепла. Конечно, все можно было списать на бессонную ночь, на сильное моральное перевозбуждение, но она чувствовала, что дело не в этом.
В этот раз она собиралась в институт с невероятной поспешностью. Не то, чтобы в ней проснулась любовь к знаниям. Ей почему-то стала ненавистна эта квартира, которую она покупала сама, эти стены и комнаты – все то, что подобрано и сделано согласно ее собственным пожеланиям, теперь казалось ей холодным, безвкусным, чужим. Такое чувство всегда испытываешь, когда попадаешь в квартиру неприятного тебе человека. Но здесь жил ее любимый мужчина, здесь жила она сама! Так откуда взялась столь кардинальная перемена? Что творилось с ней самой?
…Она весь день с нетерпением ждала вечера. «Если я приду туда в то же время, то наверняка встречу его». Эта мысль так плотно засела в ее мозгу, что она даже не понимала всей ее абсурдности. Единственное, что волновало ее сейчас – как улизнуть из дома. Она знала, что после того, что произошло вчера, по доброй воле ее никто не отпустит. Но как поступит иначе? Ей еще никогда не приходилось убегать из дома.
В конце концов, решение появилось: она просто решила совсем не ходить домой. Весь день она гуляла по паркам, обошла пешком пол-Москвы, обедала в какой-то дешевой забегаловке. Это была свобода, и она впервые почувствовала себя молодой, полной сил девушкой, не связанной никакими обязательствами, не ограниченной никакими рамками. Ее плечи расправились, глаза стали смотреть спокойнее и увереннее; она оглядывалась вокруг и ловила на себе восхищенные взгляды прохожих. «Может быть, он тоже сейчас смотрит на меня. Хотя, это не важно – я ведь его даже не знаю».
Она остановилась около витрины шикарного магазина: туфли, платья, босоножки, костюмы – все сливалось в единое яркое пятно, мелькающее всем своим разнообразием красок у нее перед глазами. И на фоне всей этой пестроты она вдруг, как в первый раз, увидела свое преобразившееся отражение. На нее смотрела еще совсем молодая, счастливая девушка с растрепавшимися на ветру локонами древесного цвета. «А я еще ничего! – мелькнула в голове самодовольная мысль. – Немного худощавая и бледная, но в целом вполне симпатичная!» От этой мысли ей стало так хорошо, что долго сдерживаемый хохот, наконец, прорвался наружу, волной разливаясь по улицам.
Вечер наступил незаметно. Она неспеша брела к тому самому переходу, в котором вчера укрывалась от дождя. «А что, если он не придет?» - прошептал пугливый голосок в голове. «Тогда просто придется поверить, что чудес не бывает», - ответила она сама себе и спустилась вниз. Переход был пуст, если не считать старика-скрипача, который все так же сидел на своем месте и клевал носом. «Он придет! Он просто не может не прийти!» На ее глаза навернулись слезы. Неужели все то, чем она жила весь этот день, было лишь пустой мечтой, иллюзией. «Да и зачем я ему! Конечно, я сошла с ума! Человек не станет приходить сюда, чтобы просто потанцевать». И, опустившись на грязный пол, она зарыдала. Все, что произошло с ней сегодня, стало казаться ей далеким и нереальным, словно это было во сне. Мимо шли люди, с удивлением глядя на эту странную сцену, а ей было все равно. Да и какая разница, что думают о тебе люди, когда сам ощущаешь себя ничтожеством!
И тут она услышала шаги. Тихие, далекие и неторопливые. Кто-то спускался на том конце перехода. Кто-то, кого она так ждала, кто стал для нее самым близким человеком на свете. Он смотрел на нее, как в тот раз, в момент их первой встречи. Странно, она думала, он выглядит иначе. Да так ли это важно! Они двинулись навстречу друг другу, и в тот же момент запела скрипка, предугадав их намерение раньше их самих.
Их было только трое в том переходе – он, она и старый скрипач. Совершенно разные, не знающие друг друга люди. Каждый был погружен в свои собственные мысли, не имеющие ничего общего с окружающей обстановкой: музыкой, переходом или танцем. Если то, что он и она делали, можно было назвать танцем. Как его зовут? Где он живет? Это было для нее неважно. Сколько ей лет? Есть ли у нее парень? Какая разница. Они знали друг о друге главное, то, что можно только почувствовать. Все остальное не имело значения.
***
«Еще одна ночь вне дома, а она даже не поинтересовалась, где я был», - подумал он с досадой, закрывая входную дверь своей двушки.
- Милый, ты вернулся! Наконец-то! А я уже начала волноваться.
- Ты же знаешь, что со мной ничего не случится. Более того, разве можно волноваться в твоем положении! Это за неделю до родов!
Он ласково прижал руку к животу жены; требовательный пинок внутри свидетельствовал о крайнем негодовании ребенка.
- Она злится, что тебя долго не было!
- Ты же знаешь, где я работаю, и знаешь, какие у нас порядки. Чему же ты удивляешься? – произнес он, стараясь не смотреть в глаза девушке, которой еще вчера полностью доверял.
- А почему ты им не скажешь, что у тебя жена может родить в любой момент, и что ты должен находиться дома как можно больше? Или оно не верят, что столь молодой человек может иметь семью.
Он вздрогнул. Опять она коснулась этой наболевшей темы. Ведь прекрасно помнит, как они дружили в школе, как он хотел поступить в Бауманку… И как она разрушила все эти мечты, женив его на себе. Какой же он был дурак, что согласился! И теперь вместо карьеры блестящего физика он имеет только одиннадцать классов образования, беременную жену и место механика на заводе. Она же умная, зачем она это делает?..
- Знаешь, мне пора, - произнес он, вставая.
- Как, уже? Но ты только пришел!
- Ну, ты же знаешь, какая у меня работа…
«А что, если подать на развод? Интересно, хоть кто-нибудь, кроме меня, хотел это сделать в двадцать лет?» - думал он, шагая по грязной плитке Кремлевской набережной.
***
- Знаешь, я хотел с тобой поговорить.
«Наконец-то, - усмехнулась она, вешая пальто на крючок и снимая шарф. – После того, как я неделю почти не появлялась дома, он все-таки решил со мной поговорить». А вслух произнесла:
- Да, конечно.
Они вместе прошли на кухню. Она спокойно налила себе чаю, как человек, который решил для себя что-то очень важное. Хотя, в общем-то, так оно и было.
- Я скажу сразу, без глупых прелюдий и вступлений. Мы обеспокоены тем, ...
- Прости, а кто вы? – поинтересовалась она, хотя прекрасно знала ответ.
- Мы – это я и твои родители, - пояснил молодой человек, не замечая презрительной усмешки, скривившей ее губы.
- Так вот, продолжаю. Мы обеспокоены тем, что уже восьмую ночь подряд ты не появляешься дома. Мне хотелось бы знать истинную причину твоего поведения.
Она улыбнулась, внезапно почувствовав себя школьницей, которую мать застукала с сигаретой.
- А вам не кажется, что я уже достаточно взрослая, чтобы самой отвечать за свои поступки. Мне ведь не пятнадцать лет, я ведь даже замуж собиралась.
При этих словах глаза ее собеседника расширились. Резко встав, он достал из ящика пачку сигарет и нервно закурил.
- И давно ты куришь? – без тени удивления поинтересовалась она.
- Вот уже ровно неделю! – выкрикнул он, резко оборачиваясь и страшно выпучив глаза. – Да и что еще мне оставалось делать? Ты уходишь утром, а появляешься только ночью? Куда?!
- В институт, - холодно ответила она. – Я еще студентка, если ты забыл.
- Вот именно, - произнес он с нажимом, вышвыривая окурок в форточку. – Ты еще студентка, а уже позволяешь себе такие вольности! И так, повторяю еще раз: где ты пропадаешь по ночам?
- Тебя это не касается.
- Не касается? – взревел молодой человек, которого она всегда считала таким уравновешенным и спокойным. – Не касается? Да я твой будущий муж.
- Отлично! – произнесла она, поднимаясь. – Тогда я тоже скажу все и сразу. И передай, пожалуйста, мои слова родителям. Я больше не собираюсь быть послушной дочкой. Я не собираюсь делать все так, как это диктуете мне вы. Мне надоело. Отныне я сама решаю, где мне быть, что делать и как жить.
- Ты уходишь? – упавшим голосом спросил ее теперь уже бывший возлюбленный. – И куда? У тебя кто-то появился? И тебе совсем не жаль меня?
- Знаешь, мне жаль только одного – бесцельно прожитых двадцати лет жизни.
С этими словами она взяла собранный еще накануне чемодан и, даже не обернувшись, вышла из квартиры, которую уже больше не могла называть своим домом. Решение бросить все и начать новую жизнь появилось уже давно. Но она не знала, как начать разговор первой, все ждала удобного случая… Ничего, она еще научится быть решительной, ведь во взрослой, самостоятельной жизни это необходимо. Но несмотря на все уверения в собственной правоте, она не могла забыть тот прощальный взгляд, которым наградил ее все еще любимый человек. Она знала, что обошлась с ним чересчур жестоко, знала, что его и родительская забота все эти годы были продиктованы только лишь глубокой и трепетной любовью к ней, так неблагодарно с ними поступившей. «Они все поймут», - подумала она, а перед внутренним взором проплывали, словно во сне, картины ее прошлой жизни – скучной, серой, однообразной.
***
Первое, что он услышал, когда вошел в квартиру, был громкий детский плач. При одной мысли о том, что дочке плохо, он пришел в ярость. Зубы застучали, кулаки судорожно сжались…
Нет, нельзя так реагировать. Она ведь будет плакать всегда, это обычное явление для маленьких детей. Он прошел на кухню. Вот уже неделю его разрывали на части противоречивые чувства. Как поступить? В голове прочно засели два варианта действий, из которых он никак не мог выбрать один. В этот момент рядом с ним села жена с успокаивающейся дочкой на руках. Он не заметил, как она вошла. В последнее время он вообще мало что замечал.
Девочка засыпала, доверительно прижавшись головкой к маминой груди. Странно, она родилась на неделю раньше срока, в тот самый вечер, когда он впервые задумал уйти из семьи. Как будто само провидение было против него.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он чувствовал, что все это время жена неотрывно следила за ним взглядом, поэтому совсем не удивился, услышав это давно напрашивавшийся вопрос.
- Нет, ничего.
- Даже о том, где ты пропадаешь по ночам?
- Даже об этом.
Он не отрывал глаз от дочки. Это крохотное существо придавало ему сил, внушало надежду на светлое будущее, в которое он сам уже почти не верил.
- У тебя кто-то есть?
Он покачал головой. Скорее, у него есть что-то…
- Тогда в чем дело? Ты стал сам не свой после того, как у тебя родилась дочь.
- Поверь, дело не в ней.
- Тогда во мне?
Он поднял глаза на жену. В ее лице явно читалась тревога и давно тяготившее ее желание узнать правду, какой бы ужасной она ни была. Он улыбнулся:
- И не в тебе.
- Тогда в чем? Ты все время куда-то уходишь. Конечно, ты имеешь на это полное право, но я волнуюсь.
- О чем? Я всегда возвращаюсь.
- Но где гарантия, что так будет всегда?
- У тебя в руках.
Он снова взглянул на девочку. Она крепко спала, даже не подозревая о том, какое значение имела для этих двоих людей.
Он не лгал, когда сказал, что будет всегда возвращаться к дочери. Странные, невероятно крепкие узы привязали его к этому существу, навсегда заставив забыть о радужных мечтах, о блестящем будущем великого карьериста. Только сейчас он осознал, что никогда не сможет бросить ее, забыть, предаться утехам молодости. Еще эта девочка была похожа на нее. По крайней мере, так ему казалось. Он не помнил ее лица, но вроде бы у нее были черные вьющиеся волосы, как и у его дочери. Может быть, когда-нибудь она станет его единственной отрадой в жизни.
Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Пора.
Он уже подошел к двери, когда жена схватила его за руку
- Я тебя никуда не пущу.
В глазах слезы, волосы растрепаны. Он чуть заметно улыбнулся.
- Я вернусь. Ты должна отпустить меня сейчас, или завтра я уйду навсегда.
Ее руки медленно разжались. Осев на пол, она уткнулась лбом в колени. Он видел, как содрогаются в беззвучном рыдании ее плечи, видел, как судорожно сжимающие пальцы царапают ногтями кожу на ногах… Но ему было все равно. Он даже не смотрел на эту, ставшую ему чужой женщину. Уходя, он мысленно прощался лишь с маленькой черноволосой девочкой, которая тут же опять проснулась, как только за ним захлопнулась дверь.
Вот и знакомая лестница. Он уже знал, что ждет его внизу. Она. Стоя на своем обычном месте, смотрит в одну точку – в край лестницы, на котором он сейчас появится. Так она и было. Он даже не утруждал себя запоминанием ее внешности, и, встреться она ему на улице, наверняка не узнал бы. Да и так ли важно помнить о человеке такие мелочи, если срастаешься с ним душой?!
Он почувствовал, что в ее жизни тоже что-то произошло. Нечто важное и кардинальное. «Наверное, она осмелилась сделать то, на что я так и не решился. Что ж, она сильный человек. Но я так не могу».
Ни он, ни она не замечали ничего вокруг. Каждый был занят своими мыслями, танцую подсознательно, как будто это было частью их естества. За прошедшую неделю они так привыкли к ночному образу жизни, что это превратилось в их второе «я». Только один человек на свете знал об их тайне. Старый скрипач, никогда не уходивший из перехода раньше них, и сейчас играл, ставшую уже привычной мелодию. Он тоже был далек мыслями от этого места. Возможно, всему виной была музыка или странные танцы этих двоих, но ему вдруг впервые показалось, что жизнь была прожита не зря. «Я помог измениться и найти себя двум молодым людям. Может, я не такой уж никчемный старикашка».
На глазах скрипача проступили слезы. Да, он больше не был ничтожеством. Он был счастлив.
***
Он подошел к маленькой кроватке, в которой спокойно посапывала трехмесячная девочка. Его дочь. Каким же он был дураком, когда хотел ее бросить, уйти учиться… Зачем? Кому нужны его знания, если он будет одинок. Он взглянул на жену. Она стояла здесь, совсем рядом с ним: такая же красивая и уставшая, как и всегда. И все такая же нелюбимая. Но он останется с ней ради дочки. Ради этого стоит пожертвовать своими мечтами. Все будет хорошо. Только замолчал бы в голове этот противный и горький голосок: «Кого ты обманываешь? Оправдываешь свою слабость? Перед самим собой? Но тебе отлично известно, что ничто в этом мире не стоит того, чтобы человек ломал себе жизнь».
…Она только что сдала последнюю сессию. Конечно, жизнь в общежитии кардинально отличалась от жизни в ее шикарной трешке в центре: куча бытовых неудобств, перебои с питанием, шумные соседи… Но она была счастлива. И не жалела об оставленном ею прошлом. Она строила планы, копила деньги, мечтала… Она жила. Жила той кипучей, яркой жизнью, которая всегда бьет через край в этом возрасте.
Да и сама жизнь не стояла на месте. Все вокруг двигалось, строилось, дышало, куда-то торопилось и все время опаздывало.
И лишь одно оставалось неизменным. То, что продолжалось уже три месяца. То, о чем знали только трое во всем огромном мире. То, над чем не властно время. То, что будет длиться, пока они дышат.
Две странные и загадочные личности, каждый вечер в одно и то же время спускающиеся в подземный переход. Два ничего не знающих друг о друге человека. Он и она. Уже прошло три месяца с момента их первой встречи. Он до сих пор считает, что у нее черные волосы, а она так и не запомнила его лица. За все это время они не перемолвились ни словом. Они даже не знали имен друг друга. И все-таки каждый вечер приходили. Старый скрипач все так же играл одну и ту же мелодию – мелодию их странного танца, танца двух душ, таких разных и таких родных.
И чтобы не произошло, каждый из них верил – это будет продолжаться вечно. «Чтобы со мной не случилось, в какую бы жизненную передрягу я ни попала – я всегда буду его здесь ждать. Даже если однажды он не придет, я все равно буду стоять здесь и верить». «Даже если она перестанет ждать, я буду приходить сюда каждый вечер, смотреть на ее призрак и уходить с первыми лучами солнца».
«Даже смерть не заставит нас прервать этого танца. Странного танца», - думали они, сливаясь в едином ритме шагов, движений и мыслей…
Оксиненко Валерия, 15 лет, Алексин
Рейтинг: 13
Комментарии ВКонтакте
Комментарии
Добавить сообщение
Кн. Андрей.
Есть что-то от "Френни" Сэлинджера.
Есть что-то от "Френни" Сэлинджера.
Связаться с фондом
Вход
Помощь проекту
Сделать пожертвование через систeму элeктронных пeрeводов Яndex Деньги на кошeлёк: 41001771973652 |