Несколько виноградных косточек в глубокой белой тарелке. Косой винтажный луч света через окно на деревянный стол. Чашка допитого чая с голубой заваркой на дне. Отодвинутый стул с высокой спинкой. И утренняя тишина.
Просыпаюсь. Слышу много всего из реального мира, хотя еще лежу с закрытыми глазами. Картинка из моего сна еще стоит перед глазами, на моей коже лежит сонное солнце, которое падает на мой нос и щеку из приоткрытого окна, я ощущаю складки смятой белой простыни тыльной стороной откинутой левой руки. Слушаю, как загадочную мелодию, разные звуки: звон посуды, шум кипучей струи воды из-под крана, шлепанье босых ног по полу, шум транспорта за окном. Я наслаждаюсь покоем еще пару секунд, а потом открываю глаза. На меня опрокидывается белый потолок с синими балками из квартиры К., голые широкие подоконники, прямоугольники окон, выходящие на запруженную машинами улицу и кошка. Кошка тоже принадлежит К., конечно-же. Она молодая, но довольно упитанная британка с серой, лоснящейся от сытости шерстью. Кошка сидит на подушке К., прижимая передними лапами мои разметанные по подушке волосы, и смотрит прямо на меня.
- Эй, ты чего? – Сонно бормочу я Кошке и переворачиваюсь на другой бок. Она сидит на моих волосах, и я стараюсь вежливо вытащить их, но так, чтобы не обидеть ее и не пропали остатки сна, которые я хочу поймать. На другой стороне желтый прямоугольник окна налип на белые обои. Я закрываю глаза, но через минуту понимаю, что заснуть обратно не удастся. Полежав пять минут в кровати, я встаю из постели. Пол холодный и у меня быстро замерзают босые ноги. Кошка неуклюже прыгает на пол и сопровождает меня до кухни. Я застываю в дверном проеме, улыбаясь К. Он стоит ко мне спиной в луче мерцающего солнечного света и нарезает на разделочной доске зеленый лук мелкими кольцами для салата, чуть покачиваясь в такт неслышной для меня музыки. У него в ушах наушники, белый проводок теряется в кармане шорт. К. надел белую льняную рубашку и серые шорты. Рукава рубахи засучены до локтей. Он недавно вышел из душа, рубашка вымокла сзади и волосы мокрые. Теплая солнечная вода струится из окна и обливает его руки, разделочные ножи перед ним, кафель и зелень на доске, отражается в лезвии его ножа, сверкает в мокрых черных волосах. Мы с Кошкой тихо стоим на пороге, я чуть прислоняюсь к косяку, Кошка трется о мою левую ногу. Мы обе наблюдаем за К. и его приготовлениями завтрака. Отложив в сторону лук, он берет тягучее оливковое масло и щедро поливает им дно сковородки, потом зажигает газ, и синие язычки пламени начинают глодать камфорку. К. выбрасывает ножом лук с разделочной доски в сковородку. Разбивает туда же три яйца, методично ударяя кончиком ножа посередине скорлупы. Потом добавляет бекон и петрушку. Когда он тянется убрать скорлупки в мусорное ведро, оборачивается и наконец-то замечает нас с Кошкой. Его профиль залит солнечным светом, и челка с синей прядью падает на самый лоб. К. улыбается, его пальцы выпускают белые скорлупки в раковину. Он пересекает кухню одним шагом и обнимает меня. Я привстаю на цыпочки и обнимаю его за плечи. От его пальцев пахнет оливковым маслом, от волос мылом. Кошка трется о наши щиколотки, оставляя на нас свой запах.
Потом я иду в ванную и, вернувшись в прилипшем к мокрой спине платье и полотенце, намотанным на голову, сажусь за стол, а К. продолжает готовить. Кошка прыгает мне на колени, и я долго глажу ее. Пока яичница стоит в сковородке, он достает из холодильника молоко в запаянном тетрапаке и разрезает его ножницами. Часть молока он выливает в глиняную маленькую кружку, снятую с полки. Остатки К. отправляет в миску Кошки. Закипает прозрачный, заполненный клубами пара и влагой конденсации на стенках чайник, подсвечивая воду синими светодиодами. К. достает из шкафа заварку, а из другого шкафа – две небольшие чашки. Он насыпает заварку на дно и заливает кипятком. Потом подает одну из чашек мне. Вода медленно приобретает голубой цвет. На дне моей чашки плывет пластмассовая рыбка, застывшая в фарфоре. Я отставляю чашку подальше, я не люблю обжигающе горячий чай. К добавляет себе немного молока из глиняной кружки. В его чашке закипает бело-голубая смесь, напоминающая мне поверхность Юпитера. К. пьет горячий чай и обжигает себе губы. Яичница уже готова. Я вежливо глажу Кошку, она понимает, что от нее требуется. Она легко соскакивает с моих коленей и принимается поглощать молоко из своей миски. Я вытаскиваю тарелки из буфета и раскладываю по ним щедрые порции яичницы. За едой изучаю столешницу, затопленную бело-желтым яичным солнечным светом. Потом изучаю левую руку К., запоминаю расположение нескольких коричневых родинок. Одна чуть выше запястья, другие две на фаланге указательного пальца. Внезапно родинки на его пальцах кажутся мне похожими на какие-то созвездия. Кошка снова прыгает мне на колени. Она тяжелая и довольно настырная, но я ее не сгоняю. Я пью чай, фыркаю и обжигаю губы от неожиданности. Он все еще слишком горячий для меня.
После еды мы убираем тарелки и чашку К. в мойку. Свой чай я оставляю остывать, задвинув его подальше от края стола. Потом К. берет глиняную кружку с оставшимся молоком и вручает мне.
- Что? – спрашиваю я. К. кивает мне, вытягивает из кармана блокнотик и остро заточенный карандаш и, положив блокнот на стол, царапает там иероглифы. Потом отрывает и дает мне. Я беру листочек с оборванной бахромой сверху и изучаю иероглифы. Первый мне знаком - «напои», а вот второй… Душа, сердце. Вроде, так
- Напои душу?
Он мотает головой и рисует в блокнотике привидение, каким его видят дети.
- Привидения? Духов?
К. кивает. «Напои духов»
- О чем ты?
К. улыбается мне, трет брови и пишет мелкий убористый текст в блокнотике. Потом отрывает листочек и дает мне. Я читаю, что есть такое поверье – будто каждую семью охраняют свои маленькие домашние духи. И чтобы они не разгневались нужно каждое утро сходить в сад за домом и полить статую духа молоком.
- Какой сад? Какая статуя? Мы на пятом этаже многоэтажки!
К. вздыхает, берет меня за руку и ведет за собой из кухни. Кошка трется о ногу К. и следует за нами. К. выходит на балкон, мы с Кошкой следуем за ним. На балконе пусто. Несколько камешков и затейливых коряг, коллекция растений, засохших в глиняных горшках, какие-то корзины и большая потемневшая от времени картина в позолоченной раме. Картина изображает сад. Тяжелые узловатые ветви деревьев свешиваются на выложенную камешками тропу, уходящую к пруду. Вдалеке белеет крыша старой пагоды. Ее отражение застыло в темной неподвижной воде. К. пишет «сейчас вернусь» и оставляет нас с Кошкой наедине с картиной. Я смотрю на улицу, по-прежнему недоумевая, что он имел в виду. Приглядываюсь к камешкам и корягам. Ни одна из них не похожа на статую духа. Но, может быть, мне не хватает воображения. К. возвращается с моими туфлями и плащом. Он ставит туфли и накидывает плащ мне на плечи. Потом целует в шею. Я запускаю руку в его волосы и слушаю биение его сердца через рубашку. Пока я обуваюсь, он пишет что-то в блокноте. Отрывает листок и подает мне. «Кошка проводит тебя». Я, так и не понимая, чего он от меня хочет, смотрю на Кошку. Та подходит к картине и шагает внутрь. Прямо в картину. Мне кажется, она сейчас порвет холст, и я делаю движение ее остановить, а потом Кошка исчезает. Через секунду я вижу силуэт нашей британки, темнеющий на каменистой тропке, ведущей к озеру. К. жестом предлагает мне следовать за Кошкой. Я подхожу к картине. Все что происходит, совершенно не укладывается у меня в голове. Я зарываю глаза, вытягиваю руки и делаю шаг.
Я ожидала упереться руками в холст или в раму, но когда не встречаю ничего такого перед собой, чуть не падаю вперед. Открываю глаза и испуганно оглядываюсь по сторонам. Тропинка, выложенная круглыми камешками, убегает из-под тени раскидистых деревьев к прозрачно-темному озеру. Клочки неба у меня над головой серо-белые, как брюхо какой-нибудь донной рыбины. Кошка сидит на камнях шагах в десяти впереди меня. Она оборачивается ко мне и мяукает. Ошарашенная происходящим, я перехватываю чашку с молоком покрепче и иду за Кошкой. Тропа огибает даже не пруд, а небольшое озеро. К. правильно предложил мне туфли и плащ – по камням и обутой шагать неуютно, а сырой ветер продувает насквозь. Вокруг стоит ватная глухая тишина. Озеро отражает белое небо и темные деревья. Отражение размыто серебристыми полосками редкой ряби и слегка подрагивает. Местами дорожка подмокает от озерной воды, и мокрые камни так и норовят уйти в топкий ил, утягивая за собой ногу идущего. Кошка идет в трех шагах впереди от меня. Пагода кажется обветшалой. Белая краска местами облезла, скукоженные прошлогодние листья на обветренном каменном постаменте выглядят уныло и навевают грустные мысли. По четырем сторонам стоят каменные статуэтки, изображающие маленьких львов. Их каменные пасти разинуты в неслышимом рыке. Я поливаю молоком каждую статуэтку. Оно струится по каменной шерсти духов и утекает по маленьким желобкам к центральному изваянию. Это мордочка крысы с огромными каменными шарами слепых глаз. Я поливаю молоком и ее тоже. Все здесь настолько абсурдно, что просто кажется сном. Кошка ждет меня у ступенек пагоды. Когда я выхожу, она встает с места и пускается в обратный путь. Неслышный ветер гонит по озерцу рябь и оно неслышно дрожит. Как будто замерзло.
Снаружи балкон затапливает солнце. Улица, умытая утренним дождем, встречает прохожих подсыхающим асфальтом и гудками транспорта. На кухонном столе стоит белая чашка с виноградом. Рядом с ней, прижатая моим остывшим чаем, меня ждет записка от К. «Допивай чай. Я в супермаркет и скоро буду». Все еще сжимая в руке записку, я беру свою чашку. Голубой чай уже почти остыл. На дне между чаинок плещет хвостом маленькая красная рыбка.

Дина Бурсакова, 18 лет, Новосибисрк

Рейтинг: 0